Вольф подошел к нему, чтобы изучить рану.
— Видел. Ты бился, словно один из воинов Ешуа Навина, друг мой. Такой славной битвы я никогда не видывал прежде. Ты, должно быть, убил, по меньшей мере, двадцать врагов.
Фунем Лаксфальк сумел улыбнуться.
— Двадцать пять. Я их считал.
Затем он широко улыбнулся и промолвил:
— Мы оба чуть-чуть округлили истину, как сказал бы наш друг Кикаха. Но не слишком сильно. Это был великолепный бой. Я только сожалею, что мне приходилось сражаться без друзей и без доспехов в одиноком месте, где никто никогда не узнает, что Фунем Лаксфальк прибавил чести своему имени, даже если бой этот был против оравы воющих голых дикарей.
— Узнают, — пообещал Вольф. — Настанет день, и я расскажу.
Он не давал ложных слов утешения. И он, и идше знали, что смерть за поворотом нетерпеливо выжидает жертву.
— Ты не знаешь, что случилось с Кикахой? — спросил Вольф.
— А, с этим обманщиком! Он однажды ночью выскользнул из цепей. Попытался освободить и меня тоже, но не смог. Затем он ушел, пообещав, что вернется и выручит меня. Именно так он и сделает, но прибудет слишком поздно.
Вольф посмотрел вниз. Хрисеида по склону поднималась к нему с несколькими извлеченными из трупов стрелами. Черные перегруппировались у подножия и оживленно толковали между собой. Из джунглей вышли и присоединились другие. Вместе со свежими численность дикарей возросла до сорока. Их возглавлял человек, разодетый в перья и носивший отвратительную деревянную маску. Он вращал трещеткой, прыгал и, казалось, что-то втолковывал.
Идше спросил у Вольфа, что происходит. Роберт объяснил. Лаксфальк говорил так слабо, что Роберт должен был приложить ухо чуть не к самому рту рыцаря.
— Моей самой дорогой мечтой, барон Вольф, было сражаться однажды бок о бок с вами. Ах, какую бы благородную пару рыцарей мы оба составили в доспехах и размахивая нашими... Это конец.
Губы его сомкнулись и посинели. Вольф поднялся и снова осмотрел склон. Дикари двигались вверх цепью, чтобы предотвратить бегство тех, кого собрались атаковать. Вольф взялся за работу: он стаскивал и сваливал в кучу тела, образовав из них вал. Единственной надеждой было оставить проход для атаки только для одного-двух дикарей за раз. Если они потеряют достаточно людей, то могут поостыть и задуматься: а не убраться ли восвояси? Он по-настоящему в это не верил, так как эти дикари показали замечательную настойчивость, несмотря на ошеломляющие потери. Кроме того, они могли в любой момент отступить на небольшое расстояние, чтобы подождать, когда голод и жажда выгонят Вольфа и Хрисеиду из убежища.
Дикари остановились на пол пути к вершине, чтобы дать тем, кто обходил холм, время расположиться. Затем по команде человека в деревянной маске они стали как можно быстрее взбираться на холм. Двое оборонявшихся не шелохнулись, пока брошенные копья не зазвенели о края валунов или не вонзились в баррикаду из мертвых.
Вольф выстрелил дважды, а Хрисеида — три раза. Ни одна стрела не прошла мимо цели.
Вольф выпустил свою последнюю стрелу. Она ударила по маске вождя и сшибла его спиной вниз с холма. Миг спустя он сбросил маску. Хотя лицо его кровоточило, он возглавил вторую атаку.
Из джунглей поднялось странное завывание, дикари остановились, обернулись и смолкли, уставясь на окружавшую холм зелень. Снова откуда-то из леса донесся поднимающийся и падающий крик.
Внезапно из джунглей выскочил бронзоволосый юноша, одетый только в набедренную повязку из леопардовой шкуры. В одной руке он держал копье, а в другой — длинный нож.
Вокруг плеча у него было намотано лассо, а на другом плече висели на ремне колчан и лук. За ним из леса хлынула масса громадных, длинноруких, грудастых и длиннозубых обезьян.
При их виде дикари громко закричали и хотели убежать за холм, но оттуда появились другие обезьяны. Две колонны, словно волосатые челюсти, сомкнулись на черных.
Бой был коротким. Некоторые обезьяны пали с копьями в животах, но большинство черных побросали оружие и попытались унести ноги или же стояли, согнувшись, — дрожащие, словно парализованные. Сбежали только двенадцать.
Вольф, облегченно улыбаясь, осведомился у человека в леопардовой шкуре:
— И как же тебя зовут на этом ярусе?
Кикаха усмехнулся в ответ.
— Я дам тебе шанс угадать, но, чур, с первого раза.
Улыбка его застыла, когда он увидел барона.
— Проклятье. Мне потребовалось слишком много времени, чтобы найти обезьян, а потом вас! Он был хорошим человеком, этот идше. Мне нравился его стиль. Проклятье! Так или иначе, я обещал, что если он погибнет, то отвезу его кости в замок предков, и это обещание я сдержу, однако, не сейчас. Мы должны уделить внимание одному делу.
Кикаха подозвал несколько обезьян и представил им Вольфа.
— Как ты можешь заметить, — сказал он Вольфу, — они напоминают твоего друга Ипсеваса больше, чем истинные обезьяны. Ноги у них слишком длинные, а руки слишком короткие. Подобно же Ипсевасу и в отличие от больших обезьян любимого автора моего детства, они обладают мозгами людей. И ненавидят Властелина за то, что он с ними сделал. Они хотят не только отомстить, они хотят получить шанс снова погулять в человеческих телах.
