рвенции в Китай следовали одна за другой. «Несите бремя белых!» – призывал прекрасный поэт Р. Киплинг.
Еще Фридрих Лист [29] в середине XIX века убедительно опровергал утверждение либеральных экономистов, что протекционизм ведет к снижению общей эффективности мировой экономики, что либерализация как во внутренних, так и во внешнеэкономических отношениях – необходимое условие экономического и технического прогресса. Он противопоставил сиюминутной выгоде увеличения материального имущества задачу «промышленного воспитания нации». Ф. Лист приводит четкую формулировку Луи Сея (брата Жана-Батиста Сея, не согласного с его либеральной теорией): «Богатство нации – не материальное имущество, а способность постоянно воспроизводить это имущество».
Внедрение в систему международных отношений требования максимальной внешнеэкономической открытости диктовалось непосредственными экономическими интересами сообщества развитых стран. Это требование как основа всеобщего экономического процветания было возведено в статус «научной истины» постепенно, по мере того как развитые страны обеспечили себе надежное превосходство в эффективности производства. Фр. Лист показывает, что англичане стали осуждать протекционизм и прославлять теорию свободной торговли А. Смита только тогда, когда Англия восстановила свое доминирующее положение во внешней торговле. Англия достигла процветания с помощью последовательной государственной политики всесторонней поддержки развития национальной промышленности и доминирования во внешней торговле. А «космополитическая теория А. Смита» помогала «замаскировать эти принципы ее политики, чтобы ей не могли подражать другие», чтобы «оттолкнуть лестницу, по которой долез до величия». Как говорится, умри, лучше не скажешь.
Фр. Лист подробно описал те принципы экономической политики, которые позволили Англии в XVII – начале XIX века выйти в лидеры промышленного развития:
– «ввозить только сырье и земледельческие продукты и вывозить только изделия фабрично-заводской промышленности;
– оставить исключительно за метрополией право снабжения колоний и подчиненных территорий изделиями фабрично-заводской промышленности и взамен того получать от них предпочтительно их сырье и колониальные продукты;
– сохранять за собой каботаж и морское сообщение между метрополией и колониями;
– не делать независимым нациям никаких уступок, не касающихся ввоза в Англию земледельческих продуктов, и то с непременным условием открыть сбыт в эти страны английских мануфактурных изделий;
– предпринимать войны и заключать союзы исключительно в интересах развития фабрично-заводской промышленности и торговли, извлекать выгоды как из врагов, так и из друзей; из первых, расстраивая их морскую торговлю, во-вторых, разоряя их фабрично-заводскую промышленность субсидиями, платимыми в форме мануфактурных изделий.
Некогда все эти правила были открыто провозглашены всеми министрами и членами парламента… Со времени Адама Смита к вышеперечисленным правилам было прибавлено еще одно: уметь с помощью космополитических образов выражения и аргументов, измышленных Адамом Смитом, так замаскировать настоящую политику Англии, чтобы иностранные державы не могли ей подражать» [29].
Стратегия догоняющего развития для бедных стран фактически может быть реализована только за счет реального участия государства в экономике как самостоятельного игрока, монопольно контролирующего ключевые экономические процессы. Об этом убедительно свидетельствуют исследования проблем экономики периферийных стран.
Идеология агрессивного неолиберализма была принята клубом развитых капиталистических стран в конце 70-х годов, когда было достигнуто их экономическое превосходство и выявилась неспособность СССР и социалистического лагеря в обозримые сроки модернизировать свою социально-экономическую систему и поддерживать высокие темпы роста в условиях гонки вооружений. Тогда США, ЕС, Япония и контролируемые ими международные институты (МВФ, ГАТТ-ВТО, Всемирный Банк) стали проводить активную политику устранения государства из экономики периферийных стран, добиваться ликвидации защитных барьеров для свободного перетока ресурсов и капиталов. Соответствующая теория стала важным идеологическим оружием и основой политики обеспечения экономической зависимости периферийных стран от центров.
В наиболее явном виде требования устранения государства из экономики формулируются в базовых и дополнительных документах ВТО. Эти документы предписывают: отменить все меры нетарифного регулирования импорта, снизить импортные тарифы, предоставить всем нерезидентам тот же налоговый режим, что и отечественным участникам рынка (статья III Генерального соглашения по тарифам и торговле 1994 г. – ГАТТ-94), отменить госзаказы и закупки для государственных нужд (Соглашение о правительственных закупках – СПЗ), субсидии и иные меры государственной поддержки (Соглашение по субсидиям и компенсационным мерам – ССКМ), отказаться от ограничений на иностранные инвестиции в отдельные отрасли, от контроля за внутренними ценами (в частности, от России требуют отменить практику «двойного ценообразования» в смысле различия внутренних и мировых цен на энергоносители и перевозки). Партнеры по переговорам о вступлении России в ВТО настаивали на сокращении всех экспортных пошлин до 5 %, а также на ее присоединении к Соглашению по торговле гражданской авиационной техникой (СТГА).
