Антикизации в труде Кадлубка подверглись не только персонажи ранней истории лехитов, но и древние польские города. Так, описывая сопротивление, которое древние лехиты будто бы оказали самому Александру Македонскому, магистр Вицентий цитирует фиктивное письмо Александра Великого своему учителю Аристотелю, где македонский царь рассказывает о своей победе над лехитами и взятии славного города под названием «Caraucas». Данный город, естественно, отождествляется Кадлубком с Краковом, который, вообще говоря, на античный манер повсеместно именуется им «Гракховией». Здесь, впрочем, следует отметить, что фигура Александра Великого, историю деяний которого магистр Вицентий хорошо знал из античной литературы, была весьма популярна в средневековой Европе благодаря особому жанру сочинений — «Александридам». Александр Великий принадлежал к числу излюбленных персонажей средневековых авторов, и его присутствие в древней лехитской истории могло казаться чем-то совершенно естественным. Согласно магистру Винцентию, лехитам все же удалось победить войско завоевателя благодаря военной хитрости одного из жителей — златоткача, прозванного Лешеком[224]. Этот человек и был избран следующим королем лехитов.
Другим популярным персонажем средневековых европейцев был Юлий Цезарь, с именем которого в разных странах Европы связывалось основание ряда городов[225]. Так, в созданных в XII столетии житиях св. Оттона Бамбергского, обратившего в христианство поморян, сообщается о том, что Юлий Цезарь был основателем Волина[226], а в «Славянской хронике» Гельмольда из Босау говорится о том, что Юлий Цезарь основал поморский город Вологощ (ныне — Вольгаст в Германии). Неудивительно, что Юлию Цезарю нашлось место и в «реконструированной» Кадлубком древней истории лехитов. Согласно магистру Винцентию, шестой по счету лехитский король Лешек (Лешек III), в трех битвах одержал победу над Юлием Цезарем[227]. Однако затем, после заключения мира, он породнился с римским правителем, взяв в жены его сестру Юлию. Пребывая в Польше, Юлия основала города, названные в ее честь. Одним из них был расположенный на крайнем западе страны город Любуш (ныне Лебус близ Франкфурта-на-Одере), а другим — расположенный на востоке Люблин. Примечательно, что эти известия Кадлубка обрели популярность в средневековой Польше, притом, однако, что существовали определенные расхождения как в идентификации городов, так и в представлениях об обстоятельствах их основания. Так, на роль поселения, основанного самим Юлием Цезарем во время его пребывания в Польше, претендовал Любёнж в Силезии. Согласно мифу, культивировавшемуся в местном монастыре — одном из крупнейших цистерцианских аббатств Центральной Европы, Любёнжский монастырь был основан на месте языческого храма, сооруженного римлянами в честь Юлия Цезаря[228].
Сын Лешека III от брака с Юлией, сестрой Юлия Цезаря, получил имя Помпилиуш — так магистр Винцентий модифицировал имя древнего польского князя Попеля, известное из труда Галла Анонима. Предполагается, что имя польского правителя, звучавшее подобным образом, должно было вызывать у читателя ассоциации со знаменитым римским политиком и полководцем Гнеем Помпеем Великим (I в. до н. э.)[229]. Так или иначе, но, сообщая о воцарении Помпилиуша, магистр Винцентий в очередной раз дает читателю почувствовать величие империи лехитов: по сообщению краковского каноника, Помпилиуш как первородный сын Лешека, рожденный в браке с Юлией, стал верховным правителем империи, которая была поделена между 20 другими сыновьями Лешека, которые, в отличие от Помпилиуша, были рождены от браков Лешека с другими женщинами, после того как Юлия была вынуждена вернуться в Рим. По словам историка, эти сыновья получили в управления княжества, графства, маркграфства и королевства, но все они подчинялись Помпилиушу, согласно воле которого управлялась не только «монархия Славии»[230], но также соседние государства[231].
