Германов», «Забой и Славой»), а одна («Ярослав») — победе чехов над монголами в битве при Оломоуце.
Действие эпической поэмы «Забой и Славой» разворачивается еще во времена язычества. В древнюю Чехию вторгаются войска некоего франкского короля, силою распространяющие христианство, разоряющие языческие святилища и принуждающие свободолюбивых чехов принять чужеземное ярмо. Однако среди чехов обнаруживаются два храбрых брата-витязя Забой и Славой, которые взялись отомстить немцам и изгнать из страны вражеское войско, возглавляемое неким воеводой по имени Людек (очевидно, являющимся славянской передачей немецкого имени Людвиг). В жестокой сече героические братья одолевают немцев, и Чехия вновь становится свободной. Поэма наполнена впечатляющими описаниями боевых сцен, в которых внимательный читатель легко обнаружит стилистическое сходство с известными на тот момент памятниками славянского фольклора, а также с так называемыми поэмами Оссиана — литературной мистификацией шотландского поэта Джеймса Макферсона. Мастерство В. Ганки, его блестящее знание европейского фольклора, позволяло ему создать у своих современников впечатление, что речь идет о драгоценном памятнике глубокой старины, чьи наполненные горячей любовью к родине строки не могли не возбуждать патриотический подъем.
Много свету было в небе:
Красно солнце там играло,
И играло красно солнце
На дружинах королевских.
Все они в поход готовы
И поднять готовы руку,
Коли вождь прикажет Людек.
«Гой ты, гой ты, брат Славой!
Ты зайди лисицей сзади,
Я ж ударю им навстречу!»
И пошел Забой, как туча с градом,
И Славой пошел, как туча с градом:
Этот с боку, тот ударил прямо.
«Брат! Вон эти лиходеи,
Что богов у нас низвергли,
Порубили рощи наши,
Ясных кречетов прогнали.
Нам пошлют победу боги!»[495]
Хотя из текста поэмы невозможно понять, к какому именно периоду языческой истории Чехии относятся описываемые здесь события, показательно, что отношение к тексту поэмы как к отражению реальных событий побуждало чешских историков искать исторические прототипы легендарных братьев. Так, если в первом издании Краледворской рукописи, выполненном в 1819 г. самим Ганкой, никакого исторического комментария к поэме предусмотрено не было[496], то уже в издании 1829 г. чешский историк Вацлав Свобода, пытаясь найти в поэме «историческое зерно», высказал смелую идею, что в поэме могли отразиться события 631 г., когда славяне под руководством вождя Само одолели франкское войско короля Дагоберта в битве под Вогастисбургом. Имя одного из братьев «Славой» могло, по мысли ученого, быть вариантом имени Само[497]. Спустя несколько десятилетий экстравагантная гипотеза была окончательно отброшена в пользу другой интерпретации событий: в битве Забоя и Славоя с немцами стали усматривать эпизод из истории вторжения в Чехию войск Карла Великого, о котором под 805 г. сообщают «Анналы королевства франков»[498].
Содержание поэмы «Бенеш Германов» относится уже к другому, более известному периоду истории Чехии, а героем поэмы является реальное историческое лицо — Бенеш из знаменитого чешского рыцарского рода Марквартицов, занимавший одно время пост бургграфа Будишина (Бауцен). Действие поэмы разворачивается в самом начале XIII в., в правление чешского короля Пржемысла Оттокара I (1198–1230). В отсутствие короля, ушедшего со своим войском помогать Оттону IV Баварскому в борьбе с Филиппом Штауфеном, в Чехию вторгаются войска саксонского маркграфа Дитриха Мейсенского, ставшего противником чешского короля после его развода с сестрой Дитриха Адельгейдой. Опасность, в которой оказалась страна, описывается в первых строфах поэмы:
Гой ты, солнце наше красно!
Что с лазоревых высот
Нынче так печально светишь
Ты на бедный наш народ?
Где наш князь? Где люд военный?
К Отту, к Отту все ушли…
Кто ж прогонит вражью силу
Из отеческой земли?
Идут немцы длинным строем —
То саксонов злая рать;
От вершин Згорельских древних
Идут край наш воевать[499].
Спасителем страны становится самоотверженный рыцарь Бенеш, сын Германа. Он организует оборону, после чего происходит решающее сражение под Скалою (отождествляется с местом Груба Скала в северо-восточной Чехии, где стоит одноименный средневековый замок), красочное описание которого составляет основную часть поэмы. Кровавая битва заканчивается полной победой чехов[500].
