[271]. Она посвящена проблеме происхождения славян. Кромер вслед за Длугошем и Меховским отделяет народ «Moschi» от «Руссов» («Russorum»), хотя они оба объявляются родственными и славянскими. Кромер повторяет тезис о появлении княжества Московии во времена Витовта, то есть в начале XV в. Сам народ (московиты) возник раньше. Кромер сближает его с мосхами, упоминаемыми в трудах античных географов. Получает развитие идея о тождестве сарматов и славян («славяне из сармат вышли»), среди первых особенно выделяются роксоланы. История средневековой Руси излагается в духе идей Длугоша, как история подчинения Польше и Литве[272]. При этом история Московии показывается как история экспансии, захвата княжеств и городов московскими князьями. Присоединение земель к Польше и Литве под пером Кромера благодетельно, присоединение к Москве является проявлением агрессии и тирании.
Во второй половине XVI столетия в Восточной Европе нарастают центростремительные тенденции. В 1569 г. Великое княжество Литовское и Королевство Польское объединились в единую Речь Посполитую обоих народов. Это предполагало интеграцию, а не размежевание народов. В этом контексте концепция противопоставления русинов и московитов могла мешать. Польские авторы начинают предлагать варианты «объединенного прошлого» и сочинять этногенетические легенды, предполагающие более тесную этническую связь. В «Хронике всего света» Мартина Бельского (первое издание – 1554 г.) и особенно в переработанной его сыном Иоахимом «Польской хронике» (издана в 1597 г.) были предложены новые идеи. Теперь «москва» и «русь» противопоставляются в меньшей степени, акцент делается на родстве этих народов. Мало того, Бельский говорит о существовании «Великой Руси», в которую входит «вся Москва», и «Малой Руси», к которой он относит земли Речи Посполитой, населенные православными русинами, потомками жителей Киевской Руси. Владельцем «Малой Руси» названо Королевство Польское «в Сарматии», в этом продолжилась восходящая к Длугошу тенденция обосновывать исторически легитимные права Польши на русские земли. При этом сильно ослабло противопоставление «Москвы» и «Руси», причем именно за Московским государством признается право именоваться «Великой Русью».
Смещение акцентов видно и в новой трактовке роли русских в мировой истории и истории славянства. Русские воюют в сарматской армии, сражающейся против царя античного Понта Митридата Евпатора. Именно русские являются прародителями других славянских народов (а прародителем русских-московитов выступает библейский сын Иафета Мезех/Мосох). Истоки русских/ руси, с точки зрения Мартина и Иоакима Бельских, – в Древнерусском государстве, в деяниях первых князей и Крещении русских князем Владимиром. В сочинении Бельских содержится новая идея – о преемственности Древней Руси и Московского государства. И там и там жил и живет один народ.
Почему концепция польских интеллектуалов поменялась к концу XVI в.? Ведь, казалось бы, во второй половине столетия отношения между Москвой и Речью Посполитой обострились до предела, шла кровопролитная Ливонская война (1558–1583 гг.). В этом контексте должны были бы возрастать ксенофобные, антагонистические концепции в восприятии идентичностей, а мы видим обратный процесс. Д. В. Карнаухов объясняет взгляды Бельского его протестантскими, антикатолическими симпатиями, которые и привели к неприятию католической концепции Длугоша – Меховского[273].
На наш взгляд, данную толерантность к московитам можно объяснить по-другому: Речь Посполитая выиграла Ливонскую войну, в стране наступила определенная эйфория от успехов, своего рода «комплекс полноценности». В перспективе было возможно объединение всей Восточной Европы под эгидой Польши. Конфронтационные концепции, разделяющие и противопоставляющие население региона, могли этому помешать; а вот объяснения, что здесь живет, несмотря на все разногласия, один народ, работали на легитимность будущих захватов и объединений.
Таким образом, именно польские интеллектуалы в конце XVI в. предложили историческую концепцию единого происхождения восточнославянских народов, которая опиралась на медиевальную трактовку роли средневекового государства – Киевской Руси как колыбели всех русских, проживающих и в Речи Посполитой, и в Российском государстве. Она предназначалась для легитимизации будущих польских завоеваний (которые почти что достигли своей цели в годы Смуты). Ирония истории в том, что Польша эту идею реализовать не сможет, но похожую концепцию позже возьмет на вооружение Российская империя (это воплотится во взглядах, что великорусы и малороссы произошли от единого корня – Древней Руси). И с ее помощью империя присоединит всю Восточную Европу, включая Польшу.
