И вот, когда все гости собрались в бамбуковой хижине невесты, входит этот капитан и усаживается на предназначенное ему почетное место прямо против тыквы между верховным жрецом и его царским величеством - отцом Квикега.
Grace being said,-for those people have their grace as well as we-though Queequeg told me that unlike us, who at such times look downwards to our platters, they, on the contrary, copying the ducks, glance upwards to the great Giver of all feasts-Grace, I say, being said, the High Priest opens the banquet by the immemorial ceremony of the island; that is, dipping his consecrated and consecrating fingers into the bowl before the blessed beverage circulates.
Прочитали молитву - ибо у этих людей, точно так же как и у нас, есть свои молитвы, только Квикег говорил мне, что, в отличие от нас, взирающих во время молитвы вниз, на свои тарелки, они, наоборот, подражают уткам и устремляют взоры кверху, к великому Подателю всех угощений, - так вот, прочитали молитву, и тогда верховный жрец открыл празднество особой древней церемонией - он окунул в тыкву свои освященные и освящающие пальцы, после чего благословенный напиток должен идти по кругу.
Seeing himself placed next the Priest, and noting the ceremony, and thinking himself-being Captain of a ship-as having plain precedence over a mere island King, especially in the King's own house-the Captain coolly proceeds to wash his hands in the punchbowl;-taking it I suppose for a huge finger-glass.
Но капитан, сидевший подле жреца, увидел это и, считая, что ему, капитану большого судна, безусловно должно принадлежать право первенства перед простым царем какого-то острова, тем более в доме этого самого царя, -капитан преспокойно ополаскивает пальцы в пуншевой чаше, полагая, вероятно, что она для того и поставлена здесь, чтобы в ней мыли руки.
"Now," said Queequeg, "what you tink now?-Didn't our people laugh?"
"Ну, - говорит Квикег, - что ты теперь скажешь? Думаешь, наши люди не смеялись?"
At last, passage paid, and luggage safe, we stood on board the schooner.
Но вот, заплатив за проезд и пристроив свой багаж, мы очутились на борту пакетбота.
Hoisting sail, it glided down the Acushnet river.
Поставлены паруса, и мы скользим вниз по реке Акушнет.
On one side, New Bedford rose in terraces of streets, their ice-covered trees all glittering in the clear, cold air.
Справа от нас террасами своих улиц поднимался Нью-Бедфорд, весь сверкая обледеневшими ветвями деревьев в холодном прозрачном воздухе.
Huge hills and mountains of casks on casks were piled upon her wharves, and side by side the world-wandering whale ships lay silent and safely moored at last; while from others came a sound of carpenters and coopers, with blended noises of fires and forges to melt the pitch, all betokening that new cruises were on the start; that one most perilous and long voyage ended, only begins a second; and a second ended, only begins a third, and so on, for ever and for aye.
На пристанях высокими горами громоздились груды наваленных друг на друга бочек, и тут же один подле другого безмолвно стояли на якоре китобойные суда, избороздившие весь свет и наконец вернувшиеся в тихую гавань; но уже с иных палуб доносился звон плотничьих и бондарных инструментов, слышался согласный гул горнов и костров, на которых топили смолу, -все это означало, что готовятся новые рейсы, что окончание одного долгого, опасного плавания служит лишь началом другого, окончание второго - началом третьего, и так без конца, на вечные времена.
Such is the endlessness, yea, the intolerableness of all earthly effort.
Вот она, нескончаемая, нестерпимая бесцельность всех дел земных!
Gaining the more open water, the bracing breeze waxed fresh; the little Moss tossed the quick foam from her bows, as a young colt his snortings.
По мере того как мы удалялись от берега, свежий ветер крепчал, и маленький "Лишайник" стал раскидывать носом быструю пену, словно фыркающий жеребенок.
How I snuffed that Tartar air!-how I spurned that turnpike earth!-that common highway all over dented with the marks of slavish heels and hoofs; and turned me to admire the magnanimity of the sea which will permit no records.
С какой жадностью вдыхал я этот воздух кочевий! С каким презрением спешил оставить позади все заставы земли, этой изъезженной дороги, покрытой бессчетными отпечатками рабских подошв и подков, чтобы восхищаться великодушием моря, которое не сохраняет следов на своем лоне.
At the same foam-fountain, Queequeg seemed to drink and reel with me.
И Квикег вместе со мною упивался брызгами пенного фонтана.
His dusky nostrils swelled apart; he showed his filed and pointed teeth.
