[859] По словам современного историка А. И. Буслаева, «власть, выступая организатором исторической памяти, воскрешала прошлое, порождая параллели с настоящим. Юбилей обрамляла естественная канва первого и последнего царствования. Точка отсчета – призвание Рюрика и варягов – была выделена как начальное событие русской истории, эпохальное по своему характеру и значению. Переживаемый момент – настоящее царствование Александра II – рисовался не менее важным в силу уже проделанных реформаторских преобразований»[860]. Таким образом, медиевализм в императорской России оказался прочно мобилизован на службу современной политике.
Традиция воинских мемориалов была продолжена проектом архитектора А. В. Щусева возвести на Куликовом поле храм-памятник Сергию Радонежскому[861]. Идею высказало тульское духовенство. Храм строился в 1913–1917 гг., но развитию мемориала помешала революция. В 1909 г. в Москве был поставлен памятник первопечатнику Ивану Федорову[862], а в 1910 г. в Плёсе – основателю города великому князю Василию I[863].
В 1909 г. шло обсуждение установки в Казани памятника Ивану Грозному. В ходатайстве председателя и членов Казанского Царско-народного общества профессора Владислава Залеского, мещанина Степана Голубева и других говорилось: «Западноевропейские народы, в самодовольной гордости своей, упрекают нас, русских, за то, что мы не умеем де чтить память наших великих людей. И действительно, не только многие знаменитые и замечательные люди из числа русских подданных не почтены до сих пор памятниками, но даже многим из великих незабвенных государей наших не сооружено до сих пор памятников – нет памятника воссоздателю России после Московского разорения – царю Михаилу Федоровичу, нет памятника царю Алексею Михайловичу, многотрудное царствование которого ознаменовалось великими и благими результатами царственных забот его, нет памятника первому собирателю Руси, великому князю Иоанну Даниловичу Калите, нет памятника безвременно погибшему еще более раннему собирателю – великому князю Андрею Боголюбскому и многим другим благоверным великим государям, царям и великим князьям.
Казанское Царско-народное русское общество, с благоговейною умильною благодарностию вспоминая великого государя, покорителя Казанского царства, Иоанна Васильевича Грозного, осмеливается повергнуть к священным стопам Вашего Императорского Величества всеподданнейшую просьбу о всемилостивейшем соизволении на сооружение в Казани памятника царю Иоанну Васильевичу Грозному… Во создании памятника славным делам русского царя могут тогда принять участие все русские люди, любящие свое Отечество и хранящие память о минувших великих событиях»[864]. Парадоксальность ситуации состояла в том, что открытие памятника в Казани царю Иоанну Васильевичу Грозному планировалось ко дню празднования 500-летия покорения Казани, то есть ко 2 октября 1952 г.
В 1910 г. была высказана идея об установке в Ярославле памятника Ярославу Мудрому: «Этим осуществится давнишняя мечта некоторых ярославцев воздвигнуть памятник основателю города, составителю “Русской Правды”, перед бывшим дворцом его, где ныне находится Демидовский юридический лицей, на набережной реки Волги при впадении в нее реки Коротосли, на высоком месте, откуда издали будет виднеться памятник при приближении к Ярославлю вверх по Волге от Костромы, – недалеко от того места, где, по преданию, Ярослав Мудрый убил медведицу, отчего изображен медведь на гербе Ярославской губернии»[865]. В 1911 г. в Киеве был поставлен многофигурный памятник основателям славянской святости и культуры: в центре – фигура княгини Ольги, а по бокам на отдельных постаментах – апостол Андрей Первозванный, Кирилл и Мефодий[866]. В 1913 г. по инициативе Общества ревнителей истории во главе с герцогом Г. Н. Лейхтенбергским начался сбор средств для установки в Санкт-Петербурге памятника князю Александру Невскому[867].
Во второй половине XIX – начале XX в. наблюдается увеличение количества памятников персонажам русского Средневековья, что может создать некоторую иллюзию роста медиевальных тенденций в монументальной области. Однако эти памятники – капля в море сотен монументов и часовен, которые в последней трети XIX – начале XX в. ставились последним Романовым – Александру II, ему же как царю-освободителю от крепостного права[868], Александру III, Николаю II (оказавшемуся первым русским правителем, который ставил памятники сам себе). Это была целая монументальная пропаганда, нацеленная на возвеличивание 300-летней династии[869].
Другое дело, что этот пример демонстрирует полную неэффективность такой пропаганды в исторической перспективе: в 1917 г. выяснилось, что, несмотря на обилие памятников, никто монархию защищать не собирается. Все, на что пригодились эти монументы: их пьедесталы кое-где послужат для памятников павшим героям Гражданской войны, которые в 1918–1920-х гг. будет возводить уже новая, советская, власть.
