К тому времени в соседнем зале за арочным проемом собралось около сорока каманбуров. Они рассыпались по всему помещению, низко нагнув головы, раскрыв пасти со сверкающими зубами, с которых капала слюна; жвалы клацали, хвосты стояли торчком над головой, но свертывались на концах. Желтые глаза неотрывно смотрели на людей.
Орк с громким криком махнул факелом в сторону хищников. Те попятились. Потом один из каманбуров, крупная самка, издала серию длинных и коротких свистков, и серые звери образовали круг, оцепив костяную преграду. Тогда юноша обежал врата и помахал факелом перед каманбурами. Те отступили, но не так далеко, как в первый раз, когда им угрожали.
— Прыгаем! — завизжал Йаджим. — Я первый! Прикрой меня!
Орк невольно подумал: уж не замышляет ли дядя толкнуть его назад, когда он прыгнет вслед за ним? Ему, кстати, самому в голову приходила подобная мысль... Но с какой стати Йаджиму это делать? Орк ему все еще нужен.
Юноша побежал обратно на другую сторону врат, не переставая размахивать факелом. Первая шеренга каманбуров выстрелила из пастей серыми нитями, которые не долетели всего несколько дюймов, а затем звери придвинулись к Владыкам еще на фут. К тому времени, когда Орк добрался до Йаджима, тот уже пережигал нити, опутавшие его ноги.
Предводительница просвистела еще какие-то приказы, и дюжина зверей выступила вперед, отделяясь от стаи, и присела, как перед прыжком. Они так напоминали бегунов перед стартом, что Орк понял их замысел. Сейчас они дружно рванут вперед, а потом, когда будут совсем близко, прыгнут и еще в воздухе выплюнут свои опутывающие нити. Их жертвы не успеют пережечь все путы — прежде чем каманбуры обрушатся на них.
— Пошел! — заорал Орк.
Йаджим медленно повернулся — его глаза были такими же неподвижными как стеклянные шарики, вмазанные в цемент. Губы, однако, шевелились — дядя говорил что-то очень быстро, но не очень внятно.
Орк тихо застонал. Неужели приступ безумия овладел Владыкой Темнолесья в столь неподходящий момент?
Юноша ничего не мог для него сделать — кроме одного. Шансов на спасение мало, но все лучше, чем вообще никаких. Он выхватил факел у Йаджима и кинул его в изготовившихся зверей. Те с тревожным свистом разбежались, когда факел упал рядом с ними. Орк сгреб дядю, развернул его и толкнул вперед, стараясь держать настолько вертикально, насколько смог. Йаджим по прежнему что-то бормотал себе под нос.
Из воздуха хлынула кровь. Хотя заднюю часть Йаджима и отрезало, она упала через врата. Но не настолько быстро, чтобы помешать крови брызнуть обратно. Предводительница свистнула. Звери снова были готовы к атаке. Кольцо сжималось: каманбуры с другой стороны врат надвигались столь же быстро, как и с этой. Если Орк не поторопится, его собьют с ног или опутают нитями, прежде чем он сможет прыгнуть через квадрат. С той стороны они пройдут через врата невредимыми и помешают ему ускользнуть.
Орк швырнул факел поверх квадрата. Крутясь в воздухе, он описал дугу и попал в предводительницу стаи. Та шарахнулась прочь, свист сделался оглушительным.
Оглядываться Орк не стал. Секундное промедление могло оказаться роковым. Или — стать как раз тем временем, какое нужно для успеха.
Орк с криком подбежал к вратам, а затем остановился. Он надеялся, что каманбуры не успеют добраться до него сзади и толкнуть через врата. Не мешкая и все-таки следя, чтобы положение его тела было как можно более вертикальным, юноша приподнялся на носки. И снова заорал, прыгнув вперед.
Для Джима Гримсона это было уже чересчур. Он уже давно хотел покинуть тело Орка. Может, Владыка и сумеет прорваться... а если нет? Хотя до сих пор Джим рисковал, разделяя с Орком все опасности, с этой он не мог встретиться лицом к лицу.
Внезапно Джим оказался стремительно несущимся через лишенное света пространство. Он не испытывал ничего, кроме смутного ощущения скорости. А потом — снова больничная палата. Часы показывали, что он — скорее, его астральная проекция или как это там называется — отсутствовал два часа три минуты.
ГЛАВА 21
Хотя жизнь Джима в качестве Орка была изматывающей и опасной, ее окружал не такой свет, как в Бельмонт-Сити. Солнца иных вселенных светили не так раздражающе, а свет Земли по-прежнему оставался песчано-резким. Проклятая усталость — иначе Джим сразу бы вернулся к Орку. Однако если б ему не удалось проникнуть в его сознание, это означало бы, что Владыка погиб. И тогда... тогда надо выбрать другой персонаж, то есть продолжать терапию. С исчезновением Орка что остается для Джима Гримсона?
И не имело значения то, что другие пациенты тоже предпочли Рыжего Орка. Их Орк — вымышленный. А вот он побывал в мозгу настоящего Орка, сына Лоса и Энитармон.
На самом деле Джим тянул с возвращением только потому, что боялся: вдруг Орка разрезало пополам!
Остановило бы это Орка, будь он в шкуре Джима Гримсона? Нет!
