| Now, at this time it was that my poor pagan companion, and fast bosom-friend, Queequeg, was seized with a fever, which brought him nigh to his endless end. | И вот тогда-то и скрутила моего приятеля-язычника и закадычного друга Квикега свирепая горячка, едва не приведшая его в лоно бесконечности. |
| Be it said, that in this vocation of whaling, sinecures are unknown; dignity and danger go hand in hand; till you get to be Captain, the higher you rise the harder you toil. | Надо сказать, что в китобойном деле синекуры не бывает; здесь достоинство и опасность идут рука об руку; и чем выше ты поднялся, тем тяжелее должен трудиться, покуда не достигнешь капитанского ранга. |
| So with poor Queequeg, who, as harpooneer, must not only face all the rage of the living whale, but-as we have elsewhere seen-mount his dead back in a rolling sea; and finally descend into the gloom of the hold, and bitterly sweating all day in that subterraneous confinement, resolutely manhandle the clumsiest casks and see to their stowage. | Так было и с бедным Квикегом, которому как гарпунеру полагалось не только мериться силами с живым китом, но также - как мы видели выше -подниматься в бушующем море на его мертвую спину, а затем спускаться в сумрак трюма и, обливаясь потом в этом черном подземелье, ворочать тяжелые бочки и следить за их установкой. |
| To be short, among whalemen, the harpooneers are the holders, so called. | Да, коротко говоря, гарпунеры на китобойце -это рабочая скотина. |
| Poor Queequeg! when the ship was about half disembowelled, you should have stooped over the hatchway, and peered down upon him there; where, stripped to his woollen drawers, the tattooed savage was crawling about amid that dampness and slime, like a green spotted lizard at the bottom of a well. | Бедняга Квикег! надо было вам, когда судно уже наполовину выпотрошили, нагнуться над люком и заглянуть в трюм, где полуголый татуированный дикарь ползал на карачках среди плесени и сырости, точно пятнистая зеленая ящерица на дне колодца. |
| And a well, or an ice-house, it somehow proved to him, poor pagan; where, strange to say, for all the heat of his sweatings, he caught a terrible chill which lapsed into a fever; and at last, after some days' suffering, laid him in his hammock, close to the very sill of the door of death. | И колодцем, вернее, ледником, в этот раз и оказался для тебя трюм, бедный язычник; здесь, как это ни странно, несмотря на страшную жару, он, обливаясь потом, подхватил свирепую простуду, которая перешла в горячку и после нескольких мучительных дней уложила его на койку у самого порога смертной двери. |
| How he wasted and wasted away in those few long-lingering days, till there seemed but little left of him but his frame and tattooing. | Как он исчах и ослабел за эти несколько долгих, медлительных дней! |
| But as all else in him thinned, and his cheek-bones grew sharper, his eyes, nevertheless, seemed growing fuller and fuller; they became of a strange softness of lustre; and mildly but deeply looked out at you there from his sickness, a wondrous testimony to that immortal health in him which could not die, or be weakened. | В нем теперь почти не оставалось жизни, только кости да татуировка. Он весь высох, скулы заострились, одни глаза становились все больше и больше, в них появился какой-то странный мягкий блеск, и из глубины его болезни они глядели на вас нежно, но серьезно, озаренные бессмертным душевным здоровьем, которое ничто не может ни убить, ни подорвать. |
| And like circles on the water, which, as they grow fainter, expand; so his eyes seemed rounding and rounding, like the rings of Eternity. | И подобно кругам на воде, которые, замирая, расходятся все дальше и дальше, его глаза все расширялись и расширялись, как круги Вечности. |
| An awe that cannot be named would steal over you as you sat by the side of this waning savage, and saw as strange things in his face, as any beheld who were bystanders when Zoroaster died. | Неизъяснимый ужас охватывал вас, когда вы сидели подле этого угасающего дикаря и видели в лице его что-то странное, замеченное еще свидетелями смерти Зороастра. |
