В советской историографии, особенно после постановления ЦК ВКП(б) 1944 г., Золотую Орду было сложно трактовать как великого предка. В качестве такового все чаще стали рассматривать волжских булгар, чье государство до 1230-х гг. располагалось в Поволжье, на месте будущего Казанского ханства. Правда, другие народы региона, например чуваши, также претендовали на происхождение от булгар (и этим противопоставляли себя татарам). Историографические споры были перенесены в общественно-политическую плоскость во время перестройки, когда в 1988 г. в Казани был создан клуб «Булгар-аль-Джадид», члены которого потребовали переименовать татар в булгар[1364]. В том же году был издан запрещенный в 1944 г. эпос «Едигей». Он сразу стал культовым произведением[1365]. В переписи населения 1989 г. некоторый процент респондентов в Татарстане указал свою национальность как «булгары», а родной язык – булгарский. В том же 1989 г. в Институте языка, литературы и истории Казанского филиала Академии наук СССР была создана комиссия «Ми-рас» («Наследие»), которая начала готовить историческое обоснование под реабилитацию Золотой Орды. Было торжественно отмечено 1100-летие исламизации Волжской Булгарии. В 1990 г. был создан Булгарский национальный конгресс, а в 1991 г. над одной из башен Казанского кремля был установлен полумесяц как исламский символ, отсылавший к первым поволжским мусульманам – булгарам.
Булгаристам и татаристам необходимо было примирить одно противоречие: Волжская Булгария, средневековое государство на Волге на месте современного Татарстана, было уничтожено в 1238 г. как раз в результате монголо-татарского завоевания. Поскольку татарские ученые возводили корни татарской культуры и истории к булгарам, Орда оказывалась агрессором. Выход был найден в концепции, согласно которой завоеванные булгары оказались культурно более развитыми, чем завоеватели (например, раньше всех еще в X в. приняли ислам), и поэтому оказали колоссальное влияние на будущую Золотую Орду. Так возникла татарская этнокультурная общность, корни которой надо искать как в Волжской Булгарии (носителе высокой тюркской цивилизации Средневековья), так и в золотоордынской цивилизации на ее следующем витке развития.
Развитие идеи, что Золотая Орда была носителем высокой восточной культуры, позволяла пересмотреть русско-ордынские отношения. Политическая культура России в трактовке некоторых авторов оказывалась производной от Орды, причем не в негативном смысле (как восточная деспотия), а в позитивном как заимствовавшая у Орды лучшие традиции и образцы политических институтов. Резонанс вызвала книга Г. А. Тюньдешева «Великий хан Батый – основатель российской государственности», в которой утверждалось, что «созданное ханом Батыем государство существует до сих пор, хотя государственным языком теперь является русский (смесь славянского с тюркским), о языке основателя империи, т. е. тадарском (тюркском), напоминают термины в названиях институтов государственной власти и права»[1366]. Тем самым достигалось две цели: во-первых, Россия объявлялась преемницей не Киевской Руси, а Золотой Орды, то есть лишалась права на древнерусское наследие. При этом выдвижение Орды на роль основателя современной России меняет историческую иерархию: роль Руси оказывается приниженной, а Улуса Джучи – несправедливо умаленной. Р. Хаким писал, что русский герб – двуглавый орел – вопреки распространенному мнению, заимствован не у Византии, а у Орды[1367]. Тем самым Россия оказывалась в исторической иерархии государств Восточной Европы ниже Золотой Орды и ее наследника Казанского ханства.
Данные идеи, помимо татарской историографии, получили широкое воплощение в мемориальной политике. В 1992 г. на базе Казанского филиала Центрального музея В. И. Ленина был открыт Национальный культурный центр «Казань»[1368]. Подобная преемственность идеологического учреждения показательна, даже были сохранены некоторые элементы ленинской экспозиции. В 2005 г. в связи с 1000-летним юбилеем Казани здесь был открыт Музей 1000-летия Казани. В 2013 г. после больших реставрационных и музеефикационных работ в Болгаре в специальном здании на берегу Волги был открыт Музей булгарской цивилизации. Башни строения – символы трех культурных центров исчезнувшей волжской цивилизации: Болгара, Сувара и Биляра[1369]. В экспозиции этих музеев широко представлены реконструкции реликвий татарской (ордынской) истории, от городских ворот и восковых фигур ханов до муляжа короны – Казанской шапки. Проводится идея преемственности Волжской Булгарии, Золотой Орды и Казанского ханства.
