Но каких-то вещей я не понимаю. Например, категорически не могу уяснить, почему всем миром надо бороться против насилия в семье. (Если, разумеется, речь идет не о детях, которые, как известно, родителей не выбирают.) Ты замуж выходила по доброй воле? По доброй. Муж оказался драчливым гадом? Бывает. Но кто виноват? Почему государство и всякие общественные организации должны исправлять твою личную ошибку? Если муж бьет – вызови полицию-милицию, но делать лозунг «Против насилия в семье» – лозунгом движения? Не понимаю…
Вывод какой из всего вышесказанного следует? В целом, конечно, надо признать: права женщин в течение веков зажимали, относились к ним не как к Божьим Творениям, а вот именно – как к резьбе по кости.
Но… Если говорить совсем уж попросту: чем у женщин больше гражданских прав, тем слабее институт семьи.
Неприятный вывод. Но напрашивающийся, увы.
Феминистское движение, конечно, не убило семью, но, скажем так, сильно ее ранило. Так вышло. Ученые ломают голову: мол, естественный это процесс или противоестественный? Не важно. Процесс пошел. Тут некоторые говорят, что в будущем семьи вообще не будет, отжила она себя, бедная, как факт.
Может, оно и так. А может, и не так. Можно по этому поводу много умничать, но ответ один, банальный, и именно поэтому абсолютно верный: время покажет.
Во всяком случае, мы, в смысле Россия, пока держимся. Нашу российскую семью так просто, что называется, – голыми руками – не возьмешь.
Кстати говоря, может, это от того происходит, что феминистское движение у нас в стране какое-то недоразвитое. Во всяком случае, широкой народной поддержкой оно явно не пользуется.
К тому же, семьи наши уж больно серьезную закалку прошли. Приведу только одну цифру. В советские времена работнику платили в виде зарплаты 10–20 % от действительно заработанного. Представляете, какая бедность?! И это все – в эпоху дефицита, когда не было буквально ничего. Семью, которая прошла испытание праздниками, когда в магазинах нет ничего, а на столе есть все, – победить очень затруднительно.
Нам вообще много не надо. Скромные мы. Результат общероссийского мониторинга показал: 46 % опрошенных хотят жить не хуже, чем большинство семей в их городе. То есть главный критерий российской семьи – не некий неясный мировой уровень, а очень ясный, понятный, конкретный уровень соседа. Только 3 % россиян желают жить лучше, чем средняя семья в Западной Европе и США.
В замечательной книге «Социология семьи» я нашел статистические данные, которые меня как сторонника традиционной семьи порадовали и даже успокоили. На вопрос: «Кто должен заниматься домашним хозяйством?» и мужчины, и женщины были единодушны: мужикам этим заниматься не надо. Почти 32 % женщин считают, что главой семьи должен быть мужчина, большинство же милых женщин затруднились ответить, значит, они по этому поводу размышляют, что уже неплохо.
Но самое приятное, что, расставляя жизненные приоритеты, практически половина женщин – 49,3 % на первое место поставили семью. Значит, будут стараться, чтобы она сохранилась.
Любые книги по семейным проблемам прочитай – поймешь, что будущее семьи не вызывает особого оптимизма. Это правда. Однако правда и то, что, как только случается какой-нибудь кризис – например, всемирный экономический – количество разводов резко уменьшается, люди возвращаются в семью, как боевой корабль на базу. База – это все-таки семья.
Во всяком случае, пока по улицам в обнимку ходят люди и в метро на эскалаторе целуются пары – мне кажется, все не так трагично, как представляется социологам. По данным ВЦИОМ, за последнее время количество гражданских браков увеличилось с 3 до 7 %, значит, выросло количество людей, которые хотят жить вместе, просто не желая ставить об этом в известность государство.
Как-то вот совсем не хочется верить в то, что мы придем туда, откуда пришли, – к первобытному разврату. Не совсем же все-таки мы – человечество – идиоты, а?
Отлично же сказал американский психолог Карл Витакер: «Состоять в браке поистине ужасно. Ужаснее этого может быть только одно – в браке не состоять».
Думаю, не надо проводить никаких социологических исследований, чтобы понять: излюбленное семейное занятие – это просмотр телевидения.
А телевидение – тут как тут. Так и просит, чтобы о нем поговорили.
Отлично! Разве можно хоть в чем-нибудь отказать телевидению!
Т
Телевидение
Телерадиовещательной компании BBS доверяют 49 % британцев, Англиканской церкви – 35 %, правительству – 10 %.
У внимательного читателя наверняка вопрос возник: почему это про телевидение – отдельная глава, когда есть уже глава про журналистику? Разве телевидение – не есть жанр журналистики?
Есть! Жанр! Да еще какой! Однако нынче телевидение перестало быть просто средством массовой информации (или дезинформации) населения. Телевидение превратилось в самостоятельный мир, который весьма сильно на нас влияет. Как говорилось в советские времена, два мира – две судьбы: один реальный, другой виртуальный. И кто нынче с уверенностью скажет, какой из них реальней?
