[447]. Таким образом, в XVIII столетии францисканский монастырь в Крапине (он был основан в 1641 г.) стал важным центром сохранения и дальнейшего распространения традиции о Чехе, Лехе и Русе, при этом широко образованные члены монашеской братии, как видно из их трудов, активно использовали произведения европейской (в первую очередь чешской) историографии, в которых фигурировали крапинские княжичи.
Славянская филология: открытие славянских древностей
Ко времени распространения в Богемии романтического национализма усилиями местных просветителей был создан серьезный культурный фундамент. Средневековая чешская история стала объектом серьезного изучения для множества чешских ученых, среди которых Геласий Добнер (1719–1790), Йозеф Добровский (1753–1829), Франтишек Пельцль (1734–1801) и др. Неотъемлемой частью их работы были публикация и изучение средневековых источников. Большой вклад в изучение чешских источников внес Франтишек Фаустин Прохазка (1749–1809), переиздав в 1786–1787 гг. 14 старочешских сочинений[448]. Значительные усилия на поприще чешского источниковедения предпринял Йозеф Добровский, который занимался поиском, публикацией и исследованием источников. Он уделял большое внимание изучению чешских легенд, настаивая на необходимости критического подхода к ним[449]. Основным его методом был критический анализ, что во многих случаях приводило к опровержению подлинности многих источников или содержащихся в них сведений. Примечательно, что для лингвиста олицетворением и классическим примером образцового чешского языка были произведения XVI в. — Кралицкая Библия и сочинения Д.-А. Велеславина. Добровский фактически положил язык XVI столетия в основу единого литературного языка формировавшейся чешской нации[450].
Предпринимались попытки создания и комплексных исторических работ. Автором многотомного фундаментального труда по истории чешского народа до 1526 г. был Франтишек Палацкий (1798–1876)[451]. Главным периодом истории Чехии он считал эпоху гусизма, когда чехи прославились по всей Европе. Ф. Палацкий также возглавлял исторический отдел открытого в 1818 г. чешского Национального музея, в коллекции которого представлено множество археологических памятников, связанных с эпохой Средневековья.
В рассматриваемый период чешское будительство[452] было тесно связано со словацким. В Словакии развитие национального движения долгое время было затруднено, подвергаясь двойному культурному давлению со стороны австрийских и венгерских кругов. Подобные чешским тенденции, связанные с повышенным интересом к Средневековью, наблюдались и в среде словацких будителей. Во многих их исторических работах также рассматривались эпизоды раннеславянской истории: их мы находим в трудах Юрая Папанека (1738–1802), Яна Грдлички (1741–1810) и др. И для словацких, и для чешских будителей была актуальна тема народного фольклора. Так, Ян Коллар (1793–1852), являющийся одной из центральных фигур чешской и словацкой культурной жизни эпохи национального возрождения, был автором известной поэмы на славянскую тематику «Дочь Славы», центральной мыслью которой является идея славянской взаимности[453]. Вместе с видным исследователем славянской истории — Павлом Шафариком (1795–1861), Ян Коллар занимался изданием народных песен.
Среди работ самого П. Шафарика особо выделяются «Славянские древности» (1837 г.). При написании этого труда автор использовал широкий круг средневековых источников. Одной из главный целей автора была реабилитация славянской средневековой истории. По словам автора русского перевода книги (вышел в 1847 г.) О. Бодянского, «…не только великий Славянский мир, но вообще история народов первой половины так называемых средних веков, получают в них („Славянских древностях“ Шафарика) прочное основание себе»[454]. Шафарик прибегает в своем повествовании к романтическим образам («Странствуя довольно долгое время по оставленном в небрежении поле Славянской старины…») и обосновывает равноценность этой самой старины европейской тем, что вписывает славянское прошлое в античность. Периодизация у него начинается с раздела «От Геродота до падения Гуннской и Римской держав» (которые, заметим, пали, а славяне остались). Обзор источников он начинает с тщательного и подробного перечисления античных авторов, откуда складывается полное впечатление, что для реконструкции истории древних греков, римлян и славян можно использовать одни и те же исторические тексты. Славяне — «народ самый древний, великий, в истории Европы знаменитый». Он занимает и сейчас половину Европы, а в прошлом, как утверждает Шафарик, занимал еще больше: половину нынешней Германии и почти все европейские владения Турции. Словацкий ученый с удовольствием цитирует польского историка Лелевеля: «Такой великий и многочисленный народ, как славяне, не приходит, но только на месте возрастает. Прибытие его, по всему, следует отнести ко временам, близким к Ноеву ковчегу»[455].