В историографии справедливо отмечается, что выглядевшая подобным образом «империя Помпилиуша» напоминала не столько Римскую империю, сколько современную Кадлубку Священную Римскую империю, также являвшую собой конгломерат разных по статусу политий. По замечанию польского исследователя М. Карпа, дело здесь не только в том, что устройство Священной Римской империи было хорошо известно Кадлубку, имевшему возможность рисовать древнюю державу лехитов по образцу современной ему империи, но и в том, что плюралистическая политико-административная структура Священной Римской империи соответствовала политическим идеалам магистра Винцентия как идеолога малопольского можновладства[232]. Не менее важным обстоятельством, способствовавшим артикуляции сходства двух империй, было и то, что посредством родства Помпилиуша с Юлием Цезарем апелляция к римскому наследию в случае с Польшей выглядела ничуть не менее убедительной, чем в случае со Священной Римской империей. Таким образом, можно говорить о сознательном использовании магистром Винцентием элементов идеологии «translatio imperii» для защиты польских интересов перед лицом могущественного политического конкурента[233].
Историческая схема Винцентия Кадлубка, в основе которой лежала идея «квазиримской» империи лехитов, была воспринята последующими историками и стала основой средневекового польского исторического нарратива. Так, в конце XIII в. история империи лехитов была воспроизведена в созданной в Любёнжском монастыре в Силезии так называемой «Польско-силезской хронике»[234], а также в «Великопольской хронике», в первоначальном виде написанной, как полагают многие исследователи, вскоре после коронации Пшемысла II (1295 г.)[235] — эпохального события, ознаменовавшего собой возрождение Польского королевства после длительного периода политической раздробленности[236]. Авторы этих хроник заметно упростили и сократили повествование магистра Винцентия, преобразовав его из диалогической формы в обычный нарратив, а также убрав свойственные труду Кадлубка риторические детали и разного рода экскурсы и отступления. В результате получилось сжатое и более доступное для понимания обычным читателем изложение польской истории, к которой силезский и великопольский авторы добавили собственное повествование о событиях XIII в.
Примечательно, что при этом иногда получали дополнительное развитие «античные» элементы исторической концепции Кадлубка, еще теснее связывавшие империю лехитов с классической древностью. Так, автор «Великопольской хроники» постарался, насколько это было возможно, ввести историю империи лехитов в контекст античной и библейской истории, добавив в повествование соответствующую относительную хронологию. Легендарный Крак выступает в «Великопольской хронике» современником библейского «короля Ассуера» («Книга Есфирь»), обычно отождествляемого с персидским царем Артаксерксом I (465–424 гг. до н. э.) из династии Ахеменидов[237]. Также хронист счел нужным сообщить, что на время правления в державе лехитов Лешека III приходится рождение Христа, и что Лешек правил до эпохи римского императора Нерона[238]. Таким образом, политическая история древней Польши обретает в «Великопольской хронике» ясное хронологическое начало и последующую четкую хронологическую канву, тем самым в полной мере становясь частью всемирной истории.
Еще дальше на пути антикизации происхождения поляков пошел в начале XIV в. автор «Хроники Дзежвы»[239], судя по всему, являвшийся краковским францисканским монахом[240]. Подобно автору «Великопольской хроники», при описании древнейшей истории Польши Дзежва использовал историческую схему Винцентия Кадлубка, ооснованную на представлении о существовании в древности обширной империи лехитов. Однако Дзежва отнюдь не ограничился пересказом содержания событийной канвы, извлеченной из сочинения магистра Винцентия, а существенно дополнил сюжеты, связанные с происхождением поляков. Вероятно, эти сюжеты вызывали особый интерес ученого францисканца, создававшего свой труд в начале правления Владислава Локетка — сначала краковского князя (1306–1320 гг.), а затем польского короля (1320–1333 гг.), успешно осуществлявшего в начале XIV в. процесс воссоединения польских земель под эгидой Кракова[241].
Первое, что бросается в глаза в этом замечательном произведении польской исторической мысли, — детальная проработка библейской генеалогии поляков, что, несомненно, являлось значительной новацией, ведь и в труде Кадлубка, и в первоначальной редакции «Великопольской хроники» история праполяков-лехитов была прослежена лишь с античной эпохи, со времен древних галлов. Согласно Дзежве, прародителем поляков был праотец Вандал. Таким образом, Дзежва совершенно иначе, нежели Кадлубек, подошел к распространенному в Средневековье отождествлению поляков с вандалами. Если для Кадлубка поляки именовались вандалами в честь дочери Крака Ванды, то для Дзежвы поляки — это потомки Вандала, то есть «вандалиты»[242]. Это позволяет считать Дзежву родоначальником нового — «вандальского» — эпохалистского мифа, с тех пор прочного вошедшего в польскую историческую мысль.