Киевский «Синопсис» и его роль в презентации Средневековья
В 1674 г. в типографии Киево-Печерского монастыря увидела свет первая книга по древнерусской истории. Она получила название «Синопсис, или Краткое собрание от различных летописцев о начале славяно-росийскаго народа и первоначалных князех богоспасаемаго града Киева, о житии святаго благовернаго великаго князя Киевскаго и всея России первейшаго самодержца Владимира и о наследниках благочестивыя державы его Росийския, даже до пресветлаго и благочестиваго государя нашего царя и великаго князя Алексея Михайловича всея Великиа и Малыя и Белыя России самодержца». В Киеве обращение к древнерусской истории имело место на протяжение почти всего XVII в. Древнерусское прошлое Киева использовали в своей борьбе за существование православные церковные круги[340]. Особенно целенаправленной пропаганда древнерусского наследия Киева стала после утверждения на киевской митрополии Петра Могилы, который добился признания польским королем официального статуса православия в Речи Посполитой, наряду с католичеством и униатством.
В этой среде во второй половине XVII в., когда в Киеве существенно окрепли пророссийские политические настроения, были созданные исторические сочинения, посвященные древнерусской истории: Хроника Феодосия Сафоновича и так называемый «Синопсис». Сочинение по истории Древней Руси, написанное игуменом киевского Михайловского Златоверхого монастыря Феодосием Сафоновичем в начале 1670-х гг., представляет собой во многом летописное изложение событий, основанное на Ипатьевской летописи и польских хрониках[341]. Созданный на основе хроники Сафоновича «Синопсис» является уже более концептуальным сочинением, по своему жанру относящимся, скорее, к польским хроникам (например, к хронике Стрыйковского), чем к древнерусским летописям. Однако следует иметь в виду, что многими чертами «Синопсис» обязан именно сочинению Сафоновича.
«Синопсис» впервые был опубликован в типографии Киево-Печерского монастыря в 1674 г.[342] На титульном листе указано, что издание осуществляется по благословению архимандрита Киево-Печерского монастыря Иннокентия Гизеля, однако нет оснований считать, что Гизель имел отношение к составлению этого исторического труда. Автор «Синопсиса» до настоящего времени остается неустановленным[343]. Однако источники данного сочинения и позиция его автора определяются без труда, и в этом отношении исследователями сделано немало[344]. Следует отметить, что в «Синопсисе» большое внимание уделено предыстории Руси[345]. С привлечением польских хроник и других западно– и центральноевропейских источников подробно и обстоятельно изложена концепция «origo nationis», согласно которой русский народ происходит от Мосоха, одного из сыновей Ноя, ничем не уступая в своей генеалогии другим европейским народам[346]. Приводится в «Синопсисе» и концепция пятикратного Крещения Руси, заимствованная из Густынской летописи.
Следует отметить пророссийскую ориентацию автора «Синопсиса». Так, приводя известие об основании князем Владимиром Киевским города Владимира на Клязьме, он повторяет ошибочное умозаключение Стрыйковского, что князь перенес в Северо-Восточную Русь столицу своей державы[347]. Дальнейшее изложение «Синопсиса» касается преимущественно истории Киева и явно противоречит этому указанию. Следует иметь в виду, что данное сочинение создавалось в то время, когда обострились отношения России и Речи Посполитой, когда решалась судьба Киева, находившегося под временным российским протекторатом[348].
«Синопсис» в своем первоначальном виде охватывал исключительно домонгольскую историю, и в этом сказывается его преемственность с хроникой Сафоновича, изложение которой также не простирается далее XIII в. Однако в «Синопсисе» повествование оканчивается нашествием Батыя и разорением Киево-Печерского монастыря, а у Сафоновича в соответствии с традицией Ипатьевской летописи далее излагается история Галицко-Волынской земли. В таком хронологическом ограничении можно видеть стремление автора «Синопсиса» изложить древнерусскую историю для российского читателя, а древнюю историю киевских земель представить частью российской истории.
Особенно явственно последняя тенденция проявилась во втором (1678 г.) и в третьем (1680–1681 гг.) изданиях «Синопсиса». Во втором издании текст дополнен кратким изложением военных действий русско-турецкой войны на украинских землях в 1678 г. В третьем издании между древнерусской частью и рассказом о современных событиях вставлен текст «Сказания о Мамаевом побоище»[349]. Именно в таком виде «Синопсис» многократно переиздавался в течение XVIII и XIX вв. Отличия второго и третьего изданий от первого в части повествования о древнерусской истории незначительны. Основная концепция «Синопсиса» осталась без изменений.