Только тут Роберт вспомнил про Абиру. Его нигде не было видно. Очевидно, он ускользнул, когда Вольф бросился на помощь Фунему Лаксфальку.
Той ночью, сидя у костра и поедая жареного оленя, Вольф и Хрисеида услышали о катаклизме, произошедшем в Атлантиде. Все началось с нового храма, который принялся строить Радамант. Внешне башня строилась во славу Властелина. Она должна была подняться выше, чем любое когда-либо известное на планете здание. Чтобы воздвигнуть храм, Радамант мобилизовал все свое государство. Он продолжал добавлять этаж к этажу, пока все не стало выглядеть так, словно он хотел добраться до самого неба.
Люди спрашивали друг друга, когда же наступит конец работе. Все были рабами, которых держали только для одной цели: строить. И все же они не смели говорить открыто, ибо солдаты Радаманта убивали всех, кто не хотел или не мог трудиться. Затем стало очевидным, что в безумной голове Радаманта храм — не самое главное: он возводил средство штурмовать сами небеса — дворец Властелина.
— Здание высотой в тридцать тысяч футов? — недоверчиво переспросил Вольф.
— Да. Это невозможно сделать, конечно, во всяком случае, с имеющейся в Атлантиде технологией. Но Радамант был безумцем. Он действительно думал, что может это сделать. Вероятно, его поощрило то, что Властелин столь много лет не появлялся, и он подумал, что слухи об исчезновении Властелина верны. Конечно, вороны, должно быть, говорили ему иное, но он мог счесть, что они лгут, чтобы защитить себя.
Кикаха сказал, что опустошительные явления природы, уничтожающие сейчас Атлантиду, свидетельствовали о чем-то большем, чем об отмщении Радаманту за гордыню. Властелин, по-видимому, раскрыл, наконец, секреты того, как управлять некоторыми устройствами во дворце.
— Исчезнувший Властелин принял меры предосторожности против манипуляции их силами. Но новый Властелин сумел-таки узнать, где находится управление бурями. Доказательства: гигантские ураганы, торнадо и непрерывный дождь, изводившие страну. Властелин, должно быть, задумал избавить этот ярус от всякой жизни.
Прежде чем достичь опушки джунглей, они встретили приливную волну беглецов. Те рассказали о разрушенных домах и больших зданиях, о людях, подхваченных, унесенных и разбитых ветрами, о потопах, лишавших землю деревьев и всякой жизни и смывавших холмы.
К тому времени отряд Кикахи двигался, сгибаясь под встречным ветром. Вокруг них смыкались тучи, их хлестал дождь, а со всех сторон трещали и ослепляли молнии.
Бывали периоды, когда дождь и молнии прекращались. Высвобожденная Арвуром энергия расходовалась, и, прежде чем опять пустить ее в ход, требовалось накопить новые силы. В эти периоды относительного затишья отряд продвигался вперед, хотя и медленно. Они переправлялись через вздувшиеся реки, несшие обломки цивилизации: дома, деревья, мебель, колесницы, трупы мужчин, женщин, детей, собак, лошадей, птиц и диких животных. Леса были выворочены с корнем или разбиты ударами молний. Все долины бурлили водой, все впадины были залиты, а воздух наполняла удущаюшая вонь.
Когда они преодолели более половины пути, тучи начали рассеиваться. Путники снова оказались под солнцем, но на безмолвной, опустошенной земле. Только рев воды да крик каким-то образом уцелевшей птицы разбивали каменную тишину. Иногда у спутников по спине пробегал холодок от воя сошедшего с ума человека, но такое случалось редко — живых почти не осталось.
Унесло последнюю тучу. Перед ними в трехстах милях на равнине без горизонта сверкал белый монолит Идаквиззурхруза. Город Атлантида — или то, что от него осталось — находился на расстоянии ста миль. Путешественникам потребовалось двадцать дней, чтобы через обломки пробиться до его окраин.
— Может ли Властелин увидеть нас? — спросил Вольф.
— Мог бы, я полагаю, с помощью какого-нибудь телескопа, — ответил Кикаха. — Однако я рад, что ты спросил, потому что теперь нам лучше бы путешествовать по ночам. Хотя он и так нас заметит.
Он показал на пролетавшего ворона.
Проходя через развалины столицы, они двигались по имперскму зоопарку Радаманта. Несколько прочных клеток все еще оставалось на месте, и в одной из них томилась орлица. На заплеванном дне валялось множество костей, перьев и клювов. Орлицы в клетках избегали голодной смерти, поедая друг друга. Единственная уцелевшая сидела истощенная, слабая и несчастная на самом высоком насесте.
Вольф открыл клетку, и вместе с Кикахой они попытались поговорить с орлицей Армонидой. Сперва Армонида хотела только одного — напасть на них, хоть и была ослабленной. Вольф бросил ей несколько кусков мяса, а затем двое друзей рассказали ей свою историю. Сначала Армонида заявила, что они — лгуны и имеют на уме какую-то человеческую и, следовательно, дурную цель. Когда же она дослушала рассказ Вольфа до конца, и он объяснил ей, что иначе им незачем было освобождать ее, орлица поверила. Когда Вольф объяснил, что придумал план, как отомстить Властелину, недавно тусклые ее глаза заблестели. Мысль напасть на Властелина, и, возможно, небезуспешно, придала ей сил больше, чем мясо. Орлица оставалась с ними три дня, отъедаясь, набираясь сил и точно запоминая, что именно она должна сообщить Подарге.