– Я поняла, что беременна, когда Луи находился в Лионе, и собиралась объявить об этом после того, как он вернется. Собрала немного денег и надеялась убедить его увезти меня куда-нибудь отсюда. Вместе с Греттен. Она… обожала его. Но я не предусмотрела одного – Греттен все рассказала отцу. Произошла сцена. Они подрались.
Ботинок наконец налез на ногу, и я вздрогнул от боли.
– Затем ваш отец утопил в озере его грузовик?
– Хотел избавиться от любой улики, которая бы указывала, что Луи побывал на ферме. Луи явился сюда ночью прямо из Лиона. Никто не знал, что он вернулся. Потом… мы просто сделали вид, будто ничего не произошло.
Я почувствовал, что Матильда отпустила мой ботинок, словно ее мысли уже витали где-то далеко. Наклонился завязать шнурки, и она встала.
– Куда дели труп? – Кабина грузовика оказалась пустой, и я снова невольно подумал о трещине в бетонном полу в амбаре.
– Отец принес его сюда.
– Сюда?
– Свиньям.
До меня не сразу дошел смысл ее слов. Я в ужасе окинул взглядом темное пространство и вспомнил, как над каменной плитой на цепи висела оглушенная свинья, и звук, с каким кровь текла из ее перерезанного горла в железное ведро. Сказанные Арно слова приобрели страшный смысл.
«Свиньи жрут все».
– Греттен в курсе? – спросил я.
– Не знаю, – устало вздохнула Матильда. – Она была в шоке, в истерике и больше никогда не заговаривала о Луи. С детства умела блокировать то, о чем не хотела думать. Словно ничего подобного не происходило.
Я с этим столкнулся сам. Но кроме амнезии Греттен у меня появились более страшные предметы для обсуждения. Напрашивался вывод, что Арно убил Луи. Или все-таки нет?
Когда я поднялся, боль в ноге дала о себе знать, но не настолько сильно, чтобы помешать пуститься наутек, если придется срочно смываться. Я посмотрел через щель в стене – в открывшейся части залитой белесым лунным светом поляны никого не было.
– Ваш отец не убивал Луи? – произнес я, не оборачиваясь.
– Нет, – ответила Матильда.
– Знаете, Греттен больна. Ее надо лечить.
– Больна?
– Вы не можете опекать ее вечно. Даже если у нее не было намерения убивать Луи, рано или поздно она бы подняла руку на кого-нибудь другого. Или на себя.
– Вы ничего не поняли. Греттен Луи не убивала. Его убила я.
Мне почудилось, будто в животе раскручивается что-то мерзкое и холодное.
– Не верю.
– Луи избивал отца. Поранил его. Греттен попыталась защищать его. Тогда Луи ударил и ее. Крепко, по лицу. Я схватила лопату и стукнула его.
«Вот откуда у Греттен отметина на носу», – подумал я. Повернулся к Матильде, но не мог рассмотреть ее в темноте. Мы стояли так близко, что почти касались друг друга.
– Если это было убийство по неосторожности, почему вы не заявили в полицию?
– Мне нельзя в тюрьму. Мишель? И Греттен я тоже не могу оставить с отцом.
– Почему? Понимаю, она ваша сестра…
– Она мне не сестра. Она моя дочь.
Я решил, что ослышался. А затем все понял. Арно! Омерзительный воздух в домике, казалось, в неподвижности сгустился.
– Мне было тринадцать лет. Отец сказал маме, что ребенок от какого-то парня из города. И убедил ее объявить, что это их дочь, – так они спасали мою репутацию. В школе, пока не родилась Греттен, считали, что я больна и меня лечат дома. Вопросов никто не задавал. А потом все думали, будто Греттен дочь моих родителей.
– Неужели вы никому не сообщили? – Я был потрясен.
– Кому? Мать, наверное, все понимала, но была слишком слаба, чтобы противостоять отцу. А когда она умерла, не осталось вообще никого, с кем я могла бы откровенничать. Не с Жоржем же.
– Греттен догадывается?
– Нет! И не должна! Никогда! Я не позволю отцу сломать жизнь и ей! Предупредила: пусть только посмеет коснуться ее, и его убью. Однажды попробовал – я спустила его с лестницы, и он месяц провалялся в постели.
Матильда произнесла это с холодным удовлетворением. Сейчас это была совсем другая женщина. Я ее не узнавал. Или никогда не знал?
– А Мишель? Он тоже от Арно?
– Нет, от Луи. Но отец считает его своим. Всегда хотел сына, чтобы оставить ему ферму. Поэтому…
– Что?
Матильда глубоко вздохнула, словно собиралась броситься головой в омут.
– После того как мать умерла, у меня был еще ребенок. Девочка. Отец мне ее не показал – объяснил, что она родилась мертвой. Но мне казалось, я слышала, как она заплакала.
«Эта ферма что-то вроде жуткого набора матрешек, – подумал я. – Всякий раз, когда я считал, что мне открылся последний секрет, за ним обнаруживался новый, еще более страшный».
– Как же вы можете здесь оставаться? Почему не уедете?
– Это не так просто.
– Ничего сложного: собираете вещи, и вперед!
– Я не могу покинуть ферму без Греттен.
– Тогда берите ее с собой.
– Вы меня совсем не слышите? Как вы думаете, почему я связалась с Луи? Греттен не уедет от отца. По крайней мере не со мной.