Показателен пример с замком Девин. Этот красивый замок над Дунаем был взорван наполеоновскими войсками и являл собой живописные руины. 24 апреля 1836 г. словацкий национальный идеолог Людовит Штур и 16 его последователей приехали в Девин. Они решили, что перед ними — столица легендарного предшественника чешского королевства, Великой Моравии. Они совершили обряд «на могилах славы прошлого», Штур сочинил песню «Девин, милый Девин», которую он и его друзья пели на мотив песни о другой древней славянской столице — «Нитра, милая Нитра». Тут же в замке, как пишет М. Браксаторис, «штуровцы поклялись в верности своему народу и приняли „национальное крещение“: к своим именам они добавили славянские имена, которые большинство из них публично использовали до конца жизни. Благодаря Девину мы знаем второе имя Йозефа Милослава Гурбана, Михала Милослава Годжи, Аугуста Горислава Шкултети, Густава Доброслава Гроссманна, Беньямина Православа Червенака и других. Людовит Штур еще ранее выбрал себе имя Велислав. В заключение собравшиеся спели гимн „Гей, словаки“ на слова С. Томашика»[456]. На самом деле крепость не имела прямого отношения к Великой Моравии, замок был построен в XIII в., почти через три века после того, как Великая Моравия исчезла с исторической карты. Но сама мысль о древнем великом прошлом и его воплощении в этих романтических стенах и башнях очень гармонично ложилась на идеи раннего словацкого национализма.
Самый влиятельный представитель сербской историографии XVIII в. — это, несомненно, теолог, историк и поэт Йован Раич. Он родился в 1726 г. в городе Сремски-Карловци, получил богословское образование, учился в том числе в России. В 1772 г. принял монашеский постриг и долгое время был архимандритом Ковильского монастыря, где и скончался в 1801 г.
Йован Раич является автором многих сочинений богословского, историографического и литературного характера, самым ценным из которых стал его монументальный четырехтомный труд «История разных славянских народов, наипаче болгар, хорватов и сербов, из тьмы забвения изъятая и на свет исторический произведенная», рассказывающий о событиях с древнейших времен до 1768 г. Книга была опубликована в 1794–1795 гг. в Вене на церковнославянском языке и представляла собой синтез всей предшествующей историографии. При работе над «Историей» Раич использовал широкий спектр местных и зарубежных источников, в первую очередь опираясь на Бранковичев летописный свод («Хронику Сербии деспота Георгия Бранковича»[457]). При отборе источников он применял критический подход, отказавшись от использования сведений из народных преданий.
В своем произведении Раич старается представить историю южных славян как единое целое. При этом прежде всего его внимание сосредоточено на истории средневековой Сербии. Он оценивает различные аспекты внутренней и внешней политики сербских средневековых правителей, выделяя их заслуги и успехи, но критикуя за малое внимание к просветительской деятельности и развитию образования, называя отсутствие просвещения одной из двух причин всех людских несчастий (вторая причина — разногласия). Важным ключом к преодолению невежества народов, по мнению Раича, должна быть история, которую он называл «учительницей благонравия и мудрости»[458].
«История» Йована Раича сыграла огромную роль в формировании самосознания балканских народов, а также оказывала влияние на становление политических идей и концепций[459]. В культурном отношении сочинение было источником исторических сюжетов для многих более поздних авторов. До 1860-х гг. на основе извлечений из нее писались почти все сербские работы по истории. Значительный след «История» оставила и в болгарской историографии: части, касающиеся болгарской истории, были переработаны и изданы в 1801 г. Атанасом Несковичем. Его работа получила широкую популярность и за первую половину XIX столетия была трижды переиздана.
Современника Йована Раича Захарию Орфелина (1726–1785) часто называют одним из самых выдающихся деятелей сербской культуры. Это энциклопедист, одаренный поэт и художник, историк, физик, педагог, автор школьных учебников. Орфелин издавал «Славяно-сербский журнал» — первый южнославянский журнал, составленный по образцу русской литературно-научной периодики того времени[460]. В предисловии к журналу были высказаны идеи о необходимости общественного просвещения, демократизации культуры, общедоступности литературы и философии; говорилось о потребности поставить науку в услужение нуждам обычного человека