Позже, набив животы жареной крольчатиной и сочными ягодами, они возобновили свое путешествие.
На третий день, перед закатом, они вышли на равнину. Перед ними находился высокий холм, за которым, как сказал Кикаха, начинались леса. На одном из высоких деревьев можно было переночевать.
Внезапно из-за холма выехал отряд всадников человек в сорок. Они были меднокожими и заплетали волосы в две длинные косички. Лица раскрашены бело-красными полосами и черными иксами. В руках они держали маленькие круглые щиты и были вооружены копьями и луками. На некоторых в качестве Шлемов были надеты медвежьи черепа, на других красовались шапочки с воткнутыми в них перьями или шляпы с длинными перьевыми уборами.
Увидев перед Собой двух пеших, всадники закричали и бросили коней в галоп. Копья со стальными наконечниками опустились. В луки были вставлены стрелы и подняты тяжелые стальные топоры и утыканные шипами дубинки.
— Стой спокойно! — велел Кикаха, улыбаясь. — Это хроваки, “медвежий народ”, мой народ.
Он шагнул вперед и, подняв обе руки над головой, крикнул что-то атаковавшим на их родном языке.
Увидев его, они закричали:
— Анккугавах Тре Кикаха!
Подъехав вплотную, они воткнули копья в землю на близком расстоянии от Кикахи, но не задевая его, а дубинки и топоры просвистели у него перед лицом или над головой, стрелы же вонзались в землю у его ног и даже между ними.
С Вольфом обошлись точно так же, и он перенес это, не моргнув глазом. Подобно Кикахе, он улыбался, но понимал, что улыбка получалась уж очень натянутой.
Хроваки развернули коней и атаковали снова. На этот раз они резко натянули поводья, подняв своих лягавшихся всхрапывающих животных на дыбы. Кикаха подпрыгнул и стащил с коня юношу в шляпе с пером.
Смеясь и тяжело дыша, они боролись на земле, пока Кикаха не уложил хровака на обе лопатки. Затем он поднялся и представил побежденного Вольфу:
— Нгашутанник, один из моих шуринов.
Двое индейцев, спешившись, приветствовали Кикаху долгими объятиями и взволнованной речью. Кикаха подождал, пока они успокоятся, а затем принялся говорить долго и торжественно, часто тыкая пальцем в Вольфа. После пятнадцатиминутной речи, прерываемой время от времени краткими вопросами, он с улыбкой повернулся к Вольфу.
— Нам повезло. Они отправились в набег на ценкавов, которые живут недалеко от Леса-Деревьев-Со-Многими-Тенями. Я объяснил, что мы здесь делаем, но не все. Они не знают, что мы решили лягнуть самого Господа; и я не собираюсь им этого рассказывать. Но они знают, что мы идем по следу Хрисеиды и гворлов и что ты мой друг. Они также знают, что нам помогает Подарга. Они испытывают большое уважение к ней и к ее орлицам и рады были бы, если возможно, оказать ей услугу. У них есть запасные лошади, так что выбирай на вкус. Единственное, что мне пока не нравится, это то, что нельзя наведаться в вигвамы “медвежьего народа” и увидеться с моими двумя женами, Гуишовей и Ангванат. Но нельзя же объять необъятное!..
В этот и следующий дни отряд скакал без передышки, меняя лошадей каждые полчаса. С непривычки у Вольфа разболелась спина и ныли мышцы ног.
Но на третье утро он уже был в столь же хорошей форме, как любой из “медвежьего народа”, и мог оставаться в седле весь день, не чувствуя практически никакой усталости.
На четвертый день отряд задержался на восемь часов. Путь им преградило стадо гигантских бородатых бизонов. Звери собрались в колонну шириной в две мили и длиной в десять миль, создав препятствие, преодолеть которое было невозможно.
Вольф был раздражен этим, но другие не слишком огорчались, потому что и всадники, и кони одинаково нуждались в отдыхе. Внезапно в хвосте бизоньего стада появились охотники из племени таникопов, нападающие на отставших животных. Хроваки решили было напасть на них и перебить всю группу, и только страстная речь Кикахи удержала их.
Позже он рассказал Вольфу, что “медведи” думают, будто каждый из них равен десятку бойцов любого другого племени.
— Они отличные воины, но немного самоуверенны и самонадеянны. Если бы ты знал, сколько раз мне приходилось отговаривать их не ввязываться в ситуации, где их могли бы стереть в порошок!
Отряд поскакал дальше, но примерно через час они были вынуждены остановиться. Вгашу Тангис, один из разведчиков, подскакал к Кикахе что-то крича и жестикулируя. Тот расспросил его, а затем сообщил Вольфу:
— Одна из пташек Подарги опустилась на дерево в двух милях отсюда и потребовала у Вгашу Тангиса привести меня к ней. Сама она не может этого сделать, так как ее подрала стая воронов, и ей тяжело передвигаться. Поехали!
Орлица сидела на нижней ветке одинокого дерева, обхватив когтями этот тонкий насест, прогнувшийся под ее немалым весом. Зеленые перья были покрыты засохшей красно-черной кровью, а один глаз ее был вырван. Другим же глазом она грозно глядела на “медвежий народ”, державшийся на почтительном расстоянии.
