[380]. В России в XVII в. ходят переводы польских генеалогий, в том числе переведенная Николаем Спафарием в Посольском приказе «Родословная книга» Лаврентия Хурелича, в которой доказывалось родство русского царя Алексея Михайловича с правящими домами Европы. Родственные связи выводились через дочерей Ярослава Мудрого[381].
А как же собственно русское боярство? В какой мере дворяне в Новое время выводили свои корни из национальной истории? Здесь была определенная эволюция, характер которой показан М. Е. Бычковой. В XVI в. все знатные роды, вписанные в родословцы, имели в своей основе легенды о выезде из другого государства. С одной стороны, в XVII столетии такие легенды распространяются не только на боярство, но и на менее родовитое дворянство, которое подражает более именитым представителям сословия. С другой же – появляется множество генеалогий, которые либо вообще не приводят легенд о выездах (Бехтеревы, Боучаровы, Борисовы, Веревские, Волоховы, Голенкины, Горины, Казначеевы и др.), либо выводят свое происхождение из родов, поступивших на службу к великим князьям Московским из древнерусских регионов (Твери, Рязани, Новгорода Великого и т. д.). Кузьмины, Караваевы и Савеловы стали вести свое происхождение от новгородских посадников. Получает хождение легенда о пяти сыновьях Михаила Черниговского, мученика за веру, убитого в Орде в 1246 г. (на самом деле у него был один сын Ростислав), от которых выводилось несколько десятков ветвей дворянских фамилий[382]. Большую популярность получают истории о выездах на службу к Александру Невскому, Дмитрию Донскому, Василию II Темному, Ивану III, Ивану Грозному[383]. Иными словами, сам факт службы великим князьям владимирским, а также русским государям в XVII в. становится не менее престижным для генеалогии, чем происхождение от иностранной знати. Это говорит о начинающемся национальном влиянии на генеалогическую культуру.
Обобщая наш обзор российских генеалогических легенд, надо отметить следующее. Использование медиевальных символов и образов для любой дворянской генеалогии носит атрибутивный характер. Специфика российской генеалогической культуры состоит в том, что она формировалась под большим иностранным влиянием. Наиболее значительным в XVII столетии следует назвать польское воздействие. Преобладание легенд об иноземном происхождении русской знати свидетельствует об изначальном доминировании в ее культуре имперских тенденций. Русская аристократия формировалась не столько как национальная, сколько как элита империи. Империя, которая вбирает в себя элиты немцев, шведов, татар, поляков, литовцев и многих других, которые принимают православную религию и становятся российским дворянством на службе великим российским государям. Использование медиевальных образов здесь необходимо для показа разнообразия стран и народов средневекового периода, которые потом объединит и сплотит Русь в пределах своей державы.
Визуализация русского Средневековья в начале Нового времени
В средневековой православной традиции изображения правителей практиковались нечасто. Сакрализация императорской власти в Византии выражалась, в частности, и в практике изображения императоров с атрибутами святости. На Руси отмеченная тенденция проявилась в стенописи Софийского собора в Киеве, в фасадной скульптуре Дмитриевского собора во Владимире и в росписи новгородской церкви Спаса в Нередице. На фресках Софийского собора середины XI в. изображена семья Ярослава Мудрого, а на одном из рельефов Дмитриевского собора конца XII в. – многофигурная композиция, представляющая портрет строителя храма – владимирского князя Всеволода III с сыновьями. В стенописи конца XII в. церкви Спаса в Нередице изображен заказчик храма князь Ярослав Владимирович.
В последующей традиции практика изображения ктиторов храма на Руси продолжения и развития не получила. Однако в XVI–XVII вв. появились изображения генеалогического древа Рюриковичей. Их ближайший аналог – роспись церкви монастыря Дечаны в Косово, датирующаяся примерно 1320 г. На ней изображено генеалогическое древо правителей Сербии Неманичей от родоначальника Стефана Немани до его потомков середины XIV в.[384] Вполне возможно, что подобные древа существовали и в других храмах поствизантийского пространства. Во всяком случае, иконографическая близость дечанского древа Неманичей с древом Рюриковичей из московского Новоспасского монастыря очевидна.
