Тут ему пришлось извернуться и вытянуть шею, чтобы посмотреть вниз. Он увидел, что лестница, приставленная к освещенному концу шахтного ствола, находится на месте. Из колодца не доносилось ни звука. Он подтянулся, перелезая в горизонтальный ствол.
В этот момент до него донесся невнятный голос. Солдаты, должно быть, попались на его хитрость. Теперь они либо поднимались за ним по тому, первому стволу, либо уже забрались и, возможно, находятся в том же горизонтальном шахтном стволе, что и он.
Кикаха решил охладить их пыл. Если он как-то выдаст себя, то солдаты пустятся за ним в погоню, а что еще хуже, могут передать друг другу по цепочке луки и стрелы. И если они поступят так, то смогут его застрелить без риска для себя.
Пытаясь вычислить направление шахты, где он оставил первую лестницу, он дошел до соединения, в котором три горизонтальных туннеля встречались с вертикальным. В проходе стало значительно светлее. Кикаха перепрыгнул через отверстие в полу и приблизился к просвету. За поворотом он увидел сидящего к нему спиной воина. Тот держал факел, который ему только что протянул солдат из вертикальной шахты. Воин бурчал, что факел опалил его, а солдат выше свирепо шептал, что следует вести себя потише.
Поднимавшиеся воины сняли свои доспехи и все оружие, кроме кинжалов на поясах. Стоящий на лестнице солдат передавал вверх луки и колчаны со стрелами. Воины в вертикальной шахте образовали цепочку, переправляя вооружение. Кикаха заметил, что они поступили бы умнее, разместив сперва в туннеле шесть-семь человек, чтобы дичь не могла напасть на них.
Кикаха хотел было сразу прыгнуть на одинокого солдата, но решил подождать, пока наверх переправят все оружие, которым собирались воспользоваться солдаты. Вот так — лук за луком, колчан за колчаном, мечи и даже доспехи передали наверх и вручили воину в туннеле, свалившему их поблизости. Кикаха почувствовал недоумение: неужели они не понимают, что доспехи лишат их подвижности и дадут их дичи преимущество? Более того, в тяжелых толстых кольчугах и тяжелой одежде они будут задыхаться и потеть. Единственная причина для того, чтобы тащить с собой весь этот скарб, — соблюдение военного устава. Если правила предписывают носить доспехи во время боевых операций, то они надеваются независимо от того, соответствует это обстановке или нет.
Солдат, принимавший вооружение, и те, что торчали в шахте, ругали, хотя и не громко, жару и неудобства. Кикаха слышал их отчетливо, а вот находившиеся внизу офицеры, видимо, нет.
Наконец на полу оказались сваленными тридцать пять луков и столько же кольчуг, мечей и шлемов. Когда Кикаха впервые увидел завоевателей в коридоре, солдат было намного больше, поэтому он подумал, что многие остались внизу. Среди них все офицеры, так как им не хочется снимать свои стальные доспехи. Судя по перекличке между воином в туннеле наверху и офицером внизу — что можно было проделать куда тише, если бы воины в шахте передавали сообщение, — солдат в туннеле был самым младшим по званию.
Кикаха внимательно слушал, надеясь выяснить, поднимаются ли какие-нибудь воины по другим шахтным стволам. Он не хотел оказаться в западне, чтобы его расстреляли в спину. О других отрядах не было сказано ни слова, но это не означало, что их нет. Кикаха оглядывался, словно птица, остерегавшаяся кошек, но не услышал и не увидел ничего подозрительного. Шликруму (что у тевтонов соответствовало званию сержанта) полагалось быть столь же бдительным, как и Кикахе, но тот явно чувствовал себя в безопасности.
Это чувство испарилось, словно стакан воды в вакууме: солдат нагнулся помочь верхнему воину выбраться из шахтного ствола, когда Кикаха вонзил свой нож в правую ягодицу воина. Тот завопил, а затем, получив пинок, полетел вниз головой в шахту. Он упал на пытавшегося вскарабкаться воина. Оба свалились на воина внизу, и так далее, пока десять солдат не выпали, пронзительно крича, из отверстия в потолке. Они грохнулись друг на друга, и звуки ударов слабели по мере того, как увеличивался слой тел. Шликрум, падавший дольше других, приземлился, растянувшись на самом верхнем теле. Несмотря на рану, он вскочил на ноги, но поскользнулся и свалился рядом с подчиненными, и лишь тогда потерял сознание.
К нему, лязгая доспехами, подошел офицер и слегка нагнулся — видимо, желая расспросить, что произошло. Из-за гама внизу Кикаха не мог расслышать слов и поэтому прицелился в офицера из лука. Угол стрельбы был неудобным, но Кикаха тренировался стрелять из разных положений и послал стрелу верно. Стрела попала в соединение пластин шеи и плеча, вонзившись глубоко в тело. Офицер упал. Кикаху заинтересовал серебристый короб — не то ранец, не то шкатулка в руках у рыцаря, так как он никогда раньше не видел ничего похожего. Сейчас, однако, было не время ублажать свое любопытство.
Выбравшись из кучи тел, солдаты, оставшиеся в живых, исчезли из поля зрения Кикахи. Послышался гул голосов, но стих после того, как офицер рявкнул:
— Заткнитесь!
Кикаха узнал голос фон Турбата. Только тогда он вдруг понял, что означало это вторжение и дикая охота за его головой.
