И лишь строптивец Мунаг проявил недовольство.
– У нас два оройхона здесь, – сказал он, – и там тоже будет два. Но сейчас мы живём спокойно, а там должны будем держать границу, сидя возле мёртвой земли…
– Ты трус! – рявкнул Хооргон. – Я не собираюсь бежать на угловые оройхоны. Я буду нападать! Люди устали от несправедливости, армия перейдёт на сторону законного владыки!
– Я не трус, – возразил Мунаг, – это все знают. Но я не вижу смысла в вашей затее.
– Достойный Мунаг не высовывал носа дальше сухой полосы, которую охраняет его дюжина, – вступил в спор Тройгал, – а я бывал и у восточной границы, и на царском оройхоне и потому знаю, что говорю. Повелитель прав – армия узурпатора велика, но сражаться не станет. Ван лопнет, словно распоротый ножом авхай.
– Почему же тогда… – начал Мунаг, но махнул рукой и умолк.
Было решено против вана пока не выступать, а выделив отряд для защиты обжитых оройхонов, остальных цэрэгов послать на запад, наводить порядок, пока изгои и жители Свободного оройхона не организовались и не могут дать отпора.
– …а затем, – заключил Тройгал, незаметно взявший в руки ход совещания, – нам предстоит большой поход к царскому тэсэгу за короной ванов, которую наконец получит подлинный владелец!
И нет ничего удивительного, что командовать тремя дюжинами, составившими заградительный отряд, пришлось Мунагу, а остальных повёл к новым землям Тройгал.
Первые двое суток Мунаг прожил спокойно. Он понимал, что с тремя дюжинами цэрэгов не сможет блокировать оройхоны, и потому лишь следил, чтобы противник не подошёл незамеченным. У вана были свои соглядатаи на каждом оройхоне, но те из шпионов, кто жил среди бедноты, не слишком понимали, что вокруг происходит, а достойный Тройгал не торопился оповестить вана, что сменил хозяина. Поэтому в ставке забеспокоились не сразу, и лишь на третий день на дороге показался паланкин благородного Ууртака, прибывшего узнать, что творится в соседних землях. Мунаг не стал вступать в бой с телохранителями. Он лишь вышел на поребрик, требовательно поднял руку, а когда носилки остановились и в окошечке показалось морщинистое лицо наместника, сказал:
– Доблестный одонт, поспешите домой. Сегодня вам здесь не пройти.
Изготовленный к стрельбе татац за спиной дюженника подтверждал его слова, так что Ууртаку оставалось лишь благосклонно кивнуть и приказать носильщикам поворачивать вспять.
Мунаг блефовал. Грозный татац не был заряжен, и вообще харваха, захваченного в караване Пуиртала, могло хватить от силы на дюжину выстрелов. А тот харвах, что готовили пойманные сушильщики, Хооргон оставлял себе. Сушильщики, получив женщин и сладкую пищу, работали исправно, но харваха всё равно было мало, ведь впереди маячила война.
И она пришла.
Ван послал против мятежных оройхонов немалое войско – шесть отрядов, в каждом из которых была двойная дюжина солдат. Пугать такую силу не имело смысла, и Мунаг встретил наступающих пальбой из татацев. Он правильно рассчитал: основная масса карателей двигалась вдоль мокрого оройхона, словно во время операции против изгоев. Там Мунаг поставил два из трёх своих татацев. Первая пушечка неожиданно бабахнула, и хотя каменный рой побил немногих, противник пришёл в замешательство. Привыкнув к походам против небольших и плохо вооружённых банд, цэрэги не знали, что предпринять. Однако и у них нашёлся командир, сообразивший, что татац перезаряжать долго и, значит, второго выстрела не будет. Ободрённые цэрэги с гиканьем ринулись на штурм. И тут выпалил второй татац.
Войско остановилось, не зная, чего ожидать впереди. Спустя несколько часов цэрэги приволокли установленный на полозьях толстобокий ухэр и открыли стрельбу. Ухэр громыхал, сжигая на каждый выстрел треть ямха лучшего харваха, но не принося никакого вреда. Предусмотрительный Мунаг успел отвести своих солдат и оттащить татацы. Теперь, слушая раскаты пальбы, он лишь злорадно и вместе с тем досадливо морщился. Имей он хотя бы вдвое больше воинов, можно было бы сделать вылазку и отнять орудие, а главное – запас харваха.
Вторую атаку Мунаг отбил прежним способом, не потеряв ни одного человека. Тогда войско разделилось и двинулось небольшими группами через поля и приграничную полосу. Часть цэрэгов пошла в обход по мокрому оройхону. Три дюжины защитников не могли держать такой фронт, Мунаг начал отступление. Двое суток он маневрировал, перебрасывая три своих орудия с приграничной полосы на мокрое. Последний выстрел был сделан с верхушки суурь-тэсэга по движущемуся через поле отряду. Двое суток прошли в непрерывных стычках и рукопашных схватках. Всё это время воины Тройгала занимались самым мирным делом: вывозили из бывшей резиденции одонта сокровища, припасы, всевозможный скарб.
На новые оройхоны были уведены мастера и самые опытные земледельцы. Унесли даже резную дверь алдан-шавара, хотя доставить её на место не сумели – вынырнувший из пучины чёрный уулгуй схватил двух носильщиков, а стараясь достать остальных, уцепился за дверь и скинул её в далайн. Зато дверь смертников, закрывавшая вход в шавар, где казнили преступников, прибыла на место благополучно. С оставленных оройхонов было унесено всё, независимо от того, принадлежало это вану, одонту или ограбленным и кинутым жителям.
