Для выставочных павильонов пригодилась неудержимая фантазия мастера. Если для знаменитой Мануфактурной выставки 1870 г., состоявшейся в Петербурге, Гартман разрабатывает проекты интерьерного решения в русском стиле, то для Политехнической выставки 1872 г., проходившей в Москве, он создает примеры экстерьерного решения русского стиля – это Военный павильон и Народный театр.
В записке, представленной на рассмотрение в Московскую городскую Думу, Гартман предлагает построить здание Военного павильона из несгораемых материалов (железа, камня, стекла и т. п.), имеющее сборно-разборную конструкцию, которое после выставки можно было бы перенести на другое место и использовать под крытый рынок[870]. Такая возможность экономного использования средств Думой была упущена. В результате Военный павильон был построен из дерева, стекла и холста[871] и носил, как и все здания выставки, временный характер.
Перед Гартманом стояла трудная задача – вписать новое строение в сложившийся средневековый ансамбль Московского Кремля, и он с ней успешно справился. Главный вход в Военный павильон был им решен в виде приземистой башни с шатровым завершением. Вокруг башни полукругом раскинулось основное здание, состоящее из 12 отсеков. Это сооружение перекрывали 12 высоких двускатных крыш, расположенных в радиальных направлениях. Павильон был украшен деревянной резьбой. Его башня образно перекликалась с кремлевскими шатровыми башнями, а зубчатый абрис невысокого монолита подковообразного объема хорошо гармонировал со стенами древнего Кремля.
Политехническая выставка была задумана в честь 200-летия со дня рождения Петра I. В связи с этим отметим, что основное здание Военного павильона, которое, как отмечалось выше, состояло из 12 отсеков, несколько напоминало по своей композиции знаменитое произведение петровской эпохи – здание Двенадцати коллегий, возведенное по проекту архитектора Д. Трезини. Естественно, что они разнились по стилям: деревянный Военный павильон был построен в русском, здание Петровской эпохи – в стиле европейского барокко. Отличались они и по размещению в пространстве: здание Двенадцать коллегий было вытянуто вдоль линии канала, словно подчеркивая четкую планировку молодого европеизированного города Нового времени; а здание Военного павильона располагалось дугообразно, напоминая о кольцевой системе градостроительства Средневековья. Еще одна знаковая деталь привлекала внимание посетителей Военного павильона – скульптурный бюст Петра I в башне, увенчанной шатром.
Создавался своеобразный парадокс. Политехническая выставка была посвящена, как уже отмечалось, 200-летию со дня рождения Петра I, который всегда стоял за европеизацию России, а тут – весь архитектурный выставочный комплекс был решен в традициях древнерусской архитектуры. Все новейшие достижения науки и производства были представлены в залах, украшенных деревянной народной резьбой, вышитыми холстами и т. п. В этом обрамлении был выставлен скульптурный портрет российского императора, стремившегося отказаться от старорусского стиля. В таком решении не было вызова Петру I, недовольства его деятельностью. Здесь скорее был показ проявления самобытности России, ее силы. Россия уже стала настолько самостоятельной, что подобно Франции, Германии и другим странам, могла себе позволить обратиться к архитектурным формам, выработанным в недрах ее Средневековья, тем самым органично связав прошлое и настоящее.
Объекты московской выставки были размещены в разных районах. Одним из удаленных от центра выставки сооружений, возведенных по проекту Гартмана, был Народный театр, построенный на Лубянской площади. Театр позднее был разобран, хотя мог еще продолжать служить по своему предназначению. Его модель утеряна. Судить о театре можно по воспоминаниям современников, по акварели, изображающей деталь убранства крыши с маской раешника, по литографиям, изданным в «Мотивах русской архитектуры» (1875 г.), а также по масштабным чертежам, снятым с модели театра учеником Академии художеств В. Пруссаковым, по рисункам в печатных изданиях того времени («Всемирная иллюстрация»).
Театр ярко доказывает то, что и при возведении объектов, где, казалось бы, существовали определенные нормы, следование которым мало способствовало проявлению национальной индивидуальности постройки, происходит отход от штампов. Это здание отличалось от всех ранее построенных по европейским образцам театров России. Его архитектура выражала идею именно народного театра. Произошло редкое явление – облик театра соответствовал репертуару, состоящему из пьес, направленных на воспитание народа.
Здание было возведено из дерева. При строительстве использовались сборно-разборные конструкции. Толчком к их применению послужили конструкции рыночных балаганов, создаваемых по тому же принципу. Ассоциацию с балаганом подчеркивала и смеющаяся маска раешника, украшавшая здание и как бы зазывающая посетителей. Аполлон с музами и колесницей – привычный атрибут театров классицизма – был здесь неуместен. Деревянная резьба фасадов также подчеркивала народный характер театра.
