| Pip was led away, and the sick man was replaced in his hammock. | Наконец Пипа увели, а больного перенесли на койку. |
| But now that he had apparently made every preparation for death; now that his coffin was proved a good fit, Queequeg suddenly rallied; soon there seemed no need of the carpenter's box: and thereupon, when some expressed their delighted surprise, he, in substance, said, that the cause of his sudden convalescence was this;-at a critical moment, he had just recalled a little duty ashore, which he was leaving undone; and therefore had changed his mind about dying: he could not die yet, he averred. | Но теперь, когда, казалось, он окончательно приготовился к смерти, и гроб, как выяснилось, был ему в самую пору, Квикег неожиданно пошел на поправку; скоро нужда в изделии плотника отпала; и тогда, в ответ на недоуменные восторги матросов Квикег объяснил причину своего внезапного выздоровления; суть его рассказа сводится к следующему: в самый критический момент он вдруг припомнил об одном маленьком дельце на берегу, которое еще не выполнил, и поэтому он передумал, решил, что умирать он пока еще не может. |
| They asked him, then, whether to live or die was a matter of his own sovereign will and pleasure. | Его спросили, неужели он считает, что может жить или умереть по собственному своему произволу и усмотрению? |
| He answered, certainly. | Разумеется, ответил он. |
| In a word, it was Queequeg's conceit, that if a man made up his mind to live, mere sickness could not kill him: nothing but a whale, or a gale, or some violent, ungovernable, unintelligent destroyer of that sort. | Коротко говоря, Квикег был убежден, что если человек примет решение жить, обыкновенной болезни не под силу убить его; тут нужен кит, или шторм, или какая-нибудь иная слепая и неодолимая разрушительная сила. |
| Now, there is this noteworthy difference between savage and civilized; that while a sick, civilized man may be six months convalescing, generally speaking, a sick savage is almost half-well again in a day. | Кроме того, надо думать, между дикарями и цивилизованными людьми существует вот какая разница: в то время как у цивилизованного больного уходит на поправку в среднем месяцев шесть, больной дикарь может выздороветь чуть ли не за день. |
| So, in good time my Queequeg gained strength; and at length after sitting on the windlass for a few indolent days (but eating with a vigorous appetite) he suddenly leaped to his feet, threw out his arms and legs, gave himself a good stretching, yawned a little bit, and then springing into the head of his hoisted boat, and poising a harpoon, pronounced himself fit for a fight. | Так что вскоре мой Квикег стал набираться сил, и наконец, просидев в праздности несколько дней на шпиле (поглощая, однако, все это время великие количества пищи), он вдруг вскочил, широко расставил ноги, раскинул руки, потянулся хорошенько, слегка зевнул, а затем, вспрыгнув на нос своего подвешенного вельбота и подняв гарпун, провозгласил, что готов к бою. |
| With a wild whimsiness, he now used his coffin for a sea-chest; and emptying into it his canvas bag of clothes, set them in order there. | Свой гроб он, по дикарской прихоти, надумал теперь использовать как матросский сундук; вывалил в него из парусинового мешка все свои пожитки и в порядке их там разложил. |
| Many spare hours he spent, in carving the lid with all manner of grotesque figures and drawings; and it seemed that hereby he was striving, in his rude way, to copy parts of the twisted tattooing on his body. | Немало часов досуга потратил он на то, чтобы покрыть крышку удивительными резными фигурами и узорами; при этом он, видимо, пытался на собственный грубый манер воспроизвести на дереве замысловатую татуировку своего тела. |
| And this tattooing had been the work of a departed prophet and seer of his island, who, by those hieroglyphic marks, had written out on his body a complete theory of the heavens and the earth, and a mystical treatise on the art of attaining truth; so that Queequeg in his own proper person was a riddle to unfold; a wondrous work in one volume; but whose mysteries not even himself could read, though his own live heart beat against them; and these mysteries were therefore destined in the end to moulder away with the living parchment whereon they were inscribed, and so be unsolved to the last. | А ведь эта татуировка была делом рук почившего пророка и предсказателя у него на родине, который в иероглифических знаках записал у Квикега на теле всю космогоническую теорию вместе с мистическим трактатом об искусстве познания истины; так что и собственная особа Квикега была неразрешенной загадкой, чудесной книгой в одном томе, тайны которой даже сам он не умел разгадать, хотя его собственное живое сердце билось прямо о них; и значит, этим тайнам предстояло в конце концов рассыпаться прахом вместе с живым пергаментом, на котором они были начертаны, и так и остаться неразрешенными. |
