Медиевализм славянофилов и западников: апелляция к Средневековью в спорах о будущем России
Славянофильство – один из самых масштабных и концептуальных проектов домодерной эпохи, обращавшихся к медиевализму. Его идеологи пытались раскрыть сущность и смысл существования России, используя в том числе медиевальные топосы. Столь широкая «мобилизация Средневековья», исходившая не от государства, а от общества, от интеллектуалов, реализовывалась в России впервые.
Собственно, об идеологии славянофилов написано немало[522]. Мы остановимся только на медиевальном аспекте[523]. У западников для их идей был налицо источник и образец – Европа. В чистом виде это была «Европа глазами западника», то есть средоточие выдуманных идеалов, которые можно было иллюстрировать отдельными примерами из европейской жизни. В полной мере эти идеалы мало соответствовали реалиям западной социально-экономической и политической повседневности. В XIX столетии на Земле также не существовало государства или страны, которые соответствовали бы идеалам славянофилов. И они применили прием, описанный Д. Лоуэнталем: изобрели такую совершенную во всех отношениях страну Древнюю Русь, поместив ее в прошлое. По словам А. С. Хомякова, «старина Русская была сокровище неисчерпаемое всякой правды и всякого добра»[524].
Прошлое выступило в роли идеальной другой страны, которая была утрачена, но ее лучшее наследство стоит возродить. Происходило, по словам И. В. Киреевского, настоящее открытие Руси: «Русские ученые, может быть, в первый раз после полутораста лет, обратили беспристрастный, испытующий взор внутрь себя и своего отечества, и, изучая в нем новые для них элементы умственной жизни, поражены были странным явлением: они с изумлением увидели, что почти во всем, что касается до России, ее истории, ее народа, ее веры, ее коренных основ просвещения, и явных, еще теплых следов этого просвещения на прежней Русской жизни, на характере и уме народа, – почти во всем, говорю я, – они были до сих пор обмануты; не потому, чтобы кто-нибудь с намерением хотел обмануть их, но потому, что безусловное пристрастие к Западной образованности и безотчетное предубеждение против русского варварства, заслоняли от них разумение России»[525].
Славянофилы обнаружили в Древней Руси образцы совершенного устройства общества, причем не только социального (община), но и духовного. Они считали, что в ней была высокая грамотность населения, в том числе сельского, суд присяжных, совершенный крестьянский быт, воспеваемый в народных песнях (в отличие от современного им XIX в., о котором крестьяне не пели). По мнению А. С. Хомякова, существовало равенство «почти совершенное, всех сословий, в которых люди могли переходить все степени службы государственной и достигать высших званий и почестей»[526]. Подчеркивалось значение принятия православия от Византии, добровольный призыв и принятие власти Рюрика, что существенно отличало российский вариант от насильственных моделей власти Западной Европы.
Картина рисовалась воистину идиллическая: власть на Руси, по мнению славянофилов, «дружила» с народом. Ее описание привел И. В. Киреевский: «Русская земля… в ней не было ни завоевателей, ни завоеванных. Она не знала ни железного разграничения неподвижных сословий, ни стеснительных для одного преимуществ другого, ни истекающей оттуда политической и нравственной борьбы, ни сословного презрения, ни сословной ненависти, ни сословной зависти. Она не знала, следственно, и необходимого порождения этой борьбы: искусственной формальности общественных отношений и болезненного процесса общественного развития, совершающегося насильственными изменениями законов и бурными переломами постановлений. И князья, и бояре, и духовенство, и народ, и дружины княжеские, и дружины боярские, и дружины городские, и дружина земская, – все классы и виды населения были проникнуты одним духом, одними убеждениями, однородными понятиями, одинаковою потребностью общего блага… Русское общество выросло самобытно и естественно, под влиянием одного внутреннего убеждения, Церковью и бытовым преданием воспитанного… воображая себе Русское общество древних времен, не видишь ни замков, ни окружающей их подлой черни, ни благородных рыцарей, ни борющегося с ними короля. Видишь бесчисленное множество маленьких общин, по всему лицу земли Русской расселенных и имеющих, каждая на известных правах, своего распорядителя, и составляющих, каждая, свое особое согласие, или свой маленький мир: эти маленькие миры или согласия сливаются в другие, большие согласия, которые, в свою очередь, составляют согласия областные и, наконец, племенные, из которых уже слагается одно общее, огромное согласие всей Русской земли, имеющее над собою Великого Князя всея Руси, на котором утверждается вся кровля общественного здания, опираются все связи его верховного устройства»[527].
