не мог себя заставить. Вечер был теплым, солнечным, а я сидел на веранде паба, отделенный от других посетителей. То цепенел, то меня захлестывали горе, чувство вины и гнев. Гнев выносить легче, и в какой-то момент я принял решение, что мне следует делать. Когда наступил вечер, нетвердой походкой пошел искать ближайшую станцию метро. Спортзал Жюля находился в Доклендсе. Я не знал адреса, но это не имело значения.
Я найду его.
Глава 18
Дождь стучал по крыше, напоминая треск помех в испорченном радио. Вода низвергалась сверху и образовывала перед окном кухни напоминавший штору из стеклянных бусин водопад. Ливень так разошелся, что дверь и окна в кухне пришлось закрыть, и в помещении стало жарко и душно. Дождь не принес прохлады, и закупоренная комната без притока свежего воздуха давила и переполнялась запахами готовящейся на плите еды.
Матильда на закуску приготовила невиданное блюдо – артишоки в масле.
– По какому такому случаю? – ворчал Арно, и его губы и подбородок блестели от масла.
– Ни по какому, – ответила Матильда. – Решила, вам понравится, если сделаю для разнообразия что-нибудь новое.
Отец хрюкнул и снова вгрызся в артишок. Греттен, с мрачным видом помогая сестре накрывать на стол, не замечала меня. Жорж не рассказал Арно, в каком виде застал нас в лесу. Во всяком случае, пока. Он либо не интересовался ничем, кроме своих свиней, либо научился закрывать глаза на все, что его не касалось. В любом случае я должен был бы испытывать облегчение.
Но вместо этого был почти разочарован.
Весь день я пребывал в странном настроении. О том, чтобы работать, не могло быть и речи. Дождь быстро превратил раствор в непригодное месиво. А когда поднялся ветер и каждый порыв стал сотрясать леса, у меня не осталось выбора, как только спуститься вниз. Насквозь промокший, я вернулся в амбар, снял с себя комбинезон и стал наблюдать за разбушевавшейся стихией из чердачного окна. Пейзаж изменился: на смену привычной пасторали явилось нечто необузданное. Поля за гнущимися под ветром деревьями словно размазали и стерли, а озеро стало грязной кляксой. Вдали ворчал гром. Я подумал, не искупаться ли мне, пока поверхность воды вспенивает ливень.
Но вместо этого остался на чердаке, слушал барабанную дробь дождя и ждал обещанную молнию. Она так и не сверкнула, а вскоре иссякла новизна стихии. Выкурив без удовольствия одну из последних сигарет, я взялся за «Мадам Бовари». Но душа не лежала к чтению. И по мере того как день постепенно клонился к закату, а дождь все не заканчивался, меня охватывало волнение. Впервые за долгое время я надел на руку часы и следил, как тикали секунды, отсчитывая время до того момента, когда мне придется идти в дом на ужин.
И вот я сел за стол. Все шло своим чередом. Матильда обходила стол и раскладывала всем по второму артишоку. Они были маленькие, нежные, сочная мякоть листьев таяла во рту. Я не был голоден, но принимал угощение. Матильда поливала артишоки горячим маслом со сковороды. Отрывая листочки от сердцевины и пережевывая их, я поглядывал на часы – такие когда-то привычные и одновременно незнакомые на запястье. У меня екало в груди: с тех пор как я смотрел на них в прошлый раз, прошло всего несколько минут. Руки двигались, словно в патоке, будто ферма замедлила законы относительности, приспособив их под собственный ритм. Или я ждал какого-то события.
– Куда-нибудь спешишь? – спросил Арно.
Я спрятал руку с часами.
– Просто потерял ощущение времени.
– Отчего так? Только не говори, что от усталости. – Он помахал у меня перед носом артишоком. – Сегодня ты на работе уж никак не обломился. Дождь тебе выписал выходной. Так что уставать вроде бы не от чего.
В его глазах плясали колючие искорки – он был в хорошем настроении. Единственный из всех, кто находился в кухне. Греттен сидела с обиженным видом, Матильда молчала. Я пытался угадать, что ей наговорила сестра. И, представив, потерял всякую охоту разговаривать. Лишь Арно ничего не замечал. Матильда и Греттен подали главное блюдо – мелко строганную свинину под каперсовым соусом. Арно снова повернулся ко мне:
– Слышал, тебя сегодня лишили швов?
– Да.
– Значит, теперь будешь прыгать, как молодой?
– Надеюсь.
– Вот за это стоит выпить. – Он потянулся к бутылке, собираясь наполнить мой стакан.
– Спасибо, не надо.
– Брось, не ломайся. Подставляй.
Я отодвинул стакан.
– Больше не хочу.
Арно нахмурился и держал бутылку так, что красная жидкость чуть не лилась из горлышка.
– Не нравится? Не по тебе?
– Просто сегодня больше не хочется.
Он неодобрительно скривился. Сам он прикончил почти всю бутылку, и я подозревал, что не первую. И теперь налил себе еще, расплескав вино по столу. Матильда вздрогнула у плиты, когда Арно со стуком поставил бутылку на место.
– Что такое?
– Ничего, – потупилась она.
Отец внимательно посмотрел на нее, но она так и не подняла головы. Арно обвел взглядом присутствующих.
– Что с вами сегодня такое?
Все промолчали.