Вот мы и вернулись к тому, с чего начали. Я опять посмотрел наружу – больше для того, чтобы выиграть время и подумать. По небу, закрывая луну, неслись рваные облака. Та часть поляны, которую я видел, казалась тихой и безобидной, но вокруг стеной непроницаемого мрака наступали деревья.
– Теперь вы понимаете, почему мне необходимо удалить отсюда Греттен, – продолжила Матильда. – Не важно как и не важно куда. Но все равно лучше, чем оставаться здесь. А с вами она поедет.
Хорошо, что в домик не проникал свет и мне не нужно было смотреть Матильде в лицо. Ведь только от отчаяния она после всего этого еще пыталась уговорить меня увезти свою дочь. Или, может, надеялась, что, выслушав ее откровения, я просто обязан это сделать?
– Извините. Не могу.
За спиной послышался шум. Повернувшись, я увидел, что Матильда загородила собой проникающий в дверь свет. А затем раздался другой звук. Тихий, не громче шепота – такой скрежет издает сталь, если ей провести по камню. И внезапно перед глазами возникла картина, как Жорж берет мясницкий нож с плиты в середине дома.
– Не передумаете? – спросила из темноты Матильда.
Секунды, казалось, растянулись во времени. У меня стала подергиваться мышца – рука сама потянулась к тому месту, где, как я помнил, на плите лежал молот. Но тут послышались звуки снаружи. И хотя они быстро стихли, я безошибочно узнал детский плач. Матильда рванулась вперед, распахнула дверь, и в хижину хлынул лунный свет. Когда она стремительно выбегала наружу, мне стало видно, что в руках у нее ничего нет. Я поспешил за ней, почти ожидая, что напорюсь на Арно с ружьем.
Но встретил не мужчину, а Греттен.
Она держала перед собой Мишеля, как щит, зажимала ему рот ладонью и не давала брыкаться. Не стоило даже задаваться вопросом, сколько она слышала из того, что было сказано.
– Греттен… – Голос Матильды дрогнул.
– Это неправда! Ты не моя мать!
– Конечно, нет! – Матильда попыталась улыбнуться.
– Папа не мог сделать ничего подобного. Я тебе не верю! Ты врешь!
– Правильно. Я все нафантазировала. – Она протянула к ней руки. – Ты делаешь больно Мишелю. Дай его мне…
– Не подходи! – Греттен попятилась.
Мальчик вывернулся у нее из-под ладони, заревел. Не выпуская из рук Мишеля, Греттен повернулась и бросилась бежать. Даже с больной ногой я обогнал Матильду, но настигнуть Греттен не сумел – она раньше меня оказалась у загона с поросюками и подняла ребенка над забором, за которым жил кабан.
– Не приближайся! Я не шучу!
Матильда застыла рядом со мной, а Греттен так и держала мальчика над забором. Кабана не было видно, но громкий плач Мишеля растревожил в соседнем загоне свиней, и их возбужденное хрюканье добавило шума в общую сумятицу.
– Послушай, Греттен, – произнес я, – ты же не хочешь навредить мальчику?
– Заткнись! – взвизгнула она; ее залитое слезами лицо покрылось пятнами. – Тебе на меня наплевать! Ты такая же дрянь, как она!
За ее спиной возникло движение – из похожего на пещеру сарайчика высунулось рыло кабана. Из-под тяжелых, широких ушей на нас смотрели маленькие, злые глазки.
– Греттен, пожалуйста, послушай… – Даже при лунном свете лицо Матильды было пепельно-серым. – Мне очень жаль…
– Ничего тебе не жаль, все ты врешь. Папа такого не делал. Моя мама умерла, ты не моя мать!
Кабан, не сводя с нас взгляда, трусцой бежал в нашу сторону.
– Ты пугаешь Мишеля, – сказала Матильда. – Отдай его мне и тогда…
– Нет! – закричала Греттен.
От громкого звука ее голоса кабан пришел в ярость и ударил рылом в забор. Воспользовавшись тем, что Греттен отшатнулась, я бросился вперед. Но ее реакция оказалась быстрее – она снова поднесла ребенка к ограде.
– Назад!
Я попятился. Кабан в злобе крошил клыками доски. Мишель ревел и колотил ножками в воздухе.
– Не надо! – Матильда в ужасе зажала рот. – Пожалуйста, не надо. Ведь он твой…
– Мой брат? – Матильда не ответила, и лицо Греттен побледнело. – Неправда! Я тебе не верю!
Она зарыдала, прижав Мишеля к себе. Слава Богу! Я почувствовал, как напряжение отпускает Матильду.
– Пошли домой, – сказала она и сделала шаг вперед. – Дай мне Мишеля.
– Шлюха! – С искаженным лицом Греттен снова подняла мальчика над забором. Доски ограды трещали и расщеплялись под ударами кабана.
Я приготовился к решающему броску, хотя понимал, что ни я, ни Матильда не успеем подхватить ребенка.
Матильда стояла, молитвенно вытянув руки вперед. Луна вышла из-за облаков и заливала сцену призрачным светом.
– Пожалуйста, прости. Позволь мне объяснить…
– Шлюха! Лживая шлюха!
– Греттен, ради Бога…
– Заткнись! Я тебя ненавижу! Слышишь? Ненавижу!
Греттен повернулась к загону, и в это мгновение раздался хлопок, как удар хлыста. Она споткнулась, ноги подкосились, и сжимающие Мишеля руки разжались. Я рванулся, чтобы подхватить мальчика, но Матильда оказалась проворнее. Убедившись, что он не пострадал, сунула его мне и повернулась к дочери.