В. И. Ульяновский приводит примеры формирования в XVII столетии «мест памяти» и из самого Днепра как места Крещения, и из Киева как центра Древней Руси[319]. Образ Киева в этом столетии совсем не соответствовал его статусу регионального центра, а опирался на историческую память о былом величии: «Знайте, что Киев у нас на Руси значит столько же, как древний Рим для первых христиан» (ренессансный поэт Себастиан Кленович)[320]. В 1638 г. вышла «Тератургима» Афанасия Кальнофойского, которая содержала подробную карту Киева и окрестностей с указанием памятных мест[321]. Это первый такой опыт на территории Восточной Европы.
Показательно, что тогда же, в XVII в., создаются подделки документов, выдающие фальсификаты за памятники древнерусского периода (например, в 1658–1674 гг. создается поддельная грамота Андрея Боголюбского Киево-Печерской лавре)[322]. Сочиняются биографии: например, в Слуцком синодике 1684 г. говорится о якобы имевшем место крещении великого князя литовского Ольгерда под именем Дмитрий[323]. Так языческих князей превращали в православных.
Используя термин Э. Хобсбаума[324], Н. А. Синкевич назвала происходивший процесс актуализации образов Древней Руси в культуре и мировоззрении восточнославянского общества Речи Посполитой «изобретением» традиции. Она считает, что этот процесс сосредоточился в церковной сфере: «…киевская церковная традиция ретранслировалась почти исключительно путем богослужебных практик в границах митрополии. Поэтому в течение всего XVII в. шел процесс “изобретения” новой историографической и агиографической традиции, который с помощью риторических приемов и новых нарративных конструкций активно маскировали под возврат к “старине” времен Киевской Руси»[325]. В. А. Ткачук обратил внимание, что «на протяжении XVII в. Киевская митрополия пребывала в активном поиске / конструировании своей истории. Восходившие ко времени Крещения Руси князем Владимиром храмы или их же руины стали важным “местом памяти” руси того времени»[326]. Это проявлялось как на микроуровне (церковное поминание в храмах древнерусских князей – основателей церквей и их донаторов, чтение синодиков, содержащих поминовение средневековых персонажей), так и на макроуровне (развитие служб святым, гимнографии, в том числе – святым древнерусским). Ученый также указал, что в XVII в. на иконах в качестве фона стали изображать «священный ландшафт» – древние церкви. Руины же вызывали «ностальгию по славному прошлому»[327].
Особое место в этих конструкциях занимала тема Крещения Древней Руси. Ее использовали двояко. Прежде всего Крещение выступало как свидетельство общих православных и славянских корней, из которого и вытекает необходимость единства «народа руси» (ср. речь киевского каштеляна Адама Киселя во время посольства в Москве в 1647 г.)[328]. В то же время униатская церковь трактовала историю Крещения, пытаясь доказать, что христианство распространилось на Руси еще до Владимира, причем пришло не из Константинополя, а из Рима[329]. Униат Лев Кревза в 1617 г. предложил схему трехэтапного принятия христианства на Руси: первый акт был при Аскольде и Дире, второй – при Ольге и лишь третий (завершающий) – при Владимире. Православные полемисты Захария Копыстенский и Лаврентий Зизаний эту схему дополнили еще одним, исходным элементом – Крещение Руси должно вести отсчет с миссии апостола Андрея. В Густынской летописи и «Патериконе» Сильвестра Косова добавлен пятый элемент – миссия Кирилла и Мефодия и принятие христианства в Первом Болгарском царстве. Данные схемы несли медиевальные идеи: в них Киев провозглашался, по словам Н. А. Синкевич, «альфой (проповедь апостола Андрея) и омегой (принятие христианства князем Владимиром) процесса христианизации Руси. Шире – центральным событием в истории всего славянского мира»[330]. Этот миф был востребован в XVII в. для желания возвысить столицу русинских (украинских) земель в противовес и Варшаве, и Москве.
В этом плане показательна деятельность киевского митрополита Петра Могилы (1633–1647 гг.). Он прилагал большие усилия к актуализации древнерусского наследия. В 1635 г. он провел первые раскопки в Десятинной церкви в Киеве и поставил на ее останках новую Десятинную церковь, тем самым демонстрируя приверженность древнерусским святыням. Ее не успели достроить при жизни митрополита, и он завещал на ее возведение 1000 золотых. Кроме того, Могила поддерживал восстановление церкви Спаса на Берестове и Трех-святительской церкви, основание которых ошибочно связывали в XVII столетии с именем Владимира[331]. В том же году под редакцией Сильвестра Косова на польском языке был издан печатный Киево-Печерский патерик – сборник житий святых старцев Печерского монастыря.