— Я — Аглая. Я давно тебя знаю, Кикаха-обманщик. И я видела тебя, Вольф, когда ты был гостем большекрылой Подарги, моей сестры и царицы. Именно она отправила нас на поиски дриады Хрисеиды, гворлов и рога Господа. Но только я одна увидела, как они вошли в Лес-Де-ревьев-Со-Многими-Тенями по другую сторону равнины. Я налетела на них, надеясь застать их врасплох и захватить рог. Но они увидели меня и построились в стенку из ножей, о которую я могла только пораниться. Поэтому я снова взлетела так высоко, что они не могли меня видеть. Но я, дальнозоркая попирательница небес, видела их!
— Они надменны, даже умирая, — тихо сказал по-английски Вольфу Кикаха, — и это оправданно.
Он предложил ей воды. Орлица выпила и продолжала:
— Когда наступила ночь, они разбили лагерь на опушке рощи. Я приземлилась на дерево, под которым спала дриада, укрывшись плащом из оленьей шкуры. На плаще были следы крови, полагаю, человека, убитого гворлами. Они освежевали его, готовясь зажарить на костре. Я опустилась на землю, надеясь тайком поговорить с дриадой, может быть, даже помочь ей бежать. Но сидевший рядом с ней гворл услышал шелест моих крыльев. Он выглянул из-за дерева, и это было его ошибкой, потому что мои когти впились ему в глаза. Он выронил нож и попытался оторвать меня от своего лица. Ему это удалось, но в результате он лишился глаз. Тогда я предложила дриаде бежать, но она встала, плащ упал, и я увидела, что руки и ноги ее связаны. Я отступила в кусты, оставив безглазого гворла выть и причитать по своей жизни, ведь его собратья не станут обременять себя слепцом. Я сбежала через лес обратно на равнину. Там я снова могла взлететь. Я полетела к гнезду “медвежьего народа” сообщить обо всем тебе, Кикаха, и тебе, Вольф, возлюбленный дриады. Я летела всю ночь и весь день, но охотничья стая Очей Господних увидела меня. Они были надо мной и впереди меня, в сиянии солнца. Обрушившись сверху, эти псевдоястребы застали меня врасплох. Я упала, гонимая их ударами и тяжестью вцепившихся в меня когтей, истекая кровью под ударами их острых, как кремни, клювов. Потом я, Аглая, сестра Подарги, все-таки собралась с силами. Я хватала визжавших воронов и перекусывала им горло, отрывала крылья и ноги. Но я убила вцепившуюся в меня дюжину только для того, чтобы подвергнуться нападению остальных. Я дралась до последнего. Они погибали, но раны от их клювов смертельны. Их было слишком много.
Наступило молчание. Орлица опалила их блеском уцелевшего глаза, но жизнь быстро вытекала из нее, открывая пустую глазницу смерти. “Медвежий народ” притих, даже кони перестали храпеть. Лишь шелест ветра нарушал тишину.
Внезапно Аглая проговорила слабым, но по-прежнему надменно-резким голосом:
— Скажите Подарге, что она может мной гордиться, и пообещай мне, Кикаха, что Подарге обо всем расскажут.
— Клянусь, о Аглая, — сказал Кикаха. — Твои сестры прилетят сюда и унесут твое тело далеко от граней ярусов, в зеленые небеса, и тебя пустят плыть через бездну, свободную от смерти, как и жизни, пока ты не упадешь на солнце или не обретешь покоя на луне.
— Я полагаюсь на тебя, человечишко, — сказала она.
Голова ее опустилась, и тело качнулось вперед. Но железные когти так вцепились в ветку, что теперь птица раскачивалась взад и вперед, повиснув вниз головой. Крылья обмякли и раскрылись так, что концы их задевали о траву.
Кикаха начал отдавать приказания. Двух воинов он послал искать орлиц, сообщить им о донесении Аглаи и ее смерти. Они, конечно, не знали ни дороги, ни языка, и он был вынужден потратить некоторое время на обучение обоих короткой речи на микенском. Удостоверившись, что они кое-что запомнили, он отправил их в путь. Еще какое-то время отряд задержался, пытаясь переместить тело Аглаи на более высокую ветку, чтобы она была недосягаема для всех плотоядных, кроме пумы и стервятников.
Для этого пришлось срубить ветку, в которую она вцепилась, и поднять тело на другую. Здесь ее стоймя привязали к стволу сыромятным ремнем.
— Ну вот, — сказал Кикаха, когда работа была завершена. — Ни одна тварь не приблизится к ней, пока она кажется живой. Все страшатся орлиц Подарги.
В полдень, на шестой день после встречи с Аглаей, отряд сделал большую остановку у источника. Лошадям дали отдохнуть и вдоволь подкрепиться густой зеленой травой.
Кикаха и Вольф, сидя рядом на вершине небольшого холма, жевали мясо антилопы. Вольф с интересом смотрел на небольшое стадо мастодонтов, пасшихся всего в четырехстах ярдах от них.
Поблизости затаился в траве полосатый лев, девятисотфунтовый образчик вида “Фелис Атрос”. Лев выжидал момента, чтобы напасть на одного из детенышей.
— Гворлам чертовски повезло, раз они добрались до леса в целости и сохранности, — сказал Кикаха. — К тому же они пешие. Между нами и Лесом-Деревьев-Со-Многи-ми-Тенями находятся ценкавы и другие племена, а также Хинг-Гатаврит.
— Полукони? — переспросил Вольф.
За несколько дней с хроваками он выучил много слов и даже начал усваивать кое-что из сложного синтаксиса.