К седлу легкого типа, принятому недавно племенами прерии вместо одеял, были приторочены кожаные колчаны и ножны, содержавшие разнообразное оружие, а на соединенном с седлом деревянном крючке висел небольшой круглый щит с нарисованной на нем головой рычащего медведя. В скатанном за седлом плаще из медвежьей шкуры находилось легкое походное кухонное снаряжение. На другом седельном крючке висела бутылка воды в плетеной корзине, обмазанной глиной. Позади трусила вторая лошадь, несущая седло, кое-какое оружие и легкое снаряжение.
Кикаха, не торопясь, спустился с гор. Хотя он и насвистывал мотивы этого мира и родной Земли, но беззаботным не казался. Его глаза обшаривали местность, и поэтому он часто оглядывался.
Над его головой желтое солнце медленно двигалось по дуге в безоблачном светло-зеленом небе. Воздух был наполнен ароматами распускающихся белых цветов, сосновых игл, а иногда и запахами кустов с пурпурными ягодами. Один раз проклекотал ястреб, и дважды до него донеслось урчание медведей в лесу.
Кони, слыша эти звуки, прядали ушами, но не нервничали. Они выросли вместе с ручными медведями, которых Кикаха держал в стенах деревни.
Вот так, настороже, но, наслаждаясь, Кикаха спустился с гор в Великие Прерии. Отсюда он мог видеть местность на большом протяжении, так как здесь был центр стошестидесятимильного изгиба сектора. Путь, который предстояло преодолеть Кикахе на протяжении восьмидесяти миль вниз по склону, был настолько пологим, что уклон казался почти незаметным. Затем ему придется переправиться через реку или озеро, а там подъем станет минимальным.
Слева, будто бы всего в пятидесяти милях, а на самом деле в тысяче миль отсюда, находился монолит Абхарплунта. Он возвышался на тридцать миль, а на вершине его находилась еще одна страна и еще один монолит. Там, наверху, располагалась Дракландия, где Кикаха являлся бароном Хорстом фон Хорстманном. Он не был там два года, и если бы вернулся, то оказался бы бароном без замка. Его жена на том ярусе не могла примириться с его долгими отлучками, а потому развелась с ним и вышла замуж за его тамошнего лучшего друга барона Зигфрида фон Лисбата. Кикаха отдал им свой замок и отправился на самый любимый из всех ярусов — индейский.
Лошади покрывали легким галопом милю за милей, а Кикаха высматривал следы возможного присутствия врагов. Он наблюдал за поведением зверей, известных на Земле, но давно вымерших там, и животных из других вселенных. Большинство из них было привезено в эту вселенную Властелином Вольфом, когда-то известного как Джадавин, а некоторые созданы в лабораториях дворца на вершине самого высокого монолита.
Тут паслись огромные стада бизонов редкого вида, все еще известного в Северной Америке, и гиганты — вымершие в американских прериях примерно десять тысяч лет назад. В отдалении маячили огромные серые туши мамонтов и мастодонтов с кривыми бивнями. Щипали траву несколько гигантских существ с большими головами, отягощенными множеством шишковатых рогов и выступавшими из ороговевших губ изогнутыми зубами. Страшные волки высотой по грудь Кикахе трусили вдоль стада бизонов, дожидаясь, когда какой-нибудь детеныш отобьется от матери. Еще дальше Кикаха видел кравшееся сквозь высокую траву тело в черно-рыжую полоску и знал, что это — фелис атрокс, огромный безгривый четырехсоткилограммовый лев, скитавшийся некогда по травянистым равнинам Аризоны. Лев, наверное, рассчитывал поймать отставшего от матери мамонтенка, а может, питал какие-то слабые надежды задрать одну из пасшихся поблизости многочисленных антилоп.
В небе кружили ястребы и канюки. Один раз над головой Кикахи прошел гусиный клин и, крича, полетел дальше к рисовым болотам в горах. В его сторону шло, покачиваясь, стадо неуклюжих длинношеих созданий, похожих на дальних родственников верблюдов, каковыми они, скорее всего, и были. С ними шло несколько тонконогих детенышей, и именно их-то и надеялась задрать волчья стая, если старшие отвлекутся.
Повсюду царили жизнь и обещание смерти. В воздухе веяло сладостью. Ни одного человеческого существа не появлялось в поле зрения. Вдали галопом мчался табун диких лошадей, возглавляемых великолепным чалым жеребцом. Повсюду виднелись звери прерий. Кикаха любил этот мир. Он был и опасным, и волнующим, и Кикаха думал о нем, как о своем мире, хотя и прекрасно знал, что этот мир создал и все еще владел им Вольф — Властелин, а он, Кикаха, вторгся сюда без приглашения.
Но в некотором смысле этот мир принадлежал Кикахе куда больше, чем Вольфу, поскольку он, безусловно, куда чаще пользовался его выгодами, чем Вольф, остававшийся обычно во дворце на вершине самого высокого монолита.
На пятидесятый день Кикаха выехал к Большой Торговой Тропе. Тут не было дороги в обычном смысле слова, поскольку трава росла не менее густо, чем вокруг, но каждую милю ее отмечали два деревянных столба, верхняя часть которых была вырезана в виде Ишкетламму — тишкетмоакского Бога торговли. Тропа тянулась на тысячу миль от границы империи тишкетмоаков, петляя по Великим Прериям и приводя к разным полупостоянным торговым местам, как в прериях, так и в горах. По тропе шли огромные фургоны с тишкетмоакскими товарами в обмен на меха, шкуры, травы, слоновую кость, плененных животных и человеческих пленников. Договор ограждал Тропу от нападения, и всякий, ехавший по ней, находился в безопасности, по крайней мере, теоретически, но если он выезжал за пределы узкой тропы, отмеченной резными столбами, то становился законной добычей любого встречного.