Если Забой, Славой и Герман воевали с врагами, пришедшими с запада, — немцами, то другой чешский герой Краледворской рукописи — Ярослав из Штернберка — приобретает славу, разгромив врагов, пришедших с востока, — монголов. О безуспешной осаде Оломоуца монголами, которые вторглись в Моравию после катастрофической для христиан битвы под Легницей в Силезии (1241 г.), кратко сообщает еще средневековая чешская хроника Псевдо-Далимила. Однако имя героя битвы — Ярослав из Штернберка — впервые встречается лишь в изобилующей подробностями «Чешской истории» Вацлава Гаека[501]. Еще позже, в эпоху барокко, появляется рассказ о связанных с монгольским вторжением событиях на горе Гостын близ моравского города Быстржица. На этой горе во время монгольского вторжения якобы укрылись местные жители. Страдая от жажды, они получили заступничество Богородицы, после чего вражеское войско было изгнано из Моравии. В эпоху барокко гора Гостын, на вершине которой с XVI столетия находилась капелла Девы Марии, стала важным центром паломничества: в 1748 г. маленькую часовню заменил импозантный барочный костел[502].
В поэме «Ярослав» Краледворской рукописи лаконичные рассказы предшествующих историков о событиях под Оломоуцем и Быстржицей превратились в красочное, очень богатое содержанием повествование о стойкости и мужестве чехов, не сломленных армией, перед которой трепетала вся Европа. Сначала в ней довольно подробно описывается ход вторжения в Европу монголов, именуемых в поэме татарами, упоминаются падение Киева, разорение Польши и безуспешные попытки венгров воспрепятствовать нашествию. Само нашествие объясняется местью монголов христианам за дочь хана Кублая, которая во время путешествия в Европу была убита немцами, похитившими принадлежавшие ей сокровища. Вторгшись в Моравию, монгольские войска теснят христиан, однако благодаря храброму витязю Внеславу им неимоверными усилиями удается пробиться на гору Гостын, где находился чудотворный образ:
Бьются день, другой дерутся крепко;
Никуда не клонится победа.
Вот неверных рати разрослися,
Будто тьма вечерняя под осень.
Посредине их рядов нечистых
Колебались христиан дружины,
Продираясь ко святой часовне,
Где светился чудотворный образ.
«Ну, за мною, братья!» — так воскликнул,
В щит мечом гремя, Внеслав могучий,
И хоругвь над головами поднял. —
Все метнулись, как едино тело,
На татар ударили жестоко,
И, как пламень из земли, пробились
Вон из полчищ нехристей поганых.
На пятах они поднялись в гору,
У подошвы развернули рати,
А в долину стали вострым клином[503].
Оказавшись на горе под осадой несметных полчищ врага, христиане страдают от жажды. Некий Вестон предлагает осажденным сдаться, чтобы спасти жизнь, однако получает гневную отповедь витязя Вратислава, предпочитающего гибель жизни в неволе. Наконец, по молитвам страждущих христиан из неба извергается сильный ливень. Затем, когда небо снова становится ясным, к горе, окруженной татарами, подступают пришедшие на выручку осажденным войска христиан. Разгорается страшная кровавая битва, в которой татары почти достигают успеха; но тут в решающий момент объявляется Ярослав.
Ух! кругом послышалися вопли:
Христиане сбиты, побежали;
Гонят их поганые татары!
Но смотрите: Ярослав несется,
Что орел летит, могучий витязь!
На груди его железный панцирь,
А под ним отвага и удача;
Под шеломом крепким разум быстрый,
А в очах играет гнев и ярость[504].
Битва завершается полной победой христиан под руководством Ярослава. Как и в случае с другими эпическими поэмами, содержащимися в Краледворской рукописи, патетическое описание битвы с монголами обнаруживает большую литературную осведомленность авторов поэмы — Вацлава Ганки и Йозефа Линды. Если поэма «Забой» была в значительной степени вдохновлена поэмами Оссиана, то в «Ярославе», как убедительно показал чешский исследователь Ю. Доланский, обнаруживается сильное влияние эпической поэмы М. Хераскова «Россиада», повествующей о завоевании Иваном Грозным Казанского ханства. Обращение чешских литераторов к этому произведению, разумеется, неслучайно: в нем они нашли необходимый материал для описания татар такими, какими, по их мнению, их должны были видеть средневековые славяне. Примечательно, например, что так же, как и в поэме Хераскова, противники татар в поэме «Ярослав» именуются христианами: очевидно, что авторы поэмы сочли неуместным наличие в эпическом произведении такого содержания этнических определений, будь то славяне, чехи или мораване. Влияние «Россиады» ощущается также в описании отдельных батальных сцен[505]