В остальном повествование Бельских придерживается схемы, заданной Длугошем и Меховским: история земель, населенных русскими, интересна с точки зрения того, как они присоединялись к польскому государству (в книге есть даже выносная глосса «Русские земли присоединены к Польше», где рассказывается о переходе Львова под власть Ягеллонов). Государство Москва (Московия), как и у предшественников Бельских, начинает фигурировать на страницах хроники с 1403 г.[274]
Новый этап в развитии темы связан с творчеством Мацея Стрыйковского[275], с двумя его произведениями: «Хроника Польская, Литовская, Жмудская и всей Руси» (1582 г.)[276] и «О началах, происхождении, доблестях рыцарских и гражданских деяниях славного народа литовского, жемоитского и русского» (1577 г.)[277]. Он выводил всех славян от Мосоха (Мешех, Mosoch albo Mesta): «Мосох или Мешех, что с еврейского на латинский переводится extendens, по-польски wyciagajcy i rosciagajcy (Вытягивающий и Растягивающий), названный, как излагает Тилеманн Стелла, либо от натягивания лука, либо от расширения и удлинения границ, был шестым сыном Иафета, внуком Ноя… Он и есть отец и патриарх всех народов Московских, Русских, Польских, Волынских, Чешских, Мазовецких, Болгарских, Сербских, Хорватских и всех, сколько их есть, народов славянского языка и происхождения». Вслед за предшественниками Стрыйковский отождествляет сарматов и славян: «От Рифата, второго сына Гомера, внука Иафета, происходят восточные Сарматы, Венеты и Славянские народы». При этом он переставляет приоритеты, «Руссаки, Москва и Булгары» у него выступают основоположниками славянства, а поляки оказываются производными от них. «Москву» XVI в. он называет «народом Белой Руси», а название столицы у него происходит от реки Москвы, но в нем «воскрешено» имя патриарха Мосоха. Стрыйковский пишет: «Так в потомстве Иафета и Мосоха исполнилось значение их собственных имен, ибо Иафет на халдейском и еврейском языках означает расширение или расширяющий, а Мосох означает растягивающий, вытягивающий и далекий; так же и их потомки по счастливому поздравлению и благословлению патриарха Ноя и предназначению имен своих предков далеко расширили и протянули свои поселения и наполнили народами славянского языка все северные страны и части света Среднего Востока»[278].
Новизна идей Стрыйковского, достаточно противоречивых и не всегда однозначных, – в том, что он обосновал историческую преемственность Древней Руси и Московского государства, указывал на династию Рюриковичей как на законных правителей от древнерусского прошлого до московского настоящего. Этим его концепция сближалась с видением средневекового прошлого в Российском государстве.
Особым явлением в нарративе были летописи Великого княжества Литовского, которые в историографии обозначаются как белорусско-литовские, а также местные летописи городов и местечек. В них также звучала древнерусская тематика, способствовавшая выработке локальной идентичности потомков жителей Древней Руси[279], но идеологическая схема была несколько иной – в XVI в. в литовских летописях развивается легенда о римлянине Палемоне, родственнике императора Нерона, который приехал в Восточную Европу и основал династию литовских князей (поскольку легенда была явно ориентирована на европейские античные модели, а не на Русь, мы ее рассмотрели в первом томе[280]).
Вторым направлением было интенсивное обращение православного духовенства, горожан и русинской православной шляхты к теме Древней Руси, которая рассматривалась как исторический предшественник. Земли будущей Украины входили в состав Королевства Польского (Галиция – с 1340 г., и после кратковременного вхождения в состав Венгрии в 1372–1387 гг. – с 1387 г. окончательно в составе Польши; Киевская, Подольская, Волынская земли – с 1569 г.), Великого княжества Литовского, а с 1569 г. – объединенной Речи Посполитой. Идеологией местной шляхты здесь точно так же выступал сарматизм, транслируемый из Польши. Свою специфику вносила разница религиозных воззрений (поляки – католики, на Украине – православные, а после 1596 г. – униаты) и нараставший после Брестской унии 1596 г. антагонизм с «ляхами», в результате приведший к освободительному восстанию и отделению Украины от Речи Посполитой.
С конца XVI в. мы все чаще встречаем свидетельства активного интереса к древнерусской истории, что выливается в создание легенд и фантастических интеллектуальных конструкций. Например, в 1574 г. оршанский староста Филон Кмита, сетуя на военное лихолетье, писал: «Бо прийдет час, коли будет надобно Илии Муравленина и Соловья Будимировича, прийдет час, коли будет служб наших потреба!»[281] Таким образом он призывал на помощь героев легенд древнерусского времени, причем в первом из них можно увидеть образ знаменитого киевского богатыря Ильи Муромца (в данном случае – Муравленина). В конце XVI в. католический епископ Киева Иосиф Верещинский записал легенду, будто бы в центре Киева до сих пор находятся в развалинах «…два стольных кремля… принадлежавших двум родным братьям, Кию и Щеку. Они и теперь стоят еще пустыми, окруженные огромными земляными валами. Один из этих двух пустых кремлей захватывает такое пространство, какое – краковские стены со своим замком»