Два ухэра и несколько татацев, переправленных через мёртвую полосу, Тройгал установил возле перешейка, превратив свои оройхоны в неприступную крепость. В далайне возникло ещё одно крошечное государство.
Последним с земли ванов пришёл Мунаг с полудюжиной уцелевших цэрэгов. Остальные погибли или, вовремя поняв, что их послали на верную смерть, бежали через мокрые земли искать счастья в восточных провинциях в надежде, что там не будут слишком тщательно выяснять, откуда они явились.
Хооргон, выслушав доклад дюженника, некоторое время сидел молча, потом начал говорить, тихо и медленно, но под конец всё более распаляясь и переходя на крик:
– Значит, ты считаешь, что провёл удачную кампанию… В то время как я добывал для страны новые области, ты, погубив четверть войска, растранжирив харвах и потеряв татацы, не сумел сберечь доверенные тебе оройхоны. Ты понимаешь, что теперь мне придётся штурмовать самозванца через мёртвые земли, а у меня нет для этого людей?.. И ты ждёшь похвал?! Ты не герой, ты трус и предатель!
– Вы отлично знаете, что удержать те земли нашими силами невозможно, – сказал Мунаг. – Иначе бы вы не вывозили сюда всё подряд ещё прежде, чем ван узнал о восстании. Я считал, что моя задача продержаться как можно дольше, чтобы дать Тройгалу возможность закрепиться здесь и наладить оборону. А те земли всё равно были потеряны для нас.
– Он считал!.. – задохнулся Хооргон. – Если это так, то почему ты не перебил оставшееся мужичьё, почему не поджёг поля?
– Всходам нет и недели, – возразил Мунаг, – они не горят. А со старухами я не воюю – я солдат, а не палач.
– Ты трус и предатель! – заорал Хооргон.
– Ложь! – багровея, взревел Мунаг. – Вы, ради своих удобств, послали меня на смерть, и теперь вам досадно, что я сумел выжить!
Мунаг шагнул вперёд, хватаясь за кинжал, но четверо охранников повисли на нём и бросили на колени, заломив руки.
– Говоришь, ты не палач? – звенящим от бешенства голосом спросил Хооргон. – Это верно. Но ты сейчас познакомишься с нашим новым палачом. Предателям место в шаваре, а ты давно у меня на примете. Думаешь, я забыл, как ты лгал моему отцу, подсовывая травяной ножик? Тебе не удалось убить меня тогда, не выйдет и сейчас. Ну что, вспомнил, пособник бандитов?
Мунаг поднял голову, безуспешно попытался встать, потом в его лице что-то изменилось, и Мунаг сказал тихо:
– Вспомнил. Наверное, это был единственный правильный поступок в моей жизни.
– В шавар! – распорядился Хооргон.
Мунага приволокли на мокрый оройхон, к подножию суурь-тэсэга. Дверь, недавно закрывшаяся за благородным Пуирталом, а потом с великими трудами перетащенная сюда, уже висела на месте. Кажется, это было первое, что обустроил Хооргон в своей стране. Палач распахнул тяжёлые створки.
– Великий государь добр, – возгласил он, – и даёт тебе возможность спастись и очиститься в его глазах. Если ты действительно так храбр, как говоришь, то пройди через шавар, и, если останешься жив, государь простит тебе всё.
Мунаг взглянул на палача и узнал его. Перед ним лыбился щербатым ртом громила Боройгал, лизоблюд и осведомитель, заправлявший делами на Свободном оройхоне и наконец получивший тёплое местечко на сухом. Боройгал сорвал с Мунага порубленный панцирь и боевые башмаки, приготовился втолкнуть бывшего дюженника в темнеющий проём, но Мунаг вырвал руку из пальцев палача, презрительно плюнул и ушёл в шавар сам.
Наместник Моэртал пристально рассматривал стоящего перед ним молодого охотника. Слишком уж он молод, полутора дюжин лет, которые он назвал, ему явно не исполнилось. Но, с другой стороны, это и хорошо, значит, парень ещё не служит двум господам, и можно не опасаться, что он станет наушничать в пользу вана или кого-нибудь из соседей. А воины после возмущения западной провинции нужны. Особенно здесь, на северной оконечности страны, где непрерывно приходится усмирять шайки изгоев, основавшихся на раскиданных безумным илбэчем оройхонах.
– Как, говоришь, тебя зовут? – переспросил Моэртал.
– Шооран, – ответил охотник.
– Где живут твои родственники?
Шооран повёл рукой в сторону далайна и ответил:
– Их нет.
– Ты из западных земель, – не спросил, а лишь констатировал одонт, – наверняка сын цэрэга, это видно, ты слишком хорошо одет. Отец твой погиб, иначе ты сбежал бы вместе с ним. Как видишь, я знаю о тебе всё, ещё прежде, чем ты начал рассказывать. Но мне непонятно, почему цэрэги не позаботились о своих семьях в первую очередь?
– Они так и сделали, – сказал Шооран. – Но я не сын цэрэга, мой отец был охотником со Свободного оройхона. Хооргон прошёл через наши земли, многих убил, многих угнал с собой. А прежде мы жили богато.