Петр Могила провел первые раскопки могил древнерусских князей и объявил о нахождении останков св. Владимира и его византийской жены, принцессы Анны[332]. Обретение мощей князя-Крестителя, основателя Православной Руси, имело огромное идеологическое значение для консолидации православной части народа Речи Посполитой, руси/русинов, переживавших интенсивный процесс становления украинской раннемодерной нации, для противостояния униатам[333]. В церкви Спаса на Берестове (возведение которой было в XVII в. приписано св. Владимиру) было помещено изображение Петра Могилы, молящегося вместе с Богородицей и Владимиром Крестителем. Как показала В. Ченцова, композиция фрески и вложенные в нее смыслы уподобляли восстановление церкви Спаса в Киеве и храма Соломона в Иерусалиме[334].
Конструирование пантеона святых оказалось весьма эффективным инструментом в данном процессе. В «Анфологионе» 1619 г., «Патериконе» 1635 г. и киевском «Синопсисе» 1674 г. была создана продуманная система культов святых, которая опиралась на древнерусские фигуры: апостол Андрей, Борис и Глеб, Владимир Креститель, киевские митрополиты Петр, Алексей, Макарий и т. д.[335] Примечательно, что образы средневековых святых получали новое символическое воплощение. Сильвестр Косов в своем «Патериконе» писал: «Киев есть наше небо». В его представлении Киев – центр Вселенной, вокруг которой вращаются планеты – святые Киево-Печерской лавры: Юпитер – Николай Святоша, Марс – Моисей Угрин, Солнце – Антоний, Луна – Феодосий и т. д.[336]
В 1643 г. произошло прославление древнерусских святых – монахов Киево-Печерского монастыря. К помощи небесной молитвы печерских старцев апеллировал Богдан Хмельницкий во время своего восстания. Монастырь оказался тесно связан с легендой о посещении апостолом Андреем Киевских гор. Правда, здесь была конкуренция: Братский Богоявленский монастырь в 1640 г. по грамоте короля Владислава IV обзавелся Крестовоздвиженской церковью, по преданию, поставленной на том самом месте, где апостол Андрей водрузил крест над Днепром. В 1699 г. ее переименовали в церковь апостола Андрея Первозванного.
Объединение Украины с Россией после Переяславской Рады 1654 г. воспринималось, по словам Б. Н. Флори, как воссоединение «яко ж во времена благоверного царя Владимира и прочих его наследников быти, тако и ныне… соединити». Киев в речи русского посла на Переяславской Раде В. В. Бутурлина объявлялся старым царским гнездом, куда ныне возвращается орел – царь Алексей Михайлович, чтобы прикрыть крыльями своих птенцов. Этот же образ был использован в грамотах Б. Хмельницким и И. Выговским, то есть украинская сторона в 1654 г. полностью разделяла эти дискурсы. Московские послы, прибывшие в Киев, выразили желание посетить «древних русских князей наследие… седалище первейшее благочестия рускаго», что было с пониманием и даже восторгом принято украинской стороной. Обращение к древнерусскому наследству, таким образом, выступало объединительной идеей, полем идеологического консенсуса[337].
Определенная актуализация культа Древней Руси как конструктивного элемента украинского самосознания и культуры происходит на рубеже XVII и XVIII столетий в гетманство Ивана Мазепы (1687–1709 гг.). Во многом это было связано с поддержкой им православной церкви, что выражалось в том числе во внимании к древним храмам и в культе древнерусской истории. По распоряжению Мазепы в киевском соборе Св. Софии был создан целый иконографический комплекс, который нес идею о преемственности власти гетмана с властью древнерусских князей[338]. По мнению В. А. Ткачука, в обращении к древнерусской истории и возвеличивании Владимира, Бориса и Глеба, «первого» киевского митрополита Михаила проявлялась антитеза Москве, подчеркивалось символическое возвращение к традициям Средневековья, когда в Киеве был стол митрополита. В. А. Ткачук обратил внимание на изображение на одной из гравюр Мазепы, воздвигающего крест над Днепром так же, как апостол Андрей. Вместе с ним находятся святые покровители: апостол Андрей, князь Владимир, свв. Борис и Глеб. Таким образом современники создали «панегирический образ Мазепы – правителя “Нового Израиля”, продолжающего дело ветхозаветных царей, а также дело святых князей Рюриковичей»