В Болгаре рядом с музеефицированными археологическими раскопками ханского дворца размещены специальные туристические тропы с именами ордынских ханов, татарских средневековых поэтов, мыслителей и т. д. Тем самым в экспозициях представлен совсем иной облик Золотой Орды по сравнению с советской историографией: это не агрессивное разбойническое государство, а высокоразвитая цивилизация с большими достижениями в области политической организации и культуры. Тема ордынских завоеваний оказывается на заднем плане, ее не замалчивают, когда речь идет о Поволжье и Волжской Булгарии, но в отношении остальных территорий она звучит очень сдержанно. Больше говорится о транскультурных обменах в ходе миграций и торговли.
У других народов России, которые могут искать свою идентичность в Золотой Орде и связанных с ней государствах, культ средневековых героев имеет более широкий спектр. С Монгольской империей и Чингисханом связывают свое прошлое сибирские татары[1370]. В Бурятии развивается почитание эпического героя Гэсера, имеет определенную популярность великий хан и основатель Монгольской империи Чингисхан. Среди китайских бурятов распространен образ Чингисхана как образца моральной добродетели, выдающегося политика, объединившего народы[1371]. Вообще стоит заметить, что рост почитания Чингисхана характерен не только для тюркских народов, но и для всего мира, в том числе для западной цивилизации: в нем видят великого государственного деятеля и творца грандиозных культурно-цивилизационных перемен[1372].
В российской Бурятии популярность основателя Монгольской империи растет быстрыми темпами. По словам Т. Скрынниковой, «миф-образ Чингисхана стал основой формирования двух уровней идентичностей: бурят в границах общемонгольского мира (бурят-монголы) и бурят, включенных в буддийскую цивилизацию»[1373]. Одной из сторон этого процесса является развитие панмонголизма и представлений о необходимости объединения бурят с их истинной прародиной в Монголии и даже о переименовании республики (в Бурят-Монголию).
Образ Чингисхана и средневековой Монгольской империи в этом дискурсе оказывается ключевым. Как показала Т. Скрынникова, мифология Чингисхана «является одним из средств коллективной самоидентификации, через нее репрезентируются представления о социальном и политическом порядке, реальном или воображаемом (ожидаемом, желаемом)… в историко-культурном дискурсе актуализируются черты сакрального правителя, позволяющего космологизировать пространство нации… Чингисхан выступает в качестве культурного героя: демиурга, творца нового справедливого мира и человечества, создателя письменности, связанной, как и рождение самого Чингисхана, с Небом. Очень популярна в этой связи интерпретация знаков и символов Монгольской империи как проявлений средневековой “глобализации”»[1374]. Эпоха Чингисхана объявляется золотым веком, при этом даже его завоевания преподносятся как благо: он для того хотел покорить весь мир, чтобы установить для всех подданных всеобщее благоденствие и процветание.
Культурный фон данного дискурса в Бурятии представляют художественные произведения, рассказывающие об эпохе монгольских завоеваний («Жестокий век» И. К. Калашникова, «Долина бессмертников» В. Митыпова, «Десятый рабджун» В. Гармаева, «Первый нукер Чингис-хана» и «Тэмуджин» А. Гатапова и др.)[1375]. Возникает и сакральная топография, происходит «изобретение архаики»: в Бурятии убеждены, что Чингисхан родился на ее территории. В Саянских горах показывают «престол Чингисхана», в долине реки Селенга ищут его могилу. На горе Дош под Новоселенгинском Чингисхан «ковал железо»[1376]. Образ приобретает характер «отца нации»: появляются публикации, в которых утверждается, что Чингисхан был бурятом[1377].
«Приватизировать» Чингисхана пытаются и в Якутии. В якутском фольклоре фигурирует бог Чыныс Хаан. По версии некоторых исследователей, Темучин (Тэмуджин, Чингизхан и пр.) некогда «взял себе легендарное и великое имя в честь якутского бога Чыныс Хаан». В 2009 г. был снят художественный фильм «Тайна Чингис Хаана», в котором доказывалось, что якуты – прямые потомки Чингисхана[1378].
Сходные процессы происходят в Республике Калмыкия. Здесь также актуализируются предания о Чингисхане, которые позиционируются как народная память о национальном герое[1379]. Происходят и современные мемориальные акции: в 2019 г. в поселке Привольный по частной инициативе генерального директора племенного завода «Улан-Хееч» Джангара Сангаджиева был установлен пока единственный в Российской Федерации памятник Чингисхану.