| For whatever is truly wondrous and fearful in man, never yet was put into words or books. | Ибо то, что поистине чудесно и страшно в человеке, никогда еще не было выражено ни в словах, ни в книгах. |
| And the drawing near of Death, which alike levels all, alike impresses all with a last revelation, which only an author from the dead could adequately tell. | А приближение Смерти, которая одинаково равняет всех, одинаково откладывает на всех лицах печать последнего откровения, которое сумел бы передать только тот, кто уже мертв. |
| So that-let us say it again-no dying Chaldee or Greek had higher and holier thoughts than those, whose mysterious shades you saw creeping over the face of poor Queequeg, as he quietly lay in his swaying hammock, and the rolling sea seemed gently rocking him to his final rest, and the ocean's invisible flood-tide lifted him higher and higher towards his destined heaven. | Вот почему - повторим опять - ни один умирающий халдей или грек не имел более возвышенных мыслей, чем те, что загадочными тенями пробегали по лицу бедного Квикега, когда он тихо лежал в своей раскачивающейся койке, а бегущие волны словно убаюкивали его, навевая последний сон, и невидимый океанский прилив вздымал его все выше и выше, навстречу уготованным ему небесам. |
| Not a man of the crew but gave him up; and, as for Queequeg himself, what he thought of his case was forcibly shown by a curious favour he asked. | На корабле уже все до единого потеряли надежду на его выздоровление, а что думал о своей болезни сам Квикег, ясно показывает удивительная просьба, с которой он к нам обратился. |
| He called one to him in the grey morning watch, when the day was just breaking, and taking his hand, said that while in Nantucket he had chanced to see certain little canoes of dark wood, like the rich war-wood of his native isle; and upon inquiry, he had learned that all whalemen who died in Nantucket, were laid in those same dark canoes, and that the fancy of being so laid had much pleased him; for it was not unlike the custom of his own race, who, after embalming a dead warrior, stretched him out in his canoe, and so left him to be floated away to the starry archipelagoes; for not only do they believe that the stars are isles, but that far beyond all visible horizons, their own mild, uncontinented seas, interflow with the blue heavens; and so form the white breakers of the milky way. | Как-то в серый предрассветный час утренней вахты он подозвал к себе одного матроса, и, взяв его за руку, сказал, что в Нантакете ему случалось видеть узкие челны из темного дерева, наподобие того, из которого делают военные пироги на его родном острове; расспросив, он выяснил, что каждого китобоя, умирающего в Нантакете, кладут в такой темный челн, и мысль о подобной возможности и для него самого как нельзя больше пришлась ему по душе; потому что это сильно походило на обычай его народа, по которому мертвого воина после бальзамирования укладывают во всю длину в его пирогу и пускают плыть по воле волн к звездным архипелагам; ибо они верят не только в то, что звезды - это острова, но также еще и в то, что далеко за гранью видимых горизонтов их собственное теплое и безбрежное море сливается с голубыми небесами, образуя белые буруны Млечного Пути. |
| He added, that he shuddered at the thought of being buried in his hammock, according to the usual sea-custom, tossed like something vile to the death-devouring sharks. | Он прибавил, что содрогается при мысли, что его похоронят, обернув в койку по старинному морскому обычаю, и вышвырнут за борт, точно мерзкую падаль, на съедение стервятницам-акулам... |
| No: he desired a canoe like those of Nantucket, all the more congenial to him, being a whaleman, that like a whale-boat these coffin-canoes were without a keel; though that involved but uncertain steering, and much lee-way adown the dim ages. | Нет, пусть ему дадут челнок, как в Нантакете, он тем более подобает ему -китобою, что гроб-челнок, как и китобойный вельбот, не имеет киля; хотя, конечно, из-за этого он, должно быть, плохо слушается руля и его сильно сносит течением во время плавания вниз по мглистым столетиям. |
| Now, when this strange circumstance was made known aft, the carpenter was at once commanded to do Queequeg's bidding, whatever it might include. |