Сейчас магазины уже закрыты, а значит, он опоздал и не сможет купить в Лейне браслет. Клио будет огорчена, когда утром не получит рождественского подарка, и от этого он чувствовал себя паршиво.
За окном мелькнула тень, и раздался стук, неожиданно его напугавший. Рой увидел мужчину в красивом пальто и узнал одного из родителей, которого видел в толпе гостей хосписа.
Грейс опустил окно.
— Господин старший суперинтендент, я только хотел поблагодарить вас от всех родителей за то, что вы сделали. Если я могу вам быть чем-то полезен, непременно дайте знать. От души желаю, чтобы все ваши мечты исполнились в это Рождество.
— Благодарю вас, — сказал Грейс и грустно усмехнулся. — Сейчас у меня лишь одно желание, но сомневаюсь, что вам удастся уговорить Стэнли Розена открыть свой магазин на пять минут, чтобы и у меня было счастливое Рождество.
Мужчина хитро улыбнулся:
— Думаю, это можно устроить.
— Правда? — с недоверием посмотрел на него Рой.
— Да. Стэнли Розен — это я.
Полтора часа спустя Рой Грейс выехал с подземной автостоянки, повернул налево к набережной и помчался к дому Клио. Было 8:30 вечера, и, кажется, в этом году у него тоже будет Рождество. Он позвонил жене и сообщил, что едет, а она сказала, что шампанское уже охлаждается.
На сиденье рядом лежал синий бархатный футляр с монограммой золотом Стэнли Розена на крышке. Рой не верил своей удаче! У них будет настоящее Рождество!
Их первое Рождество вместе с Клио и первое в жизни Ноя. Душу его переполняло счастье.
И в этот момент зазвонил телефон.
Неполадки в соединении
В пять часов Генри Генри оторвался от печатной машинки, встал и подошел к окну. Никто бы не заметил и не услышал, если бы он прямо сейчас спрыгнул вниз, но это было бы нарушением режима, которого он придерживался ежедневно. Его день был отмечен правилами, как предложения на отпечатанной странице знаками препинания.
Он нервным взглядом пробежался по ряду домов на противоположной стороне улицы. По их облику невозможно было определить, что за люди их населяют. Некоторые квартиры в них были большие и красивые, другие крохотные студии, как и его собственная.
Нужное ему окно он нашел сразу, по привычке. Черт. Ее там нет. Он недовольно поморщился, словно его лишили чего-то, по праву ему принадлежащего. Затем мелькнула фигура — или ему показалось? Потом он увидел ее, с бокалом в одной руке и книгой в мягкой обложке в другой. Она была совсем без одежды, впрочем, как обычно; но сейчас было лето, поэтому тело ее стало золотисто-коричневым с белыми пятнами груди и ягодиц. Она скинула открытые туфли на высоких каблуках, опустилась в розовое кресло, скрывая от его взора белые ягодицы, вытянулась, демонстрируя длинные ноги. Сделав глоток, она отставила бокал и уткнулась в книгу.
«Интересно, что она пьет?» — подумал он. И что за книга? Зачем она надевает на пляже бикини, когда так очевидно, что любит быть голой? Как много вопросов… Ему хотелось знать о ней больше. Всю прошлую осень он наблюдал, как загар ее светлеет, и вот теперь опять появились белые полосы, и контраст с остальным телом был все очевиднее с каждой неделей. Он мог бы открыть ей много нового, может, и ей было бы приятно это узнать? Нет, не о том, что он каждый вечер наблюдает за ней, нет. Но ей могло бы понравиться, что он сделал ее героиней своей книги, которую сейчас писал. Интересны ли ей такие произведения — любовные романы? Он с грустью подумал, что, скорее всего, нет.
Он все больше верил в то, что люди, которым интересны его романы, постепенно вымирают. Таких называют безнадежно устаревшими. Устаревшими — ему ведь только тридцать два!
Волна паники сжала сердце. Он что-то упустил? Нечто важное? Черт. Он с тоской смотрел на длинные загорелые ноги. Что-то вспомнил и резко отвел взгляд, будто сорвал пластырь с заживающей раны. Найдя телефонный номер, стал набирать его, отрывисто, указательным пальцем, словно проверял, не остыл ли еще суп.
Он был удивлен, услышав вместо гудков какие-то крики, затем женский голос, сменившийся треском, а следом и чередой щелчков.
— Алло, — робко произнес он.
— Слушаю, — раздалось в ответ.
Потом стало тихо.
— Похоже, неполадки в соединении, — сказал он.
— Да, — ответила женщина. — Похоже на то.
Он перевел взгляд на дом через дорогу. Она тоже держала в руках телефонную трубку!
— Я набирала номер, — с усмешкой сказала девушка. У нее был приятный голос человека, научившегося справляться с жизненными неурядицами, но все еще достаточно молодого, чтобы не растерять надежды. Женщина через дорогу молчала и слушала. Генри был озадачен. Возможно ли, чтобы он говорил сейчас с ней?
— Кажется, я был первым, — произнес он и поморщился. Вот опять. Жена часто говорила ему, что он не умеет спорить не нападая; теперь он без причины нападает на женщину с таким приятным голосом.
— Хорошо, — послышалось в трубке. Губы девушки через дорогу шевелились. — Я отсоединяюсь.
Та, через дорогу, тоже говорила.