Настал день рождения Джима. Праздновал он его только со своей группой, да доктор Порсена ненадолго посетил их невеселое торжество. Миссис Выжак прислала открытку и позвонила. Мать не смогла отпроситься с работы, чтобы навестить его, поэтому тоже только поздравила его по телефону. А торт, про который миссис Выжак сказала, что оставила его в вестибюле, пропал. Такой уж я везучий, подумал Джим. Стоит ли возвращаться к Орку?
Через два дня после дня рождения его вызвали из столовой во время ленча. Дежуривший в тот день Джилмен Шервуд сообщил ему:
— К тебе мать.
— Сейчас? — удивился Джим. — Ей же полагается быть на работе.
Шервуд поднял брови, словно мысль о матери, которой приходится работать, вызывала удивление.
Джим направился в комнату для посетителей с колотящимся сердцем. Только очень плохие новости могли заставить мать вместо работы отправиться сюда. Должно быть, кто-то умер. Сестра? Отец? В конце концов, чего б там ни происходило между ними, Эрик все-таки его отец.
К тому времени, когда Джим повернул ручку двери, он окончательно убедил себя, что Эрик Гримсон умер. Перепил? Несчастный случай? Самоубийство? Убит?
Увидев сына, Ева Гримсон поднялась со стула. Она была в платье с пестрым рисунком, слишком просторном для нее и слишком тонком для холодной погоды. Она еще больше осунулась, на лице прибавилось морщин, круги под глазами стали темнее. Но при виде сына она улыбнулась.
— Мама! Что случилось? — Джим обнял ее.
Ева заплакала, и Джиму стало еще хуже. Он всего несколько раз в жизни видел, как мать плачет.
— С отцом все в порядке? — спросил он.
Она высвободилась из его объятий и села на стул.
— Мне так жаль, так жаль. Но твой отец...
Джим опустился на колени рядом с ней и положил руки на ее сгорбленные плечи.
— Ради Бога! Что случилось?
— Твой отец...
— Он умер! — воскликнул Джим.
Вместо ответа мать достала из сумочки носовой платок и промокнула глаза. У Джима мелькнула неуместная мысль, что слезы не испортят ее макияж, так как она никогда не красится.
Ева шмыгнула носом и покачала головой.
— Нет. Так ты вот что подумал? В каком-то смысле, так было бы...
— Было бы — что?
Должно быть, она хотела сказать «лучше», но никогда не позволила бы себе допустить такие мысли, тем более — высказать их вслух.
— Нет, ничего. Твой отец... он настаивает, чтобы мы переехали в Даллас. Ну, знаешь — в Техас!
Джиму потребовалось несколько раз вздохнуть, прежде чем он смог ясно соображать. Грудь его все еще сжимало. Потом он резко произнес:
— Ну, тогда он все равно что умер! И ты тоже! Вы... вы... Вы бросаете меня!
Мать взяла сына за руку, прижала ее к своей мокрой щеке.
— Я должна ехать с ним! — запричитала она. — Он мой муж! Я должна быть там же, где и он!
— Ничего ты не должна! — Джим выдернул руку. — Черт бы вас побрал! Провалитесь вы ко всем чертям!
Только потом, перебирая детали встречи в памяти, Джим сообразил, что прежде никогда не разговаривал так с матерью. Какое бы раздражение она у него ни вызывала, он почти всегда был с ней мягок. Ей и так доставалось от отца.
— Ради святой девы Марии, матери Божьей, не говори так, Джим!
Она снова хотела взять его за руку, но Джим отдернул ее.
— Здесь он не может получить приличной работы. И это убивает его, ты сам знаешь. Он слышал... ему сказал один друг — помнишь Джо Ватку? — что в Далласе работы полно. Город процветает, и...
— А я? — Джим начал шагать взад-вперед, сжимая и разжимая кулаки. — Разве я не в счет? А кто будет оплачивать страховку, мое лечение? Где я буду жить, когда меня переведут на амбулаторное лечение? Я не хочу бросать лечение! Это мой единственный шанс чего-то добиться в жизни!
— Пожалуйста, пойми меня. Я просто надвое разрываюсь. Не могу я отпустить его одного, а он говорит, что все равно уедет, даже без меня. Он ведь муж мой. Это мой долг!
— А я твой сын! — выкрикнул Джим, останавливаясь.
В дверь просунул голову Казим Грассер, чернокожий санитар.
— Все в порядке? Какие-то проблемы?
— Это семейные дела, — ответил Джим. — Я ни на кого не собираюсь кидаться. Уматывай!
— Ладно, приятель, только не горячись, — сказал Грассер и закрыл дверь.
— И почему он сам ко мне не пришел, а прислал вместо этого тебя? — орал на мать Джим. — Что, боится встретиться со мной? Или настолько меня ненавидит?
— Пожалуйста, Джим, не надо. Нет, он к тебе ненависти не испытывает. Во всяком случае настоящей. Но боится встречаться с тобой. Он чувствует себя неудачником...
— Так оно и есть!
— ...чувствует, что потерпел крах как мужчина, муж и отец...
— Так оно и есть!
— ...и думает, что ты на него набросишься. Он говорит... он говорит...
— Ну, скажи! Что я сумасшедший!
Ева умоляюще сложила руки.
— Пожалуйста, я не могу больше этого вынести. Не будь это таким грехом, я бы покончила с собой!
— Поступай, как считаешь наилучшим, — сказал Джим и, резко повернувшись, вышел из комнаты.