Демократичен был и его интерьер. Верхний «регистр» поражал открытыми раскрашенными стропилами. В оформлении лож использовались «демократичные» материалы, например холст, а не привычный бархат (ставший, наверное, самым официальным материалом); в их декоре присутствовали народные мотивы – геометрический орнамент, «петушки» русских вышивок, имитация вологодских кружев; да и цветовая гамма была в народном характере – сочетание красного и белого с вкраплениями синего и черного.
Впоследствии в русском стиле возводились павильоны не только для отечественных выставок, но и для международных. Так, по проекту И. П. Ропета был построен павильон России на Всемирной выставке в Париже в 1878 г. Но Ропета в отличие от Гартмана не особо волновал поиск новых композиционных и пространственных решений. Демократический вариант русского стиля он в своем творчестве превратил в сухую догму. Е. И. Кириченко так характеризовала Главный павильон России на Парижской выставке: «Сложный конгломерат башен и башенок, выступающих вперед объемов, крылец и галерей, скомпонованных по строгим правилам композиций классицизма, щедро изузоренный и пестро раскрашенный по столь же строгим правилам “русского” стиля»[872]. Но именно благодаря подобным павильонам, выполненным в подобном стиле, за рубежом стали воспринимать русскую архитектурную школу как самостоятельную.
Тенденция возведения выставочных павильонов в русском стиле сохранится вплоть до времен модерна. Так, по проекту Ф. О. Шехтеля в 1901 г. на международной выставке в Глазго был возведен ансамбль павильонов в традициях национальной архитектуры.
Возвращаясь к Политехнической выставке 1872 г., обратим внимание на то, что после ее проведения было решено построить постоянное здание для демонстрации наиболее значимых выставочных экспонатов. Благодаря такому решению в Москве было возведено здание Политехнического музея (1875–1877 гг.) по проекту архитекторов И. А. Монигетти, Н. А. Шохина в русском стиле. Так черты национального стиля появились и в каменной архитектуре.
С зодчими, работавшими в русском стиле, соотносится еще одна тенденция отечественного искусства – приход в театр архитекторов в качестве создателей решений декораций и костюмов. Во второй половине XIX столетия в театре возникла необходимость в знатоках древнерусского искусства, умеющих художественно воплощать свои знания в реальность. Эта необходимость была связана с тем, что в театре того времени начали активно ставить спектакли на темы из русской истории и фольклора, а знатоков древнерусской архитектуры и быта в театре не хватало. Тогда за помощью обратились к архитекторам, живописцам, археологам. Среди них В. Шварц, В. Прохоров, И. Горностаев, В. Гартман. Их работы обогатили театрально-декорационное искусство того времени. Шварц внес психологизм в образы героев театральных эскизов, Прохоров – археологическую верность в исторические костюмы, Горностаев – точность в изображение архитектуры той или иной воссоздаваемой на сцене эпохи, Гартман – сказочную феерию.
Отметим, что русский стиль в театрально-декорационном искусстве бытовал в нескольких вариантах, развивавшихся сродни архитектурным вариантам стиля. Ведущими были фольклорный и официальный. Сказочно-фольклорный стиль наиболее удался Гартману в оформлении оперы М. И. Глинки «Руслан и Людмила» (постановка 1871 г.). По эскизам архитектора были созданы декорации, бутафория и костюмы к отдельным сценам представления. Зрителей поражали костюмы в русском стиле, волшебный столик и кушетка, появляющиеся перед Людмилой в волшебных садах Черномора.
Рецензент отдела «Музыкальное обозрение» еженедельного журнала «Всемирная иллюстрация» писал об этом спектакле следующее: «Новые прекрасные декорации, роскошные, правдивые костюмы, замещение всех ролей – даже второстепенных – первоклассными артистами русской оперы, возобновление многих интересных номеров, никогда еще не слышанных публикой, – все это является признаком религиозной почтительности к произведению русского художника, отрадным пробуждением общества к народному самопознанию»[873]. Спектакль так впечатлил Илью Репина, что он задумал картину «Садко». Это произведение стало одним из первых в творчестве художника, отразившим его увлеченность русским фольклором.
Более бытовой характер носило оформление В. Гартманом оперы А. Серова «Вражья сила» (постановка 1871 г.). Одной из ярких сцен этого произведения была «Масленица». Народный праздник, воссозданный на сцене, привлекал своим языческим характером. Сохранились эскизы, созданные архитектором к этому спектаклю. Среди них «Поезд масленицы», где художник запечатлел в санях главного героя праздника – соломенное чучело Масленицы. Интересны выражающие буйство и ухарство праздничного веселья образы ряженых, созданные архитектором на многочисленных эскизах костюмов к опере. Это и задорный заяц-балалаечник, и хмурый медведь-гармонист, и медвежонок-плясун, и важный гусь, и великанша, и человек-бочка…