«Синопсис» получил большую популярность, но в большей мере в России, чем на украинских землях[350]. Уже в 1678 г. повествование о начале русской истории из «Синопсиса» было заимствовано в Латухинской Степенной книге. В XVIII в. «Синопсис» оставался одним из основных источников для любого сочинения, посвященного древнерусской истории, что дало повод Шлецеру назвать его руководством для изучения русской истории[351].
Можно сказать, что при создании «Синопсиса» были подведены итоги той медиевальной программы, которую развивали киевские книжники на протяжении XVII в.[352] Декларация преемственности Киевской Руси и российской государственности XVII в., представление Киева как первой столицы Российского государства, а князя Владимира Киевского как символического предка московских царей – эти идеи, выработанные киевскими книжниками XVII в. и предназначенные для российской аудитории, обрели в «Синопсисе» свое окончательное оформление[353].
Рождение стихийного медиевализма русскими старообрядцами
В России вплоть до второй половины XVII в. русское Средневековье не осознавалось как особый период. Древнерусский период (времена Ольги, Владимира Крестителя, Владимира Мономаха) понимался как безусловная «старина», но «старина», имеющая прямую связь с современностью, лежащая в основе современности. Именно верность этой «старине», заветам предков, выбору святых Руси была критерием правильности исторического пути для XVI–XVII вв. Чтобы прошлое стало отдаленным, утраченным прошлым, к которому можно было бы апеллировать, заново изобретая его образ (а этот феномен и является медиевализмом), нужен был разрыв, нужно было остро ощутить утрату связи со «стариной». И этот разрыв в России произошел во второй половине XVII в. благодаря церковному расколу, реформам Никона и возникновению массового движения старообрядцев, которых историк А. П. Щапов справедливо назвал «окаменевшим осколком Древней Руси»[354].
Причины и характер раскола подробно описаны в научной литературе, и мы не будем останавливаться на чисто церковных, социальных и политических аспектах этого процесса. В нем нас интересует только одна, но очень важная для нашей темы сторона: противники никоновских реформ увидели в них отступление от заветов предков, от правил, установленных Владимиром Крестителем и первыми православными иерархами, от наследия древнерусской святости, вплоть до недавних постановлений, которые теперь тоже оказывались боговдохновленной «стариной» (старообрядцы часто обращались к решениям Стоглавого собора 1551 г. как к каноническим).
В свою очередь идеологи реформ критиковали «старину». Принципиально важным оказалось обвинение, будто бы уже в древности переписчики церковных книг «испортили» их по сравнению с греческими образцами. Оно, собственно, и легло в основу аргументации необходимости «исправления» книг по греческим образцам. Современные ученые показали ошибочность этих оценок: трансформации со временем подвергся текст греческих книг, а древнерусские церковные служебные тексты как раз сохранили больше элементов изначального канона.
Но это обвинение, при всей серьезности его последствий, все же было абстрактным, в адрес неких переписчиков. В сторону Древней Руси звучали и более адресные обвинения. Так, на знаменитом «патриаршем» соборе 1666 г. были запрещены как неправильные постановления Стоглавого собора 1551 г., «Повесть о белом клобуке», житие преподобного Евфросиния. Возбранялось писать на иконах лики русских митрополитов XIV в., считавшихся главными святителями Московской митрополии, Петра и Алексия, в белых клобуках. С. А. Зеньковский очень точно определил характер этих обвинений, направленных на очернение древнерусской церкви: «…пагубным для единства церкви было осуждение русского прошлого – Стоглавого собора, митрополита Макария, жития преподобного Евфросиния и преданий о Белом Клобуке. Конечно, никто из истинно православных русских людей не мог согласиться с тем, что русская церковь, которая дала столько святых и столько выдающихся святителей и за помощью к которой в течение веков обращались сами греки, вдруг оказалась хранительницей не благочестия, а ошибок и ложных обрядов»[355].
Собственно, с этого момента в русской мысли возникает образ Древней Руси как некоего правильного, благочестивого времени. Отказ от его заветов и правил, то есть никонианская реформа, означает вступление на Антихристов путь. Эта дихотомия –