– Едим, словно в морге. Может, случилось что-нибудь такое, чего я не знаю?
Вопрос остался без ответа. Я почувствовал на себе взгляд Греттен, но сделал вид, будто не заметил. Арно осушил стакан, его хорошее настроение исчезло. Он опять потянулся к бутылке, но увидел, что на него смотрит старшая дочь.
– Хочешь мне что-нибудь сказать?
– Нет.
Он еще некоторое время гипнотизировал ее взглядом, ища, к чему бы придраться. И, не найдя, взял нож и вилку и вернулся к еде. Свинина была настолько мягкой, что почти не требовалось жевать – сама таяла во рту. Остроту блюду придавал соус с чесноком и каперсами.
– Мало приправ, – проворчал Арно.
На его замечание никто не отреагировал.
– Я сказал, мало приправ.
Матильда подвинула ему соль и перец. Обильно посыпав на мясо перцем, он посолил его.
– Постоянно твержу тебе: не жалей приправ, когда готовишь. Если добавлять позже, отбивает весь аромат.
– Тогда зачем же это делать? – не удержавшись, спросил я.
– Будет хоть на что-нибудь похоже по вкусу, – желчно ответил Арно.
– По мне, очень вкусно. – Я повернулся к Матильде. – Просто превосходно.
Ее губы нервно дрогнули, изображая улыбку. Арно, не сводя с меня взгляда, прожевал мясо, проглотил кусок и, обращаясь ко мне, произнес:
– Ты в этом разбираешься?
– Во всяком случае, могу отличить то, что мне нравится, от того, что нет.
– Неужели? Вот новость – не знал, что ты такой гурман. Думал, обыкновенный бродяга-неудачник, которого я приютил у себя в амбаре. – Кривляясь, он поднял стакан, делая вид, будто хочет за меня выпить. – Большая честь, что ты снизошел поучить меня.
В наступившей тишине шум дождя показался особенно громким. Греттен смотрела на меня во все глаза. Матильда встала со стула и повернулась к плите.
– Там, на сковороде, есть еще соус.
– Сядь!
– Мне не трудно, я принесу…
– Я сказал: сядь!
Арно так треснул кулаком по столу, что подскочили тарелки. Не успело затихнуть эхо, как сверху послышался плач Мишеля. Но никто не двинулся с места, чтобы пойти и успокоить его.
– Оставьте ее в покое, – произнес я.
Арно медленно повернулся в мою сторону. Его лицо, и без того раскрасневшееся от вина, побагровело.
– Что ты сказал?
У меня возникло ощущение, будто я бегу под гору – знаю, что впереди обрыв, но не могу остановиться.
– Попросил оставить ее в покое.
– Не надо… – начала Матильда, но Арно предостерегающе поднял руку.
– Слышала, Матильда? У тебя появился защитник. Вот он, сидит здесь, ест с моего стола, пьет мое вино и берется меня судить! В моем собственном доме!
Матильда побледнела, а смазливое личико Греттен сморщилось. В другое время я счел бы это предостережением. Но в тот момент все мое внимание было поглощено Арно. Кровожадный взгляд, жилка на виске отсчитывает бешеный пульс. Я порадовался, что у него нет под рукой ружья.
Но вдруг что-то изменилось. В глазах мелькнул расчет. Арно пожал плечами и настолько разжал челюсти, что его оскал можно было принять за улыбку.
– Ладно, да черт с ним. Я не намерен спорить из-за тарелки свинины. Каждый человек имеет право на собственное мнение.
В первую секунду я растерялся, но затем сообразил: причиной перемены настроения явился наш разговор в лесу, когда Арно намекнул, что готов передать мне из рук в руки Матильду. Весь день копившееся и едва сдерживаемое напряжение схлынуло. А Арно с видимым удовольствием снова приступил к еде.
– Так тебе по нраву стряпня Матильды? Браво! Я малость вспылил. Знаешь, как говорится: путь к сердцу мужчины ведет через желудок.
Я покосился на Матильду, искренне надеясь, что она не подумает, будто я заодно с ее отцом. Она отвела глаза, зато Греттен взирала на меня с такой яростью, что кожа на ее лице натянулась, резко очертив скулы. Я физически, как удар кулаком, чувствовал ее ненависть. Греттен обратилась к отцу:
– Папа, мне надо тебе кое-что сказать.
Арно махнул вилкой.
– Валяй.
Я смотрел на нее, не в силах поверить, что она способна на это. И просчитался.
– Я встретила Жоржа в лесу. Он тебе не говорил?
– Нет, а что?
Греттен повернулась в мою сторону. Ангельское выражение сменилось мстительной улыбкой.
– Пусть Шон расскажет.
Арно положил нож и вилку; прежнее благодушие исчезло, и он подозрительно спросил:
– Что он должен мне рассказать?
– А почему не ты сама? – попыталась вмешаться Матильда, но Арно уперся и потребовал:
– Выкладывай.
Все взгляды обратились ко мне. Три лица, три разных выражения: Арно злился, Матильда испугалась, Греттен растерялась, уже жалея, что заварила эту кашу. Удивительно, но я успокоился. Словно искал путь к подобной развязке, но сам того не сознавал.
– Я уезжаю.
Мое заявление было встречено молчанием. Первым нарушил его Арно:
– Что ты хочешь сказать?