»[133].
Резко выросли масштабы репрессий, которые затронули все категории сельских жителей – от единоличников и колхозников, до районных функционеров. В докладной записке крайкома сообщалось, что в рамках мероприятий по «усилению» хлебозаготовок: а) «применены меры репрессий в отношении районного руководства, допустившего провал хлебозаготовок (Сузунский, Седельниковский и Борисовский райкомы)»; б) «в отношении кулацких и зажиточных хозяйств применены меры репрессий в форме пятикратки и суда; отдано под суд 2652 кулацких хозяйства, оштрафовано 4296 хозяйств на сумму 713 081 р. (взыскано 181 044 рубля)»; в) «в отношении колхозов дана директива об усилении чистки от кулацких элементов и допускается применение экономических репрессий (лишение льгот, досрочное взыскание платежей), а также роспуска колхоза в исключительных случаях»[134].
5 декабря 1931 г. И. В. Сталин и В. М. Молотов направили в крайкомы и обкомы ВКП (б) телеграмму, в которой предписывалось применять к колхозам, не выполнившим плана хлебозаготовок, принудительное изъятие имеющегося зерна, включая семенное, «не останавливаясь перед продажей государству всех фондов таких колхозов»[135].
В этих условиях хлебозаготовки превратились в настоящий грабеж деревни. И лишь в ноябре, когда большую часть хлеба у крестьян отобрали, годовой план был снижен до 65 млн пудов[136]. Однако и после его выполнения изъятие хлеба у колхозов продолжалось. 11 января 1932 г. Политбюро ЦК ВКП (б) обязало региональные парткомы после выполнения годовых заготовительных заданий «продолжать заготовки сверх плана»[137]. В ход шли навязываемые им «встречные планы». Годовой план хлебозаготовок по колхозному сектору был перевыполнен на 21 %[138].
Уровень отчуждения зерна в 1931/32 г. в Западно-Сибирском крае в итоге составил 33,5 % валового сбора (в 1930/31 г. – 25 %)[139]. Некоторые колхозы вынуждены были сдавать весь имеющийся у них хлеб. Секретарь Ключевского райкома ВКП (б) в письме в крайком сообщал: «Дело с обеспечением колхозников продовольствием обстоит чрезвычайно напряженно. Незначительная часть – около 15 % колхозников, которые обеспечены хлебом до нового урожая, до 50 % колхозников продовольствием обеспечены на 2–3 м[еся]ца, остальные свыше 35 % колхозников после распределения доходов остались без хлеба совершенно». При этом «расходная часть колхозов в два с лишним раза превышают их доходы, так что говорить о распределении денежной части среди колхозников совершенно не приходится». Он также информировал краевые власти о том, что сформированный в районе семенной фонд составляет лишь 48 % от необходимого[140].
Недостаток семян было решено частично компенсировать за счет крестьян. Власти недородных районов получили задание «на основе широкой массовой работы среди колхозников и на добровольных началах» осуществить сбор средств у колхозников на закупку семян в более благополучных районах. Естественно, что на местах добровольный сбор превратился в принудительный. Так, по сообщению бригады крайкома, обследовавшей Полтавский район, полученные из края «контрольные цифры» по мобилизации средств были разверстаны по колхозам, а затем по дворам. Полностью или частично отказавшихся от разверстки колхозников исключали из колхозов без постановления общего собрания и подвергали раскулачиванию[141].
Засуха осложнила кормовую проблему и ситуацию в животноводстве. Наряду с природно-климатическими, продолжали действовать и социальные факторы. Авторы докладной записки управления народнохозяйственного учета (УНХУ) Западносибирского крайисполкома от 21 марта 1932 г. особо отмечали следующие причины сверхнормативного отхода стада: «1) в недородной зоне при недостатке кормов население усиленно ликвидировало скот; 2) в районах пригородных, вообще в районах, тяготеющих к центрам стройки, население значительными массами уходило в центры этих строек, как и население из недородной полосы и 3) уходящее население, в том числе и часть колхозников, под влиянием кулацкой агитации проявило мелкобуржуазные тенденции в смысле отношения к таким элементам своего хозяйства, как животноводство, действуя в этих случаях по принципу: “Сначала ликвидирую скот, а затем ухожу в город”»[142].