— Нет-нет, не стоит. Я сейчас повешу трубку. Этот звонок совсем не важный. Я просто хотел узнать прогноз погоды.
Губы опять зашевелились.
— Должно быть, вы оптимист, раз тратите деньги на такое.
Теперь девушка молчала.
Ему казалось, что совпадений слишком уже много. Это точно она! Солнце скрылось за облаком. «Я оптимист?» — подумал он. Нет. Она ведь совсем его не знает. Оптимизм был для него бабочкой, умудрявшейся каждый раз упорхнуть от него в летнем поле.
Еще секунда, и она опять улетит. Неужели он не решится сейчас, когда цель так близка?
— Давайте встретимся, — выпалил он. — Приглашаю вас выпить. Например, кофе. Или на ланч. — Он бросил взгляд на девушку за оконным стеклом в доме через дорогу. Она улыбалась. Точно, ее глаза светились! — В какой день вы свободны?
Теперь она что-то листала. Ежедневник? И откуда у него столько смелости? Она перелистывала страницы пальцами обнаженной руки.
Скажи «да», пожалуйста, скажи «да».
— Четверг подходит?
Он жадно проглатывал каждое ее слово, так изголодавшийся человек ест рагу.
— Да, четверг подходит. Это единственный день на неделе, когда я свободен, — солгал он и сразу устыдился.
Он знал, что правда ей не понравится, поскольку он был свободен каждый день и занимал себя тем, что доставал из пачки один за другим листы формата А4, чтобы заполнить их словами о любви и отваге, героизме и страсти и в конце создать счастливый финал.
— Вы живете в Лондоне?
— Да, — ответил он, поражаясь тому, что с ним происходит. Горло превратилось в медный рожок, он давит на резиновую грушу, видимо не слишком сильно.
— А где вы работаете? — спросил он. — Я имею в виду, в каком районе Лондона? Не хочу показаться неделикатным, но так будет проще найти… э-э-э… удобное место для встречи.
Он почувствовал, что она улыбается.
— Я совсем не против приехать в любое место недалеко от вашей работы.
— Нет, — возразил он, поймав себя на мысли, что почти кричит.
— Я не хочу причинять вам неудобства. Что ж, я работаю в районе Оксфордской площади.
— Отлично. У меня как раз утром встреча на Бонд-стрит. — Он выбрал Бонд-стрит, потому что название казалось солидным. Теперь его ум пытливо искал решение. Бонд-стрит. Что ей предложить? Отель «Кларидж»? Вполне достойно, но он никогда не был внутри; будет ясно, что он понятия не имеет, где там находится бар, а где ресторан. Впрочем, он может съездить и осмотреться, сегодня только понедельник. И все же нет. «Кларидж» — слишком официально. Подойдет что-то более романтичное — итальянское, например. Да, его герои в романе «Безмятежность», над которым он сейчас работал, влюбились друг в друга именно в итальянском ресторане, под звуки серенады, исполненной на мандолине.
— Вы любите итальянскую кухню? — осторожно поинтересовался он, повторно удивляясь, что происходит с его голосом.
— О да, обожаю, — был ответ.
— И я. У вас есть любимый ресторан? Предоставляю выбор места вам. — Внезапно стало неловко. — Я… — пробормотал он. — Я… — Он подбирал слова, путано перебирая их, как ключи на связке. — Понимаете, я давно не был в том районе.
— Как вам «Пятьдесят пять»?
— Пятьдесят пять? — Он задумался. — А на какой улице этот дом? — спросил он, ощущая себя невероятно глупо.
Девушка рассмеялась:
— Так называется ресторан — «Пятьдесят пять». На углу Бонд-стрит и Мэддокс.
Он рассмеялся, неожиданно легко. И сам себе удивился.
— О, я понял. Отлично. Я забронирую столик на… на какое время?
— Ваша встреча закончится к часу дня?
Он помедлил с ответом, решив, что это будет воспринято как размышление над повесткой дня.
— Да, — наконец произнес он. — Полагаю, да. А если нет, — продолжал он хвастливо, — им придется продолжать без меня.
— Хорошо. Тогда встретимся там в час. Как мы узнаем друг друга?
«А она очень практичная особа», — подумал Генри.
— Скажите, чтобы вас проводили за мой столик. — Он замер, как разогревшийся под солнцем человек на краю бассейна.
— Но я ведь не знаю вашего имени.
— Генри.
— Генри и?..
Он поболтал большим пальцем ноги в воде и посмотрел на расходящиеся круги.
— Генри Генри — это имя и фамилия. — «Умоляю, не смейся», — твердил он про себя. Он на всю жизнь запомнил, как хохотала его жена, когда они познакомились. Его имя раздражало ее и нервировало все восемь лет брака.
Она не смеялась.
— Тогда увидимся в час в четверг. — Она сделала едва уловимую паузу. — Генри.
— А вас, вас как зовут?
— Поппи, — ответила девушка и замолчала, решив не сообщать фамилию.
Сердце кольнуло, едва ощутимо, от легкого недоверия.
Повесив трубку, он посмотрел на девушку через дорогу. Она тоже отложила телефон и теперь улыбалась. Улыбалась!
— Поппи, — задумчиво произнес он. Имя нравилось ему все больше.
Через секунду он поймал себя на том, что напевает «Вальсируя с Матильдой»; это случалось в те редкие моменты, когда он был счастлив.