Смуглые его ноздри раздувались, ровные заостренные зубы обнажались.
On, on we flew; and our offing gained, the Moss did homage to the blast; ducked and dived her bows as a slave before the Sultan.
Все вперед и вперед летели мы. Очутившись в открытом море, "Лишайник" низко поклонился порыву ветра, с разбега зарывшись носом в волну, словно раб, павший ниц перед султаном.
Sideways leaning, we sideways darted; every ropeyarn tingling like a wire; the two tall masts buckling like Indian canes in land tornadoes.
Накренившись, неслись мы куда-то вбок, и натянутые снасти звенели, как проволока, а две высокие мачты выгибались, словно тростинки под ветром.
So full of this reeling scene were we, as we stood by the plunging bowsprit, that for some time we did not notice the jeering glances of the passengers, a lubber-like assembly, who marvelled that two fellow beings should be so companionable; as though a white man were anything more dignified than a whitewashed negro.
Стоя у ныряющего бушприта, мы были настолько поглощены этим головокружительным зрелищем, что не сразу заметили глумливые взгляды, которые бросали в нашу сторону пассажиры, - целая компания сухопутных увальней, пораженных тем, что два человека могут быть так дружны, - как будто белый человек - не тот же негр, только обеленный.
But there were some boobies and bumpkins there, who, by their intense greenness, must have come from the heart and centre of all verdure.
Было среди них несколько болванов и дубин, до такой степени неотесанных и зеленых, точно их только что поналомали в самом сердце лесной чащи.
Queequeg caught one of these young saplings mimicking him behind his back. I thought the bumpkin's hour of doom was come.
Квикег схватил одного из этих недорослей, корчившего рожи у него за спиной, и я уже решил было, что час бедного дурня пробил.
Dropping his harpoon, the brawny savage caught him in his arms, and by an almost miraculous dexterity and strength, sent him high up bodily into the air; then slightly tapping his stern in mid-somerset, the fellow landed with bursting lungs upon his feet, while Queequeg, turning his back upon him, lighted his tomahawk pipe and passed it to me for a puff.
Выпустив из рук гарпун, жилистый дикарь сгреб парня в охапку, с удивительной ловкостью и силой швырнул его высоко в воздух, слегка поддав ему в зад, заставил проделать двойное сальто, после чего юнец, задыхаясь, благополучно опустился на ноги, а Квикег повернулся к нему спиной, разжег свою трубку-томагавк и дал мне затянуться.
"Capting!
- Капитан!
Capting!" yelled the bumpkin, running towards that officer;
Капитан! - заорал дурень, отбежав к почтенному командиру судна.
"Capting, Capting, here's the devil."
- Видали, что этот черт делает?
"Hallo, you sir," cried the Captain, a gaunt rib of the sea, stalking up to Queequeg, "what in thunder do you mean by that?
- Эй, вы, сэр, - раздался окрик капитана, тощего и долговязого, словно ребро корабельного шпангоута. Он с важным видом подошел к Квикегу и произнес: - Какого дьявола вы это делаете?
Don't you know you might have killed that chap?"
Разве вы не видите, что так и убить парня можно?
"What him say?" said Queequeg, as he mildly turned to me.
- Чего она сказать? - мягко обратился ко мне Квикег.
"He say," said I, "that you came near kill-e that man there," pointing to the still shivering greenhorn.
- Он говорит: твоя мал-мало убивать тот человек,- и я указал на юнца, все еще дрожавшего в отдалении.
"Kill-e," cried Queequeg, twisting his tattooed face into an unearthly expression of disdain, "ah! him bevy small-e fish-e; Queequeg no kill-e so small-e fish-e; Queequeg kill-e big whale!"
- Моя убивать? - воскликнул Квикег, и татуированное его лицо исказила гримаса нечеловеческого презрения. - О! Такой маленький рыбка! Квикег не убивать маленький рыбка. Квикег убивать большой кит!
"Look you," roared the Captain,
- Послушай, ты! - гаркнул тогда капитан.
"I'll kill-e YOU, you cannibal, if you try any more of your tricks aboard here; so mind your eye."
- Я тебя самого буду убивать, проклятый людоед, если ты еще позволишь себе такие шутки у меня на судне! Ты у меня смотри!
But it so happened just then, that it was high time for the Captain to mind his own eye.
Но случилось так, что в этот миг смотреть нужно было самому капитану.
The prodigious strain upon the main-sail had parted the weather-sheet, and the tremendous boom was now flying from side to side, completely sweeping the entire after part of the deck.