Значительных размеров достигал падеж скота. К нему приводила бескормица. Продуктивный скот сдавался в счет завышенных планов заготовок. Сокращение поголовья приводило к тому, что эти планы не выполнялись Режим ответил репрессиями. Председатель Западно-Сибирского крайисполкома Ф. П. Грядинский лично отдавал приказания руководителям районов в случае срыва задания по заготовкам скота колхозами выполнить его за счет трудовых единоличных хозяйств и колхозников, не останавливаясь перед изъятием у них единственных коров[143]. В результате властям Западно-Сибирского края удалось увеличить сдачу мяса в 1931 г. по сравнению с предыдущим годом на 28 %[144].
Ценой сверхнормативного изъятия в деревне хлеба и животноводческой продукции стал самый длительный и сильный за все 1930-е гг. голод, который особенно имел место в наиболее неурожайных и пострадавших от хлебо– и мясозаготовок южных районах Западной Сибири. Здесь люди были вынуждены поедать суррогаты, водоросли, перезимовавшее под снегом зерно-падалицу, лебеду, собак. Во многих деревнях в пищу использовались даже трупы павших животных. Зафиксированы случаи самоубийств на почве голода, некрофагии и каннибализма. Кризисная ситуация усугублялась тем, что в юго-западные районы Сибири, спасаясь от голодомора и коллективизации, мигрировали десятки тысяч кочевников из Казахстана[145]. Ослабленный человеческий организм не в силах был сопротивляться напору эпидемий. Голод сопровождался массовой вспышкой инфекционных заболеваний: септической ангиной, тифом, желудочно-кишечными болезнями. Тысячи крестьян погибли непосредственно от голода. Резко возросла смертность населения[146].
Очагом массового голода в конце 1931 г. стали многие районы Центрального и Южного Зауралья, также пострадавшие от засухи[147]. Для более «благополучных» сельских районов Сибири была характерна латентная форма голода. Люди питались главным образом картошкой и низкокачественным хлебом, которые по своей пищевой ценности не обеспечивали физиологического минимума, необходимого для поддержания здоровья.
Десятки тысяч крестьян (колхозников и единоличников) бежали от голода в города и рабочие поселки. По данным Западно-Сибирского краевого Управления налогово-хозяйственного учета население в 104 основных сельскохозяйственных районах края с 1 июня 1931 г. по 15 февраля 1932 г. сократилось на 15,9 %. Максимальная убыль населения была зафиксирована в недородных районах, а также близких к крупным городам и индустриальным новостройкам. В Хабаровском, Полтавском и Черлакском районах она составляла 26,5, 26,6 и 29,8 % соответственно, в пригородных Ново-Омском и Новосибирском – 30,1 и 37,2 %[148].
С тем, чтобы не допустить дальнейшего сокращения трудовых ресурсов в сельском хозяйстве и ограничить приток голодающих жителей села в промышленные центры, в декабре 1932 г. в СССР была введена паспортная система, составной часть которой была обязательная прописка по постоянному месту жительства. Крестьянам (за исключением жителей пограничных районов) паспорта не выдавались, а покинуть колхоз они могли только по разрешению местной администрации[149].
Грабеж колхозов совершенно обесценил сельскохозяйственный труд. Постоянным спутником колхозной системы являлась невиданная в доколхозной деревне бесхозяйственность. Крайне низкими были трудовая дисциплина и качество выполняемых работ. Значительных размеров достигали потери урожая. Стимулы для борьбы с ними отсутствовали, скорее наоборот, брошенное на поле зерно можно было собрать позже и получить на этом больше хлеба, чем выдавалось на трудодни.
Падение зернового производства стало следствием не только низкой производительности труда колхозников, но и полного забвения агротехнических основ земледелия. Для колхозного полеводства были характерны плохая обработка почвы, несвоевременный посев, низкое качество семян, засорение полей, сокращение парового клина и зяблевой вспашки, отсутствие удобрений.
Типичная картина состояния животноводства в хозяйствах «социалистического» сектора изображена в информации руководства Татарского района в Западно-Сибирский крайисполком от 15 марта 1932 г. В документе приводятся следующие примеры содержания животных в колхозах и совхозах: «непролазная грязь»; «коровы подстилок почти никаких не имеют»; «скот весь закарюз в навозе»; «холодно»; «дворы не дооборудованы»; «вентиляция отсутствует, в силу чего у ряда коров уже вылазит шерсть и заводится вошь»; «коровы в большинстве своем во время дойки не поднимаются»; «норма кормления снижена до минимума, т. е. до 8 кг в сутки, в силу чего скот в родильном уже не поднимается»; «концентрированные корма расхищаются»; «скот в большинстве своем поится один раз в день»; «подходы скота к водопою никогда не очищаются»; «скот выпускается большими партиями, без предварительной наливки воды в колоды, в силу чего получается большая давка скота»