В целом правила ВТО выгодны прежде всего лидирующим странам, а от развивающейся страны требуют отказаться от защиты и поддержки отечественных производителей со стороны государства. Как не вспомнить выражение Фр. Листа о «банальном правиле благоразумия: запретить использовать лестницу, по которой долез до вершины».
Формируется новая идеология и тактика установления новых отношений зависимости периферийных стран от Центра, но осуществляемых с помощью преимущественно информационных и финансовых механизмов. В области идеологии концепция государства благосостояния (welfare state) сменилась агрессивным неолиберально-монетаристским подходом. Постепенно был отработан алгоритм установления финансово-информационного контроля над той или иной страной, точнее включения страны в единообразную систему ресурсно-финансовых отношений. Превосходство уровня жизни и социально-экономические достижения развитых стран позволяют путем информационного воздействия (в первую очередь демонстрационного эффекта) и использования личных корыстных интересов «перевербовать» определенную часть властной и культурной элиты, которой затем различными способами помогают придти к власти (или, по крайней мере, получить возможность влиять на экономическую политику). С ее помощью утверждается на государственном уровне идеология необходимости экономической и политической либерализации и привлечения зарубежных инвестиций, а также принимаются решения о программах структурной адаптации (structural adjustment programmes) с получением займов «помощи» от МВФ и Мирового банка. Хорошее описание механизмов установления долговой зависимости периферийных стран, роли международных финансовых организаций и анализ результатов их политики содержится, например, в работе [30].
В период до 1992 г. эти новые процессы можно рассматривать как действия в рамках холодной войны. После крушения социалистической системы их, видимо, надо интерпретировать как процессы формирования однополярного мира и идеологии глобализма.
Выгодные чисто финансовые условия этих кредитов сопровождаются стандартным набором требований относительно экономической политики, практически одинаковым для всех «принимающих» стран, будь то Бразилия, Гана, Филиппины и т. д. Тот же набор условий предъявляется и России и другим постсоциалистическим странам как программа рыночных реформ. Этот набор включает естественно, прежде всего, требование свободной конвертации национальной валюты и либерализации экспорта и импорта. Кроме того, требуется либерализовать внутренние цены и приватизировать государственную собственность. Иными словами, требуется сократить участие государства в экономике (что естественно ведет к его общему ослаблению).
Дж. Стиглиц, который был главным экономистом Всемирного банка в 1997–1998 гг., т. е. в период финансового кризиса, свидетельствовал [35]: либерализация финансовых рынков в этих странах в начале 90-х годов, инициировавшая процессы, приведшие впоследствии к кризисам 1997 г., была осуществлена не в силу того, что эти страны нуждались в иностранных инвестициях (доля накоплений в ВВП составляла там 30 % и более), а в результате международного давления (в том числе со стороны Казначейства США).
Анализ результатов этой политики международных финансовых организаций за 15 лет с 1980 по 1995 г. показывает, что страны, активно использовавшие их кредиты ради обеспечения экономического роста, не имели преимуществ перед теми, которые полагались в основном на внутренние ресурсы (например, Китай). Даже в тех случаях, когда зарубежные займы поначалу стимулировали некоторые положительные сдвиги в экономике, затем увеличение бремени обслуживания долга приводило к существенному уменьшению инвестиций и текущего потребления, к замедлению развития и консервации бедности и нищеты в странах-должниках. Задолженность не сокращалась, а увеличивалась. Она превратилась в новую форму зависимости Периферии от Центра. Отношение внешнего долга к ВВП практически всюду повысилось.
По опыту России мы знаем, что либерализация внутренней и внешнеэкономической деятельности, ослабление государственного контроля приводят к увеличению утечки капиталов из страны, которая перекрывает приток кредитов и иностранных капиталов. Такая ситуация характерна и для других стран-должников. В качестве примера приведем данные по Латинской Америке за 80-е годы. Согласно оценкам, приведенным в [32, с. 12], в период 1981–1990 гг. суммарный внешний долг стран Латинской Америки вырос с 242,5 млрд. долл. в 1980 г. до 426,6 млрд. долл. в 1990 г., т. е. на 76 %. За этот период было выплачено 320, 8 млрд. долл. в качестве обслуживания долга. Сверх этого происходила утечка капитала (большей частью незаконная через контрабандный вывоз денег, переводы их в швейцарские банки и т. п.), которая составила в сумме 157,6 млрд. долл. Итого, из региона ушло 478,4 млрд. долл., или 11,6 % от суммарного ВВП по региону за этот период. Важно заметить, что при этом реальная заработная плата и объем инвестиций за десятилетие снизились