По опросу ВЦИОМ, лишь у 9 % россиян телевизор работает меньше часа в день. В выходной день 35 % россиян смотрят телек от трех до четырех часов. Но есть и те, кто глядит по пять-шесть, а то и по восемь часов!
Впрочем, нужна ли статистика, чтобы убедить нас в очевидном: телевидение – практически наше всё? Когда в 1957 году телетрансляции впервые включили в план подготовки и проведения Всемирного фестиваля молодежи и студентов – это воспринималось как сенсация.
Прошло полвека с небольшим, и теперь, если событие не показали на голубом экране, можно считать, что оно не произошло. Нам всерьез кажется: если человека или события нет в виртуале, значит, его и в реале не существует. Такой вот парадокс, к которому мы, впрочем, вполне привыкли.
Регулярное телевещание началось в СССР 10 марта 1939 года. Как вы думаете, с чего? Моих ровесников и людей старших поколений мой ответ не удивит: с документального фильма об открытии XVIII съезда ВКП(б). К счастью, все больше и больше людей не помнят, как расшифровываются эти четыре волшебные буквы, для них напомню: ВКП (б) – Всероссийская коммунистическая партия (большевиков). После рассказа про большевистский съезд вещание велось довольно робко: четыре раза в неделю по два часа. Да и самих телевизоров было немного: чуть более ста на всю Москву.
Заметим, что телевидение вообще рождалось долго. Нам приятно считать изобретателем телевидения Владимира Козьмича Зворыкина, который хоть и работал в Америке, но все-таки был человек русский: родился он в исконно русском городе Муроме в семье людей с исконно русской профессией – купцы. Он действительно много чего наизобретал: и передающую трубку (иконоскоп), и принимающую трубку (кинескоп), и даже суперкинескоп. И именно Владимир Козьмич заложил основы цветного телевидения.
Однако справедливости ради надо сообщить: «беспроволочная передача движущихся визуальных изображений» (вот на самом деле, что такое телевидение, кто не в курсе) впервые была продемонстрирована не в Америке, а в английском городе Лондоне простым шотландским инженером по имени Джон Лоджи Бэрд. Он же придумал само слово «телевидение», объединив греческое «τήλε», что значит «далеко», и латинское «video» – «вижу». Телевидение – это значит «вижу далеко».
С тех пор телевидение жило, развивалось, крепло, пока не превратилось в то, что мы имеем нынче в каждом доме, да еще и не по одному. Социологи утверждают (и чего бы им не поверить?), что нынче в среднестатистической квартире россиянина от одного до трех телеприемников.
А в 1956 году произошло открытие, которое принципиально изменило нашу телезрительскую жизнь.
Вот вы, например, знаете, кто есть таков Роберт Адлер? Подозреваю, что нет. Спокуха, я тоже не знал. Между тем, этот человек в 1956 году изобрел штуку, которая принципиально изменила отношения зрителей и телеэкрана. Роберт Адлер изобрел пульт дистанционного управления. Почему-то лишь через 40 лет, в 1997 году, за это изобретение ему вручили премию Emmy Американской академии телевидения. Зря так долго ждали: ведь это воистину великое изобретение! Пульт дал нам, зрителям, абсолютную, я бы сказал – «ленивую свободу» при выборе того, что смотреть. С тех пор как пульт дистанционного управления вошел в обиход, создателям программ надо особенно стараться, чтобы зритель досмотрел их программу до конца.
Телевидение – гениальное техническое изобретение XX века. Вопросов нет. Но вот, что занятно: если мы вглядимся внимательно в то, чем заполнен телеэкран, то убедимся – никаких собственно художественных открытий на телевидении не случилось. И даже можно резче сказать: на голубом экране не появилось ничего такого, чего человечество не знало бы до изобретения телевидения.
Казалось бы, ток-шоу – эдакое типично телевизионное открытие. Однако еще в 300-х годах – до нашей, замечу, эры – жил да был философ по имени Сократ. Этот философ любил устраивать такие шоу (хотя слова такого и не ведал)! Сократ приходил к своим ученикам или просто к людям, которые хотели поговорить с философом (а такие, представьте себе, до нашей эры еще были, потом, правда, вымерли, как какие-нибудь мамонты), и просил желающих дать определение какому-нибудь важному для человеческой жизни понятию (скажем, «добродетель» или «слава»). А потом вместе со всеми участвовал в обсуждении. Ну и чем это принципиально отличается от телевизионного ток-шоу, кроме отсутствия камер, разумеется?
Основа любого телевизионного канала – теленовости – тоже ведь не изобретение. Те же новости, что в газете или на радио, – только с картинкой.
Если честно, вряд ли вы найдете ребенка, который бы никогда не подглядывал ночью в замочную скважину спальни родителей. Когда в замочную скважину начало подглядывать телевидение – это стало называться реалити-шоу и стало чуть ли не символом телевидения.