| Not Coleridge first threw that spell; but God's great, unflattering laureate, Nature.* | Не Кольридж первым сотворил эти чары, это сделал божий великий и нельстивый поэт-лауреат по имени Природа(1). |
| *I remember the first albatross I ever saw. | (1) Помню, как я впервые увидел альбатроса. |
| It was during a prolonged gale, in waters hard upon the Antarctic seas. | Это было в водах Антарктики во время долгого, свирепого шторма. |
| From my forenoon watch below, I ascended to the overclouded deck; and there, dashed upon the main hatches, I saw a regal, feathery thing of unspotted whiteness, and with a hooked, Roman bill sublime. | Отстояв вахту внизу, я поднялся на одетую тучами палубу и здесь на крышке люка увидел царственное пернатое существо, белое, как снег, с крючковатым клювом совершенной римской формы. |
| At intervals, it arched forth its vast archangel wings, as if to embrace some holy ark. | Время от времени оно выгибало свои огромные архангельские крылья, словно для того, чтобы заключить в объятия святой ковчег. |
| Wondrous flutterings and throbbings shook it. | Тело его чудесным образом трепетало и содрогалось. |
| Though bodily unharmed, it uttered cries, as some king's ghost in supernatural distress. | Птица была невредима, но она издавала короткие крики, подобно призраку короля, охваченного сверхъестественной скорбью. |
| Through its inexpressible, strange eyes, methought I peeped to secrets which took hold of God. | А в глазах ее, ничего не выражавших и странных, я видел, чудилось мне, тайну власти над самим богом. |
| As Abraham before the angels, I bowed myself; the white thing was so white, its wings so wide, and in those for ever exiled waters, I had lost the miserable warping memories of traditions and of towns. | И я склонился, как Авраам пред ангелами, - так бело было это белое существо, так широк был размах его крыльев, что тогда, в этих водах вечного изгнания, я вдруг утратил жалкую, унизительную память о цивилизациях и городах. |
| Long I gazed at that prodigy of plumage. | Долго любовался я этим пернатым чудом. |
| I cannot tell, can only hint, the things that darted through me then. | И как бы я мог передать те мысли, что проносились тогда у меня в голове? |
| But at last I awoke; and turning, asked a sailor what bird was this. | Наконец я очнулся и спросил у одного матроса, что это за птица. |
| A goney, he replied. | "Гоуни", - ответил он мне. |
| Goney! never had heard that name before; is it conceivable that this glorious thing is utterly unknown to men ashore! never! | Гоуни! Я никогда прежде не слышал такого имени: возможно ли, чтобы люди на берегу не знали о существовании этого сказочного создания? Невероятно! |
| But some time after, I learned that goney was some seaman's name for albatross. So that by no possibility could Coleridge's wild Rhyme have had aught to do with those mystical impressions which were mine, when I saw that bird upon our deck. | И только потом я узнал, что так моряки иногда называют альбатросов Так что мистический трепет, который я испытал, впервые увидев на палубе альбатроса, ни в какой мере не связан со страстными стихами Кольриджа. |
| For neither had I then read the Rhyme, nor knew the bird to be an albatross. Yet, in saying this, I do but indirectly burnish a little brighter the noble merit of the poem and the poet. | Ибо я и стихов этих тогда еще не читал, да и не знал, что передо мной альбатрос Но косвенно мой рассказ лишь умножает славу поэта и его творения. |
| I assert, then, that in the wondrous bodily whiteness of the bird chiefly lurks the secret of the spell; a truth the more evinced in this, that by a solecism of terms there are birds called grey albatrosses; and these I have frequently seen, but never with such emotions as when I beheld the Antarctic fowl. | Я утверждаю, что все мистическое очарование этой птицы порождено чудесной ее белизной, и в доказательство приведу так называемых "серых альбатросов" - результат какой-то терминологической путаницы; этих птиц я встречал часто, но никогда не испытывал при виде их тех ощущений, какие вызвал во мне наш антарктический гость. |
| But how had the mystic thing been caught? | Но как, однако, было поймано это сказочное существо? |
| Whisper it not, and I will tell; with a treacherous hook and line, as the fowl floated on the sea. | Поклянитесь сохранить тайну, и я скажу вам: при помощи предательского крючка и лески удалось изловить эту птицу, когда она плыла, покачиваясь, по волнам. |
| At last the Captain made a postman of it; tying a lettered, leathern tally round its neck, with the ship's time and place; and then letting it escape. | Впоследствии капитан сделал ее почтальоном: он привязал к ее шее кожаную полоску, на которой значилось название судна и его местонахождение, и отпустил птицу на волю. |
| But I doubt not, that leathern tally, meant for man, was taken off in Heaven, when the white fowl flew to join the wing-folding, the invoking, and adoring cherubim! | Но я-то знаю, что кожаная полоска, предназначенная для человека, была доставлена прямо на небеса, куда вознеслась белая птица навстречу призывно распростершим крыла восторженным херувимам. - Примеч. автора. |
| Most famous in our Western annals and Indian traditions is that of the White Steed of the Prairies; a magnificent milk-white charger, large-eyed, small-headed, bluff-chested, and with the dignity of a thousand monarchs in his lofty, overscorning carriage. | У нас на Дальнем Западе особой известностью пользуются индейские сказания о Белом Коне Прерий - о великолепном молочно-белом скакуне с огромными глазами, маленькой головкой, крутой грудью и с величавостью тысяч монархов в надменной, царственной осанке. |
| He was the elected Xerxes of vast herds of wild horses, whose pastures in those days were only fenced by the Rocky Mountains and the Alleghanies. | Он был единовластным Ксерксом необозримых диких табунов, чьи пастбища в те дни были ограждены лишь Скалистыми горами да Аллеганским кряжем. |
| At their flaming head he westward trooped it like that chosen star which every evening leads on the hosts of light. | И во главе их огнедышащих полчищ несся он на Запад, подобный избранной звезде, ведущей за собой ежевечерний хоровод светил. |
| The flashing cascade of his mane, the curving comet of his tail, invested him with housings more resplendent than gold and silver-beaters could have furnished him. | Взвихренный каскад его гривы, изогнутая комета хвоста были его сбруей, роскошней которой никакие чеканщики по золоту не могли бы ему поднести. |
| A most imperial and archangelical apparition of that unfallen, western world, which to the eyes of the old trappers and hunters revived the glories of those primeval times when Adam walked majestic as a god, bluff-browed and fearless as this mighty steed. | То было царственное, небесное видение девственного западного мира, воскрешавшего некогда пред глазами зверобоев те славные первобытные времена, когда Адам ходил по земле, величавый, как бог, крутолобый и бесстрашный, как этот дикий скакун. |
| Whether marching amid his aides and marshals in the van of countless cohorts that endlessly streamed it over the plains, like an Ohio; or whether with his circumambient subjects browsing all around at the horizon, the White Steed gallopingly reviewed them with warm nostrils reddening through his cool milkiness; in whatever aspect he presented himself, always to the bravest Indians he was the object of trembling reverence and awe. | Шествовал ли царь коней, окруженный адъютантами и маршалами в авангарде бесчисленных когорт, что лились, подобно реке Огайо, нескончаемым потоком по равнине, или, поводя теплыми ноздрями, краснеющими на фоне холодной белизны, осматривал на скаку своих подданных, растянувшихся по прерии куда ни глянь до самого горизонта, - в каком бы обличии ни предстал он пред ними, все равно для храбрых индейцев он неизменно оставался объектом трепетного поклонения и страха. |