Однако первым родословным древом, где появились Рюриковичи, следует считать не композицию Новоспасского монастыря, а роспись свода галереи кремлевского Благовещенского собора – придворного храма великих князей Московских, а позднее – царей. Основой композиции явилась иконография Иессеева древа, изображающая генеалогию Богоматери, род которой восходил к праотцу Иессею. Иессеево древо – распространенный сюжет в росписи храмовых притворов или галерей в странах поствизантийского мира. В XVXVI столетиях композиция Иессеева древа была распространена за счет изображения античных философов, сивилл, которые, согласно отдельным апокрифическим сочинениям, предсказали рождение Христа[385]. Этих персонажей помещали не в общей композиции древа Иессеева, которое, как правило, располагали на своде, а в непосредственной близости от него, на стенах. Этот прием был использован и в росписи галереи кремлевского Благовещенского собора[386].
В 1547 г. в московском пожаре значительно пострадали кремлевские соборы. В частности, была утрачена стенопись Благовещенского собора, к возобновлению которой приступили вскоре под руководством благовещенского священника Сильвестра. В 1551 г. написанные псковскими иконописцами иконы Благовещенского собора вызвали нарекания со стороны посольского дьяка Ивана Висковатого. Таким образом, возобновление стенописи Благовещенского собора можно датировать концом 1540-х – началом 1550-х гг. Остается неизвестным, существовала ли композиция «Древо Иессеево» в прежней, утраченной в пожаре 1547 г. росписи. Во всяком случае, выполненная иконописцами середины XVI в. композиция отражает иконографию древа Иессеева в ее пространном варианте, с сопровождающими основной сюжет персонажами. Такой вариант композиции получил некоторое распространение в русском искусстве того времени. Известна еще одна относящаяся к середине XVI в. композиция древа Иессеева с античными философами и сивиллами – в Иосифо-Волоколамском монастыре[387].
Древо Иессеево Благовещенского собора представляет собой композицию генеалогического древа Богоматери на своде галереи и ряд фигур русских князей, которые расположены на стенах. Они заменяют собой фигуры античных философов и сивилл и, кроме того, сообщают всей композиции древнерусский контекст. По причине плохой сохранности стенописи Благовещенского собора только отдельные княжеские фигуры поддаются идентификации. Так, можно утверждать наличие изображений Александра Невского и Ивана Калиты. Можно думать, что изначально присутствовали все предки Ивана IV вплоть до Владимира Святославовича. Наверняка не было изображений князей-язычников Рюрика, Игоря и Святослава, поскольку княжеские фигуры изображались с нимбами, а для язычников это невозможно. Система изображения князей Рюриковичей получила развитие в выполненной в середине XVI в. стенописи кремлевского Архангельского собора – усыпальницы московских князей и царей[388].
Своеобразной репликой Иессеева древа Благовещенского собора явилось древо Рюриковичей в соборном храме московского Новоспасского монастыря. Создание этой росписи относится к 1689 г. Новоспасский монастырь занимает особое место в сакральной топографии Москвы XVII в. Еще во второй половине XVI столетия в этом монастыре обретали вечный покой представители боярского рода Романовых-Юрьевых. После утверждения династии Романовых на российском престоле Новоспасский монастырь олицетворял собой родовые традиции царствующего дома, хотя эту обитель официально никогда не выделяли среди других крупных монастырей столицы. Инициатором соборных росписей генеалогической тематики стал известный церковный деятель Игнатий Римский-Корсаков, бывший в 1687–1692 гг. архимандритом Новоспасского монастыря.
На сводах западной соборной галереи иконописцы поместили композицию родословного древа Рюриковичей от Владимира Святославовича до последнего представителя этой династии Федора Ивановича. Древо включило не только непосредственных предков московской ветви Рюриковичей, но и многочисленных удельных князей, причем все династы изображены с нимбами. Следует отметить и странности. Так, среди представителей династии Рюриковичей встречаем Довмонта-Тимофея Псковского, никакого отношения к Рюриковичам не имевшего[389]. Однако он княжил в Пскове и был официально канонизирован, а значит, соответствовал тем признакам, которые казались иконописцам важными.
На столпах в основном объеме храма изображены цари из династии Романовых. Таким образом, стенопись Новоспасского монастыря представляет собой реплику росписи кремлевского Благовещенского собора. Если в Благовещенском соборе на сводах помещена родословная схема Богоматери, а на стенах и столпах – представители рода Рюриковичей, то в соборе Новоспасского монастыря на сводах – родословие Рюриковичей, а на столпах – представители рода Романовых. Таким образом, выстроены параллели: родословная Христа – династия Рюриковичей (Благовещенский собор), династия Рюриковичей – династия Романовых (Новоспасский монастырь). Без сомнения, эта параллель прочитывалась и современниками росписей. Это была специально разработанная концепция, авторство которой, скорее всего, принадлежит Игнатию Римскому-Корсакову.