[304]. Наконец, обратившись к грамоте Александра Македонского русским князьям, отметим, что текст грамоты, согласно «Повести…», был написан золотыми буквами: «злато-пернатыми писмены». В настоящее время исследованы разные варианты грамоты Александра Македонского славянам, и только в одном присутствуют золотые буквы – в изложении грамоты в сочинении Александра Гваньини. Прибавим к этому, что текст грамоты в «Повести…» содержит украинизмы. Кроме того, представляет интерес содержание статей, следующих непосредственно за «Повестью…» в списке Андрон. 2. Здесь помещены выписки из различных исторических сочинений: из Хронографа, из Степенной книги, а также из «латинского летописца». Последний может быть определен как хроника Шеделя – опубликованный в 1593 г. в Нюрнберге на немецком и латинском языках обзор всемирной истории с большим количеством иллюстраций. Характерно, что из хроники Шеделя в Андрон. 2 выписана история о происхождении народов от потомков Ноя. Причем составитель подборки выписок не просто перевел соответствующий пассаж из хроники Шеделя, но пересказал его близко к тексту и, кроме того, сделал вставку о происхождении руси от Серуха. Не исключено, что выписку из хроники Шеделя сделал тот же автор, который принимал участие в создании «Повести о Словене и Русе».
Итак, кем же он был – один из авторов «Повести о Словене и Русе», бывавший в Константинополе, читавший по-латински и по-польски, по всей видимости, выходец из украинских земель? В 1632 г. в Москву из Киева прибыл иеромонах Иосиф. Ему было поручено организовать школу для обучения греческому языку, но в конце 1632 г. или начале 1633 г. Иосиф умер[305]. Иосиф перед приездом в Москву некоторое время жил в Константинополе, но гораздо дольше жил в Киеве, в Киево-Печерском монастыре, и принимал участие в издательской деятельности этой обители. Обратим внимание, что в ряде списков «Повести о Словене и Русе» в заглавии читаются слова «выписано из истории киевской печатной». А. Л. Гольдберг полагал, что это указание появилось в конце XVII в. и что имеется в виду изданный в 1674 г. киевский «Синопсис»[306]. Д. М. Буланин и А. А. Турилов допускают, что изначально вместо слова «печатной» было написано «печерской» в сокращении до первых трех букв, то есть имелся в виду какой-то летописный сборник наподобие рукописей, включающих текст Ипа-тьевской летописи и действительно имеющих хождение в Киево-Печерском монастыре[307]. Однако киевской рукописи, содержащей тексты, близкие к «Повести о Словене и Русе», не обнаружено. Предложим другое объяснение. Если в составлении «Повести о Словене и Русе» принимал участие иеромонах Иосиф, то, учитывая его многолетний опыт работы в подготовке изданий Киево-Печерского монастыря, такая ссылка с его стороны вполне объяснима. В типографии монастыря в то время готовилось довольно много изданий, но не все они были реализованы. Иосиф мог иметь отношение к какому-либо историческому сочинению, которое либо готовилось к изданию, либо только планировалось. Не исключено, что в окружении патриарха Филарета могли иметь место планы публикации «Повести о Словене и Русе». В целом же это сочинение представляет собой первую в российском историописании попытку изложить древнейшую русскую историю в духе западноевропейских историографических концепций.
В конце XVII в. «Повесть о Словене и Русе» стала источником историографического творчества самобытного русского книжника Тимофея Каменевича-Рвовского. Он называет себя еще Тимофеем Петровым или Тимофеем Кифичем[308]. То же значение имеет и фамилия Каменевич: арамейское «Кифа» и греческое «Петр» означают «камень». Вторая часть фамилии «Рвовский», по мнению исследователей, указывает на храм Покрова на Рву, то есть на собор Василия Блаженного в Москве на Красной площади, где, вероятно, какое-то время служил Каменевич. Однако свой статус он определяет по-другому: иеродьякон Холопьего монастыря на Мологе. Написание истории, а вернее, сочинение предыстории Моложского монастыря стало основной целью исторических трудов Каменевича-Рвовского, которого можно рассматривать как одного из первых историков-краеведов.