Русский стиль второй половины XIX века
Русский стиль второй половины XIX в. интересен тем, что он захватывает не только культовую архитектуру, что было характерно для него в первой половине столетия, но увеличивает свое присутствие и в гражданской архитектуре, что было мало присуще первоначальному этапу его развития. В русском стиле строят особняки, доходные дома, дачи, а также выставочные павильоны, музеи, железнодорожные станции, промышленные сооружения и т. п. Увеличивается не только сфера его применения, но и стилистические разновидности. Появляется фольклорный (демократический) вариант стиля, официальный и др.
Архитекторы фольклорного варианта русского стиля отказываются от иерархичности классицистической архитектуры. Они применяют свободную планировку, асимметричность, разноэтажность. Проявляется их тяга к свободе и в выборе «демократических» материалов. Зодчие активно используют в реализации своих проектов фасонный кирпич, изразцы, дерево, ткань и т. п. Мотивами декоративных элементов их зданий служат мотивы народной вышивки, резьбы и пр. Изменение акцента в стилевом решении отчасти связано и с расширением круга заказчиков. Большую роль в становлении фольклорной архитектуры начинают играть заказы от купечества.
Так, по заказу Ф. И. Мамонтова, представителя одной из богатейших купеческих семей России, В. А. Гартман строит в фольклорном варианте русского стиля дачу в подмосковном селе Кирееве. Дом, увенчанный сложнопрофильной кровлей, украшенный резьбой, стал местом отдохновения большого семейства и представителей русской культуры.
Но если имя Федора Мамонтова сейчас мало известно, то имя его брата Саввы Ивановича – еще одного заказчика Виктора Гартмана – до сих пор на слуху. Именно для этого мецената, основоположника знаменитой Частной оперы, в которой начинал свою карьеру Федор Шаляпин, именно для этого купца, основавшего Абрамцевский кружок, куда входили Илья Репин, Виктор Васнецов, Михаил Врубель, Матвей Антокольский и многие другие знаменитые художники и скульпторы России, Виктор Гартман строит в Абрамцеве небольшую мастерскую в русском стиле. Впоследствии в фольклорном стиле в этом знаменитом имении будет построена по проекту архитектора Ивана Ропета баня (более известная как «Теремок»), а на основе замысла художника Виктора Васнецова – «сказочный» павильон «Избушка на курьих ножках» со знаменитым камнем-указателем.
Изменения в составе заказчиков показывают одну из тенденций эпохи формирования капиталистических отношений – упадок дворянской усадебной культуры, которой так славилось время ампира, и становление купеческой усадебной культуры. Здесь были и отрицательные, и положительные стороны. Если Гартман создает для своих заказчиков эксклюзивные постройки, то другие архитекторы разрабатывают типовые проекты. К примеру, знаменитые проекты деревянных дачных домиков в русском стиле буквально заполонили издание Анатолия Рейнбота «Мотивы русской архитектуры». На их основе возводились дачи для тех представителей интеллигенции, которые не могли содержать имение, но хотели отдыхать летом на природе.
Эту тенденцию, когда разорившиеся дворянские имения скупали купцы и на их землях, разбитых на небольшие наделы, возводили дачи для сдачи внаем, прекрасно отразил А. П. Чехов в своей пьесе «Вишневый сад». Один из героев пьесы Еромолай Лопахин после приобретения на аукционе заложенного-перезаложенного «дворянского гнезда» произносит следующее: «Я купил имение, где дед и отец были рабами, где их не пускали даже в кухню… Приходите все смотреть, как Ермолай Лопахин хватит топором по вишневому саду, как упадут на землю деревья! Настроим мы дач, и наши внуки и правнуки увидят тут новую жизнь…»
Эта типизация, породившая усредненность, погубит фольклорный вариант русского стиля, ставшего именно из-за подобных дачных проектов нарицательным «петушиным» стилем, оставившим недобрую память о себе как о стиле слащавом, близком к китчу.
Но такая оценка произойдет позднее. Для большинства же современников развития фольклорного варианта русского стиля он был прогрессивным явлением. Его зачинателями были Н. В. Никитин, А. М. Горностаев и др. Но наиболее яркое развитие этот стиль получит в творчестве уже упоминавшихся архитекторов В. А. Гартмана и И. П. Ропета. Уже в первых проектах, решенных Гартманом в новом варианте русского стиля, архитектор заявил о себе как неординарный творец. Больше всего эта неординарность проявилась еще в одном начинании эпохи – проведении многочисленных разнохарактерных выставок как международного, так и российского уровня.