Фон Турбат был королем независимого государства Эгестхэм — горной страны с шестьюдесятью тысячами граждан. Одно время Кикаха под именем барона Хорста фон Хорстманна поддерживал с ним довольно дружеские отношения. После того как Турбат на турнире потерпел поражение от Кикахи, а затем поймал Кикаху, когда тот занимался любовью с его дочерью, он стал относиться к нему враждебно. Не активно враждебно, но ясно дал понять, что не будет мстить за смерть Хорстманна, если кто-то убьет его, пока тот находится под крышей дома фон Турбата. Услышав это, Кикаха немедленно смылся, а позже, играя свою роль барона-разбойника, ограбил шедший в Эгестхэм торговый караван. Но обстоятельства вынудили Кикаху бросить свой замок и бежать, спасая жизнь, на уровень Индеи. Это случилось несколько лет назад.
Не существовало никакой причины, по которой фон Турбат пошел бы на такой страшный риск и хлопоты, чтобы отомстить Кикахе. В первую очередь, откуда король вообще узнал, что Кикаха здесь? Откуда он мог узнать даже то, что Кикаха — это фон Хорстманн? Почему, если он случайно обнаружил врата и узнал, как ими воспользоваться, то вторгся в опасный город Таланак? Впрочем, слишком много вопросов оставалось без ответов.
В то же время, судя по приглушенным голосам и топоту бегущих солдат, стало ясно, что тевтоны поднимутся по другим шахтным стволам. Кикаха сомневался, что многие из них окажутся в доспехах или тяжело вооружены, поскольку большая часть амуниции и оружия оказалась теперь у него. Но Турбат, конечно, пошлет за подкреплением, и Кикахе лучше поскорее убраться отсюда.
Из-под тел выполз один из воинов, и Кикаха пустил в него стрелу. Он быстро пристрелил еще пятерых: если кто-то из них и жив, он ликвидировал потенциального убийцу. Примерно пять минут Кикаха бегал взад и вперед, вдоль и поперек по разным туннелям. Три раза ему удалось застать солдат, поднимавшихся по шахтным стволам, и подстрелить верхнего воина. Дважды он стрелял через шахтные стволы по воинам, шедшим по коридорам.
Но он не мог надеяться, что бегает достаточно быстро, чтобы прикрыть все шахты, а король явно не считался с потерями. В шахтные стволы, куда совались первоначально, лезли вновь, а огни и звуки указывали, что в это время солдаты пытались проникнуть и в другие ходы. Кикахе пришлось бросить все оружие, кроме своих ножей, чтобы подняться еще по одной вертикальной шахте. Он собирался отыскать дорогу к отверстиям, выходившим наружу. Там, высоко на поверхности горы, на улице Смешанных Благословений ему, возможно, удастся скрыться.
Однако фон Турбат наверняка должен учесть такую возможность. Он расставит лучников на верхних и нижних улицах.
Если бы он смог скрываться от солдат здесь, в сети туннелей, до темноты, то ему, возможно, удалось бы проскользнуть по нефритовой скале. Выступы барельефов и орнамента облегчили бы его задачу.
Кикаху мучила сильная жажда. Он ничего не пил с утра, ибо был охвачен жаждой познания. Теперь же потрясение, бой и беготня иссушили его. Нёбо его обволокла густая слюна, а горло словно наполнилось пустынным галечником, который искрошили копыта верблюдов.
Если понадобится, он перебьется без воды остаток дня и ночь, но это его ослабит. Следовательно, он должен добыть воду. А поскольку существовал только один способ добыть ее, именно этот способ он и выбрал.
Кикаха прокрался обратно к шахте, по которой только что поднялся, но остановился в нескольких футах от выхода и улыбнулся. Что с ним случилось? Неужели он испытал слишком большое потрясение, что лишился своей обычной хитрости и нетрадиционного мышления? Он едва не упустил свой шанс на спасение. Конечно, идея была безумной, но сама ее ненормальность служила для Кикахи лучшей рекомендацией и делала успех весьма вероятным. Если только еще не слишком поздно...
Спуск был легким. Кикаха бросился к куче доспехов. Солдаты еще не приблизились к этой шахте, они, должно быть, по-прежнему поднимались по более отдаленным проходам.
Кикаха снял с себя тишкетмоакскую одежду и запихал ее в кольчугу внизу кучи. Он поспешно надел доспехи, хотя ему и пришлось поискать для себя достаточно большие кольчугу и шлем. Облачившись, он нагнулся над отверстием и окликнул солдат. Он в совершенстве умел имитировать чужую речь, и хотя прошло несколько лет с тех пор, как он слышал эгестхэмский диалект немецкого языка, он воскресил его без труда.
Расположившиеся внизу солдаты заподозрили обман. Они были, в конце концов, не так уж и глупы. Однако они и представить себе не могли, что происходит на самом деле. Они решили, что Кикаха пытается заманить их в зону обстрела.
— Их утрершликрум Хайнс Гимбат! — крикнул он. — Я капрал Хайнс Гимбат!
Хайнс — обычное имя в Дракландии, а Гимбат — туземная фамилия; как большинство фамилий, кончающихся на «бат», она была особенно распространена среди низших классов Дракландии, представлявших собой смесь аборигенов и немцев. Кикаха не сомневался, что среди завоевателей должно обязательно найтись несколько солдат с таким именем.