Сами ученые рассматривали прикладные исследования как продолжение фундаментальных наук, но ни в коем случае как автономные и самостоятельные. Представители властных структур, не понимая сущности научной деятельности, считали, что фундаментальные исследования не нужны вовсе.
Устав 1927 г. означал существенное ограничение прав и свобод научного сообщества, так как содержал пункт, внесенный по настоянию Политбюро ВКП (б), о лишении ученого академического звания в случае «если его деятельность направлена явным образом во вред Союзу ССР»[562]. Возможность субъективного толкования этого пункта позволяла назвать вредителем каждого, кто по тем или иным меркам не устраивал партийно-государственные структуры.
В Уставе было закреплено название «главного научного штаба страны» – Академия наук Союза Советских Социалистических Республик. Перед учеными ставились новые задачи, в их числе – изучение естественные производительных сил и содействие их использованию[563]. В 1928 г. произошла реорганизация сети научных учреждений АН СССР, произошло «сжатие» гуманитарного блока, а в составе физико-математического отделения организованы четыре кафедры (секции) по техническим наукам, что отражало наметившуюся тенденцию на развитие прикладных дисциплин.
Предполагалось, что масштабные задачи могут быть по силам только крупным коллективам, поэтому партийно-государственные структуры декларировали курс на дальнейшее развитие научных институтов. В целом готовность властей поддержать курс на создание НИИ была воспринята учеными позитивно. Однако в этом вопросе представления ученых и власти существенно расходились.
В. И. Вернадский, Н. С. Курнаков, И. В. Павлов и другие ученые представляли научный институт как расширение личностного начала в науке и кооперацию ученых для достижения значимых результатов внутри коллектива. Советская власть видела в институте носителя новой, коллективистской идеологии. Не человек, а коллектив представлялся основной научной единицей[564], деятельность которого должна была осуществляться в соответствии с планом и контролироваться государством.
Устав 1927 г. вводил плановые начала как основу научной деятельности, причем планы Академии наук должны были утверждаться в СНК СССР. В 1928 г. председатель Госплана СССР Г. М. Кржижановский предложил Академии наук включить в первый пятилетний план развития народного хозяйства страны наиболее актуальные темы в области изучения производительных сил СССР. На специальном совещании Академия наук определила круг задач: изучать возможности использования солнечной и ветровой энергии, освоение нерудных ископаемых, соляную проблему и др.[565] Как видно из этого перечисления, Академия наук не планировала изучение производительных сил восточных регионов, считая, что с этой задачей успешно справляется КЕПС.
Необходимо подчеркнуть, что государственная политика, направленная на введение обязательного планового начала в науке, идеологизацию науки, разрешение избирать в члены Академии партийно-государственных чиновников, свертывание международного сотрудничества не могла не встретить сопротивления научного сообщества. Власть пригрозила научно-технической интеллигенции Шахтинским процессом 1928 г., вслед за этим было сфабриковано Академическое дело, организованы другие репрессивные акции, произведена замена руководящего состава Академии наук.
В 1929 г. представитель СНК СССР Н. П. Горбунов сформулировал два варианта развития событий. Либо Академия наук должна реформироваться, отойти от традиций времен царской России и превратиться в ассоциацию «главнейших научных учреждений», либо ее ожидает «самоумирание, изоляция от советской общественности»[566].
За этим заявлением последовали несколько весьма значимых акций. В 1930 г. Академия наук из СНК СССР передана в ЦИК СССР. В ее составе создана Планово-организационная комиссия во главе с академиком Н. Я. Марром в целях «методологической организационной проработки плана научно-исследовательской деятельности Академии наук и согласования его с общим планом социалистического строительства Союза ССР». В 1931 г. непременный секретарь академик А. П. Волгин уже докладывал Общему собранию АН СССР, что «в среде работников обновленной Академии… отрицание плана, исходящее из мотивов политических, нетерпимо»[567].
Мощным мобилизующим фактором в изучении производительным сил явились директивы XVI съезда ВКП (б) по созданию второй угольно-металлургической базы страны в виде Урало-Кузбасского комбината (УКК). Комиссии по УКК создавались в Госплане, ВСНХ, других структурах. Не стала исключением и Академия наук.
В ранг крупной государственной задачи была возведена Ангаро-Енисейская программа. В 1930-е гг. проблемы развития энергетики разрабатывали свыше десяти академических институтов во главе с Энергетическим институтом АН СССР. «Сибирь является страной великих рек, – подчеркивал академик Г. М. Кржижановский, – и поэтому мы вправе ожидать, что гидроэлектрическое строительство Сибири откроет новую страницу и в этой области»[568].
