| Winding far down from within the very heart of this spiked Hotel de Cluny where we here stand-however grand and wonderful, now quit it;-and take your way, ye nobler, sadder souls, to those vast Roman halls of Thermes; where far beneath the fantastic towers of man's upper earth, his root of grandeur, his whole awful essence sits in bearded state; an antique buried beneath antiquities, and throned on torsoes! | Теперь отсюда, из самого сердца этого островерхого Отеля де Клюни, где мы стоим, по винтовой лестнице спуститесь глубоко вниз; как бы роскошен и великолепен он ни был, покиньте его и спуститесь, о благородные, печальные души, в просторные залы римских терм; туда, где глубоко под причудливыми замками внешней человеческой жизни таится самый корень людского величия, сама устрашающая сущность человека, где, засыпанная грудой древностей, покоясь на троне из обломков античных статуй, восседает тысячелетняя, с седой бородой, сама древность! |
| So with a broken throne, the great gods mock that captive king; so like a Caryatid, he patient sits, upholding on his frozen brow the piled entablatures of ages. | Великие боги потешаются над пленным царем на разбитом троне; а он сидит, безропотно, словно кариатида, поддерживая на своем застывшем челе нагроможденные своды веков. |
| Wind ye down there, ye prouder, sadder souls! question that proud, sad king! | Спуститесь же туда, о гордые, печальные души! И спросите этого гордого, печального царя. |
| A family likeness! aye, he did beget ye, ye young exiled royalties; and from your grim sire only will the old State-secret come. | Вас поражает фамильное сходство? о да, от него произошли вы все, о юные монархи в изгнании; и лишь от своего угрюмого предка услышите вы древнюю Государственную Тайну. |
| Now, in his heart, Ahab had some glimpse of this, namely: all my means are sane, my motive and my object mad. | Где-то в глубине души Ахав догадывался о ней, он сознавал: все мои поступки здравы, цель и побуждение безумны. |
| Yet without power to kill, or change, or shun the fact; he likewise knew that to mankind he did long dissemble; in some sort, did still. But that thing of his dissembling was only subject to his perceptibility, not to his will determinate. | Но, не имея власти ни уничтожить, ни изменить, ни избегнуть этого, он долго притворялся перед людьми, да в какой-то мере продолжал притворяться и теперь, но то была лишь видимость, воля его и решимость оставались неизменны. |
| Nevertheless, so well did he succeed in that dissembling, that when with ivory leg he stepped ashore at last, no Nantucketer thought him otherwise than but naturally grieved, and that to the quick, with the terrible casualty which had overtaken him. | Однако прятал свое безумие он столь успешно, что, когда наконец ступил своей костяной ногою на песок Нантакета, никто из его земляков ничего не заподозрил - все считали, что он просто до глубины души потрясен постигшим его страшным несчастьем. |
| The report of his undeniable delirium at sea was likewise popularly ascribed to a kindred cause. | Той же причине приписывали люди приступы исступления, по слухам, находившие на него в море. |
| And so too, all the added moodiness which always afterwards, to the very day of sailing in the Pequod on the present voyage, sat brooding on his brow. | А также и ту беспросветную угрюмость, которая постоянно, вплоть до самого дня отплытия на "Пекоде", тучей висела над его челом. |
| Nor is it so very unlikely, that far from distrusting his fitness for another whaling voyage, on account of such dark symptoms, the calculating people of that prudent isle were inclined to harbor the conceit, that for those very reasons he was all the better qualified and set on edge, for a pursuit so full of rage and wildness as the bloody hunt of whales. | И очень может быть, что расчетливые жители этого благоразумного острова, далекие от того, чтобы из-за таких смутных причин подвергать сомнению его способность возглавить промысловый рейс, наоборот, склонны были на этом же самом основании считать, что он только лучше подготовлен и настроен теперь для такого отчаянного и кровавого дела, как охота за китами. |
| Gnawed within and scorched without, with the infixed, unrelenting fangs of some incurable idea; such an one, could he be found, would seem the very man to dart his iron and lift his lance against the most appalling of all brutes. | Опаленный снаружи, терзаемый изнутри цепкими, безжалостными клыками неизлечимой мании, подобный человек, если только найти его, как нельзя лучше приспособлен для того, чтобы метать гарпун и заносить острогу в схватке с ужаснейшей из тварей живых. |
| Or, if for any reason thought to be corporeally incapacitated for that, yet such an one would seem superlatively competent to cheer and howl on his underlings to the attack. | Если же по причине какого-либо физического увечья он считается на это неспособным, все равно никто лучше, чем он, не мог бы криком подбадривать своих подчиненных, побуждая их к смертельной битве. |
| But be all this as it may, certain it is, that with the mad secret of his unabated rage bolted up and keyed in him, Ahab had purposely sailed upon the present voyage with the one only and all-engrossing object of hunting the White Whale. | Как бы то ни было, несомненно одно: заточив в себе за семью замками тайну своей неугасимой ненависти, Ахав ушел на этот раз на "Пекоде" с единственной и всепоглощающей целью -настичь и одолеть Белого Кита. |
| Had any one of his old acquaintances on shore but half dreamed of what was lurking in him then, how soon would their aghast and righteous souls have wrenched the ship from such a fiendish man! | Если бы кто-нибудь из его старых друзей в Нантакете мог только предположить, что затаил он в душе, с какой поспешностью праведного негодования вырвали бы они судно из рук этого злодея! |
| They were bent on profitable cruises, the profit to be counted down in dollars from the mint. | Но их мысли были заняты удачей плавания, доходы с которого будут исчисляться звонкими долларами. |
| He was intent on an audacious, immitigable, and supernatural revenge. | И он ушел искать безумной, неутолимой, сверхъестественной мести. |
| Here, then, was this grey-headed, ungodly old man, chasing with curses a Job's whale round the world, at the head of a crew, too, chiefly made up of mongrel renegades, and castaways, and cannibals-morally enfeebled also, by the incompetence of mere unaided virtue or right-mindedness in Starbuck, the invunerable jollity of indifference and recklessness in Stubb, and the pervading mediocrity in Flask. | Вот он, этот седоголовый нечестивый старик, с проклятиями гоняющийся по всему свету за китом Иова во главе своей команды ублюдков, отщепенцев и каннибалов, пороки которых становились еще явственнее рядом с неумелой доблестью и беспомощным добронравием Старбека, неистребимой веселостью равнодушного и безрассудного Стабба и всепроникающей посредственностью Фласка. |
| Such a crew, so officered, seemed specially picked and packed by some infernal fatality to help him to his monomaniac revenge. | Кажется, что такую команду, да с такими командирами, одержимому местью Ахаву словно нарочно подбирали в помощь адские силы. |
| How it was that they so aboundingly responded to the old man's ire-by what evil magic their souls were possessed, that at times his hate seemed almost theirs; the White Whale as much their insufferable foe as his; how all this came to be-what the White Whale was to them, or how to their unconscious understandings, also, in some dim, unsuspected way, he might have seemed the gliding great demon of the seas of life,-all this to explain, would be to dive deeper than Ishmael can go. | Как случилось, что эти люди с такой готовностью откликнулись на гневный клич старого капитана; что за черные чары владели их душами, превращая порою его ненависть в их ненависть, а Белого Кита - в такого же заклятого врага для них, как и для него; каким образом все это сталось; чем был для них в действительности Белый Кит и как, быть может, в их подсознательных представлениях он неожиданно всплывал смутным и великим демоном, скользящим по морю жизни, -растолковать все это - значит нырнуть глубже, чем это по плечу Измаилу. |