Надо сказать, что краеведение Каменевича-Рвовского было довольно своеобразным. Вдохновившись «Повестью о Словене и Русе» (в сборнике исторических сочинений Каменевича-Рвовского (ГИМ, Синодальное собр. 961) она переписана трижды), книжник попытался в таком же ключе изложить древнюю историю Моложского монастыря. В качестве источника Каменевич использовал «Хронографическую Александрию» (или, что вероятнее, выдержку из ее текста в «Сказании о князьях Владимирских»), где приведена средневековая легенда об основании Константинополя, имевшего изначально название Византий. Согласно тексту Александрии, царь Виз назвал основанный им город, соединив свое имя с именем дочери Антии[309]. Отсюда, полагаем, у Каменевича-Рвовского этимология названия реки Шексны, которое якобы образовано от имени некоего великана Щека и его жены Сны. По такому же принципу, как пишет Каменевич, образованы названия города Москвы (от библейского Мосоха и его жены Квы) и реки Яузы (от сына Мосоха по имени Я и дочери Вузы)[310].
Еще один источник Каменевича не столь очевиден. По нашему мнению, им были «Записки» Сигизмунда Герберштейна о России, к концу XVII в. выдержавшие несколько изданий на латинском и немецком языках. При описании различных местностей России Герберштейн упоминает и Моложский Холопий монастырь. Его заинтересовало, почему монастырь назван Холопьим. Для объяснения этого топонима он приводит известную еще Геродоту легенду о рабах, изгнанных их хозяевами из города после того, как они взбунтовались и силой овладели имуществом и женами своих господ. Холопий городок, по преданию, существовавший некогда поблизости от Моложского монастыря, как считает Герберштейн, был основан рабами (холопами), которых некогда прогнали из Новгорода их хозяева.
Здесь оказались соединены предания о новгородской колонизации местных земель с бродячим сюжетом, зафиксированным Геродотом[311]. Характерно, что Герберштейна в России XVII в. знали, на его сочинение имеется ссылка в одном из списков Хронографа. Каменевич-Рвовский, который, как показывают исследования последних лет, производил самостоятельные разыскания в области исторических источников для своих сочинений[312]. Он воспользовался легендой, приведенной Герберштейном, но, по своему обыкновению, развил ее и дополнил. В результате в сочинении Каменевича-Рвовского появилось описание чуть ли не гражданской войны знатных новгородцев и их холопов.
Историки XX в., некритически воспринимая историческое повествование Каменевича-Рвовского, доверяли его рассказу о «холопьей войне», видя в ней отражение реальных фактов древнейшей истории Руси[313]. Однако перед нами – характерный для периода «предмедиевализма» в России XVII в. опыт конструирования древнейшей истории по образцу европейских исторических сочинений раннего Нового времени.
Рост интереса к древнерусскому прошлому в русинских землях Речи Посполитой в XVII веке
В польский сарматский миф XVII в. русинские (украинские) шляхтичи внесли специфику, связанную прежде всего с этнокультурной идентичностью. Сарматские идеалы воспринимались скорее как идеалы этические, поведенческие, modus vivendi и т. д. Но при этом подчеркивалось, что народ русь крестил сам апостол Андрей, что князь Владимир создал «на землях Сарматии» первое православное государство[314] (Украиной оно в раннее Новое время еще не называлось, говорилось о «Руси»). Украинские шляхтичи не пытались выводить свою генеалогию из античных мифов или польских рыцарей эпохи Пястов, зато связывали себя с потомками либо древнерусских, либо литовских князей Свидригайловичей и Олельковичей[315]. При этом происходили любопытные домысливания: Г. Н. Саганович обратил внимание на синодик слуцкой Варваринской церкви 1684 г., в котором род слуцких князей выводится от литовского князя Ольгерда, но в интерпретации авторов синодика он является православным правителем (якобы принял крещение)[316].
Ключевыми фигурами здесь оказывались древнерусские князья-святые, связанные с распространением православия: Ольга, Владимир Креститель, Борис и Глеб, старцы-чудотворцы Киево-Печерского монастыря. Происходило и прямое «изобретение истории». А. П. Толочко показал, что именно в XVII в. монахами Никольского монастыря была сочинена легенда, что их монастырь основан на месте Никольской церкви – первого христианского храма в древнем Киеве, поставленного на могиле легендарного князя Аскольда[317]. Данный сюжет можно квалифицировать как один из примеров стихийного медиевализма: для возвышения монастыря в XVII столетии создается легенда, где ему приписывается могила одного из первых киевских князей, по некоторым свидетельствам – одного из первых князей-христиан, да еще и территория самого раннего христианского храма в городе.
Украинский историк приводит и другие примеры присвоения в XVII в. киевской исторической топографии смыслов, апеллирующих к средневековым сюжетам: местность Выдубичи стала ассоциироваться с рассказом о низвержении дубового идола Перуна, Хрещатицкий ручей стал считаться местом крещения Владимиром своих детей, урочище Чертово Беремище около Михайловского монастыря названо тем самым местом, где волокли идол Перуна, чтобы скинуть в Днепр