Древняя Русь выступала в воображении славянофилов очагом духовного просвещения, где православные монастыри по накалу интеллектуальной жизни не уступали европейским средневековым университетам. По словам И. В. Киреевского, «в уединенной тишине монашеских келий, часто в глуши лесов, изучались и переписывались, и до сих пор еще уцелели в старинных рукописях, Славянские переводы тех Отцов Церкви, которых глубокомысленные писания, исполненные высших богословских и философских умозрений, даже в настоящее время едва ли каждому Немецкому профессору любомудрия придутся по силам мудрости (хотя, может быть, ни один не сознается в этом): наконец, когда мы вспомним, что эта Русская образованность была так распространена, так крепка, так развита, и потому пустила такие глубокие корни в жизнь Русскую»[528].
Почему же такое замечательное и совершенное общество кануло в прошлое и современная Россия столь на него не похожа? Славянофилы видели причину в гипертрофированном развитии государственных форм, которые стали подминать под себя духовное и нравственное состояние общества. Первым фактором негатива выступило татарское завоевание. Русь не смогла удержать свое духовное единство из-за недостаточности культурной базы. Если бы она оказалась столь же глубокой, как Античность в Европе, то духовное единство можно было бы сохранить, несмотря на иго, и агрессия Золотой Орды оказалась бы кратким и чисто военным эпизодом в русской истории. Но Античности в России не было, а христианская культура не успела развиться до таких высот. Русь для самосохранения была вынуждена ответить врагам в чисто силовом, военном варианте, сплотившись вокруг государства; но это формальное сплочение роковым образом сказалось на духовном облике общества, который начал хиреть.
И. В. Киреевский писал по этому поводу: «Этот же недостаток образованности общего развивающегося духа, происходящий от недостатка классического мира, отзывается и в самой эпохе нашего освобождения от татар… Нам не предстояло другого средства избавиться от угнетения иноплеменного, как посредством соединения и сосредоточения сил… избавление наше от татар происходило медленно и, совершившись, долженствовало на долгое время остановить Россию в том тяжелом закоснении, в том оцепенении духовной деятельности, которые происходили от слишком большего перевеса силы материальной над силою нравственной образованности. Это объясняет нам многое, и между прочим показывает причины географической огромности России»[529].
А. С. Хомяков указывал, что государственное начало продолжало довлеть и в дальнейшем: «По мере того, как царство Русское образовывалось и крепло, изглаживались мало-помалу следы первого, чистого и патриархального, состава общества. Вольности городов пропадали, замолкали веча, отменялось заступничество тысяцких, вкрадывалось местничество, составлялась аристократия, люди прикреплялись к земле, как прозябающие, и добро нравственное сохранялось уже только в мертвых формах, лишенных прежнего содержания… государство устремилось к одной цели, задало себе одну задачу и напрягло все силы свои, чтобы разрешить ее: задача состояла в сплочении разрозненных частей, в укреплении связей правительственных, в усовершенствовании, так сказать, механическом всего общественного состава… все обычаи старины, все права и вольности городов и сословий были принесены на жертву для составления плотного тела государства»[530].
В результате ослабления духовного начала развивался «излишний космополитизм, некоторое протестантство мыслей и отчуждение от положительных начал веры и духовного усовершенствования христианского, сопряженные в то же время с отстранением безобразной формальности, равнодушия к человечеству, переходящего почти в ненависть, и какого-то усыпления умственного и духовного»[531]. В итоге получили XIX в. с его моральным упадком и кризисом русской духовности. И только обращение к Руси, к ее духовным основам может вернуть русский народ на правильный путь. Славянофилы верили, что в народе остались «воспоминания древности неизвестной, но живущей в нас тайно», и что ресурс этот поистине спасителен: «нам довольно воскресить, уяснить старое, привести его в сознание и жизнь. Надежда наша велика на будущее»[532]. Тогда «в просвещенных и стройных размерах, в оригинальной красоте общества, соединяющего патриархальность быта областного с глубоким смыслом государства, представляющего нравственное и христианское лицо, воскреснет Древняя Русь, но уже сознающая себя, а не случайная, полная сил живых и органических, а не колеблющаяся вечно между бытием и смертью»