| And this thought it must have been which suggested to Ahab that wild exclamation of his, when one morning turning away from surveying poor Queequeg-"Oh, devilish tantalization of the gods!" | Вот о чем, наверное, думал Ахав, когда однажды утром, посмотрев на бедного Квикега, он отвернулся и воскликнул с сердцем: - О дьявольски дразнящий соблазн богов! |
| CHAPTER 111. The Pacific. | Глава СХ! ТИХИЙ ОКЕАН |
| When gliding by the Bashee isles we emerged at last upon the great South Sea; were it not for other things, I could have greeted my dear Pacific with uncounted thanks, for now the long supplication of my youth was answered; that serene ocean rolled eastwards from me a thousand leagues of blue. | Когда, проскользнув мимо островов Баши, мы выплыли на простор великого Южного моря, я готов был, если бы не все остальное приветствовать любезный моему сердцу Тихий океан бесчисленными изъявлениями благодарности, ибо вот наконец осуществилась давнишняя мечта моей юности: сей недвижный океан простирался предо мной к востоку тысячами миль синевы. |
| There is, one knows not what sweet mystery about this sea, whose gently awful stirrings seem to speak of some hidden soul beneath; like those fabled undulations of the Ephesian sod over the buried Evangelist St. John. | Есть какая-то непонятная таинственная прелесть в этом море, чье ласковое смертоносное колыхание словно повествует о живой душе, таящейся в темных глубинах; так, если верить легенде, колебалась земля Эфесская над могилой святого Иоанна Евангелиста. |
| And meet it is, that over these sea-pastures, wide-rolling watery prairies and Potters' Fields of all four continents, the waves should rise and fall, and ebb and flow unceasingly; for here, millions of mixed shades and shadows, drowned dreams, somnambulisms, reveries; all that we call lives and souls, lie dreaming, dreaming, still; tossing like slumberers in their beds; the ever-rolling waves but made so by their restlessness. | И так оно и следует, чтобы на этих морских пастбищах, на этих широких водных прериях и нищенских погостах всех четырех континентов вечно вздымались и падали, накатывались и убегали зеленые валы; ибо миллионы сплетающихся теней и призраков, погибших мечтаний, грез и снов, - все то, что зовем мы жизнью и душой, лежит там и тихо, тихо грезит; и мечется, как спящий в своей постели; и неустанно бегущие волны лишь вторят в своем колыхании беспокойству этого сна. |
| To any meditative Magian rover, this serene Pacific, once beheld, must ever after be the sea of his adoption. | Для всякого мечтательного мистика-скитальца безмятежный этот Тихий океан, однажды увиденный, навсегда останется избранным морем его души. |
| It rolls the midmost waters of the world, the Indian ocean and Atlantic being but its arms. | В нем катятся срединные воды мира, а Индийский и Атлантический океаны служат лишь его рукавами. |
| The same waves wash the moles of the new-built Californian towns, but yesterday planted by the recentest race of men, and lave the faded but still gorgeous skirts of Asiatic lands, older than Abraham; while all between float milky-ways of coral isles, and low-lying, endless, unknown Archipelagoes, and impenetrable Japans. | Одни и те же волны бьются о молы новых городов Калифорнии, вчера только возведенных самым молодым народом, и омывают увядшие, но все еще роскошные окраины азиатских земель, более древних, чем Авраам; а в середине плавают млечные пути коралловых атоллов и низкие, бесконечные, неведомые архипелаги, и непроницаемые острова Японии. |
| Thus this mysterious, divine Pacific zones the world's whole bulk about; makes all coasts one bay to it; seems the tide-beating heart of earth. | Так перепоясывает этот божественный, загадочный океан весь наш широкий мир, превращая все побережья в один большой залив, и бьется приливами, точно огромное сердце земли. |