В планы работы Академии наук включены проблемы изучения и освоения природных ресурсов Урала, Сибири, Казахстана; исследования и освоения энергоресурсов; изучения производительных сил для рационального размещения вновь строящихся предприятий; решения проблем химизации страны; оказания помощи сельскому хозяйству[569].
В 1930 г. в результате слияния КЕПС и КЭИ образован Совет по изучению производительных сил (СОПС), в котором развернул работу Территориальный сектор в составе Европейской, Урало-Сибирской, Дальневосточной секций. Участие Академии наук в осуществлении важнейших народнохозяйственных проектов происходило через организацию экспедиционных исследований, работу различных комиссий, советов, секций, комитетов АН, проведение мероприятий в регионах (выездные сессии АН, конференции по развитию производительных сил, и т. п.), содействие деятельности местных научных сообществ и созданию территориальной сети научных учреждений.
В 1931 г. в Академии наук подготовлен проект об организации научно-исследовательских баз и станций в девяти городах страны, причем в первую очередь планировалось создать комплексные базы в Свердловске, Новосибирске, Иркутске, Хабаровске для усиления научных работ в районах нового промышленного освоения. В июле 1931 г. ЦИК СССР поддержал этот проект и принял постановление о необходимости создания комплексных баз в этих городах[570]. В октябре 1931 г. организована Комиссия по базам во главе с академиком В. Л. Комаровым. Под базой Академия наук понимала комплекс научно-исследовательских учреждений, «основное направление деятельности которых определяется потребностями мест» и из которого со временем вырастет региональное отделение Академии наук[571].
В первой половине 1930-х гг. Академия наук организовала несколько выездных сессий в различных районах страны, доказывая, что академики лично вникают в проблемы организации изучения производительных сил на местах. Однако это не помогло ученым сохранить остатки автономии академического сообщества.
Постановления 1933–1934 гг. о переходе АН СССР в непосредственное ведение СНК СССР и переводе ее в Москву «в целях дальнейшего приближения всей работы Академии наук к научному обслуживанию социалистического строительства»[572] отразили тенденцию к централизации всех сфер государственной, политической, хозяйственной и культурной жизни страны, включая науку. Одной из причин мобилизации науки на решение задач практики являлась необходимость научного сопровождения процессов индустриализации.
Власти взяли курс на создание институтов технического профиля и инвестировали значительные средства в их развитие. В составе ЦК ВКП (б) создан Отдел науки, научно-технических изобретений и открытий во главе с К. Я. Бауманом. В 1935 г. в Академии наук организовано Отделение технических наук. Немалая часть фундаментальных исследований Академии наук была ориентирована на решение технических и прикладных проблем, а ее межведомственные комиссии и комитеты выступали координирующими центрами научных исследований практически по всем отраслям народного хозяйства.
Можно сделать вывод, что в 20-е, а особенно в 30-е гг. XX в. произошло формирование системы учреждений, призванных обеспечить научно-технологическую составляющую модернизационных процессов в стране[573]. Неотъемлемой частью этих процессов являлась необходимость укрепления обороноспособности страны.
Таким образом, на протяжении первых десятилетий советской власти была сформирована мобилизационная модель участия академической науки в решении задач индустриального и промышленного освоения восточных регионов страны и модернизации общества в целом. Такая модель позволяла концентрировать ресурсы на крупных проектах и осуществлять их за относительно короткие сроки.
Формированию государственной мобилизационной политики по отношению к ученым способствовали подготовка плана ГОЭЛРО, довоенных пятилетних планов развития народного хозяйства СССР. Наиболее значимыми проектами в освоении восточных регионов в 1920–1930-е гг. являлись изучение производительных сил Северо-Востока России, дальнейшее строительство Транссибирской магистрали, развитие угольно-металлургической базы Сибири (УралоКузнецкий комбинат), развитие энергетики Сибири (Ангаро-Енисейская программа) и др.
Организация исследований по изучению производительных сил соответствовала мобилизационным требованиям расширяющейся экономики на стадии индустриализации с преобладанием экстенсивных факторов роста. Выводы ученых Академии наук о необходимости создания сети комплексных научных учреждений на местах как условия реализации государственной политики по изучению естественных производительных сил не смогли воплотиться в жизнь в силу целого ряда причин – нехватки финансов, квалифицированных кадров и т. п. Однако без организации экспедиционной деятельности Академии наук, КЕПС и СОПС не удалось бы освоить ресурсный потенциал восточных регионов, который сыграл решающую роль в деле победы СССР в Великой Отечественной войне.