Кикаха несколько дней ехал по тропе, так как хотел найти торговый караван и узнать новости о Талагаке. Однако ему не встретилось ни одного, и поэтому Кикаха покинул тропу, тем более что она уводила его от прямого пути в Таланак. Сто дней спустя после того, как он покинул деревню хровака, ему снова попалась тропа. Поскольку она вела прямо в Таланак, он решил следовать по ней.
Через час после рассвета появились полукони. Кикаха не знал, что они делали в такой близости от тишкетмоакской границы. Наверное, они совершали набеги — придерживаясь соглашения о ненападении на Большой Торговой Тропе, они разоряли окружавшие ее тишкетмоакские владения.
Какой бы ни была причина, полукони не обязаны оправдываться перед Кикахой. И они, разумеется, сделают все, что в их силах, чтобы поймать его, поскольку считали своим величайшим врагом.
Кикаха пустил своих коней в галоп. Полукони — в миле от него — рванули в тот же миг, когда увидели, что всадник понесся вскачь. Они скакали быстрее, чем обремененный человеком конь, но Кикаха имел неплохую фору. Он знал, что впереди, в четырех милях от него, находится аванпост и там он окажется в безопасности, если сможет очутиться за его стенами.
Первые две мили он гнал своего черного жеребца с предельной скоростью. Тот отдал своему всаднику все, что мог. С губ у него срывалась пена, грудь увлажнилась. Кикаха жалел скакуна, но, разумеется, не собирался щадить животное, потому что, загнав коня, мог спасти собственную жизнь. Кроме того, полукони все равно забили бы его лошадей на мясо.
Проскакав две мили, полукони оказались достаточно близко, чтобы определить, из какого они племени. Они принадлежали к шойшателям и разбойничали обычно в трехстах милях отсюда, неподалеку от Леса Деревьев со Многими Тенями. Они походили на кентавров из земных миров, но были крупнее, а их лица и украшения не имели никакого отношения к Греции.
Их огромные, вдвое больше человеческих, головы с темными широкоскулыми лицами индейцев прерий украшали шляпы или повязки с перьями и длинные черные волосы, заплетенные в одну-две косички.
Вертикальное человеческое тело кентавра имело большой, похожий на меха орган, качавший воздух в пневматическую систему лошадиной части. Он вздымался и опадал под человеческой грудью, подчеркивая и без того странную и зловещую внешность полуконя.
Первоначально кентавры были созданы Джадавином — Властелином этой вселенной. Он вырастил тела полуконей в своих биолабораториях. Первых кентавров снабдили человеческими мозгами, взятыми у скифских и сарматских кочевников с Земли и у некоторых ахейских племен. Поэтому некоторые из полуконей все еще говорили на этих языках, хотя большинство давным-давно переняло язык какого-то индейского племени из прерий.
Теперь же шойшатели упорно гнались за ним, почти уверенные, что враг находится в их власти. Почти, потому что опыт рассеял иллюзии многих жителей прерий, веривших, что Кикаху можно легко поймать или, поймав, удержать.
Шойшатели, хотя и жаждали взять его в плен живым, чтобы помучить, вероятно, намеревались убить его как можно скорее. Попытка взять его живым требовала сдержанности и терпения, но они понимали, что если очень уж деликатничать, то Кикаха может улизнуть.
Пересев на другую лошадь — черную кобылу с серебряной гривой и хвостом, — Кикаха поскакал во весь дух. Жеребец отстал, дрожа и тяжело дыша, его грудь покрылась белой пеной. Он упал, когда полуконь проткнул его копьем.
Мимо Кикахи проносились стрелы и копья, не долетая, они падали позади. Но он решил не отвечать на стрельбу, а пригнулся к шее кобылы и понукал ее криками. Полукони уже настигали его, и стрелы с копьями ложились все ближе и ближе. Но тут Кикаха увидел на вершине невысокого холма аванпост, представляющий собою квадрат, построенный на вкопанных стоймя в землю заостренных бревнах. С каждой его стороны выступали блокгаузы. На шесте посредине столба развивался тишкетмоакский флаг: зеленый с алым орлом, глотающим черную змею.
Кикаха увидел, как караульный уставился на них, а потом поднял к губам конец длинного тонкого рога. Кикаха не мог расслышать сыгранной тревоги, потому что ветер дул от него, и грохот копыт был слишком громким.
Изо рта кобылы хлестала пена, но она продолжала мчаться. И все-таки полукони приближались, а стрелы и копья пролетали, едва не задевая его. Бола с тремя камнями, образующими треугольник смерти, едва не поразила его. В тот момент, когда ворота форта распахнулись и оттуда вылетела тишкетмоакская кавалерия, кобыла под Кикахой споткнулась. Она попыталась встряхнуться и выправить бег, но Кикаха понял, что виной тому не усталость, а стрела, попавшая ей в крестец. Стрела пробила шкуру под таким углом, что наконечник вышел наружу. Было очевидно, что лошадь не могла уже скакать по-прежнему.