авянские. Некоторые предложенные здесь замены утвердились в языке (грузовой автомобиль – грузовик, авиатор – летчик и др.), другие замены оказались абсурдны и даже анекдотичны (автомат – самодвиг, живуля, кукла; генерал – воевода; дипломат – вьюн, ловкач; космополитизм – вселенщина и др.)[957].
В деятельности Общества самое непосредственное участие принимал ктитор Феодоровского собора, гвардейский полковник Д. Н. Ломан – главный вдохновитель и строительства собора, и создания Общества. Видимо, именно Ломану принадлежит идея привлекать к мероприятиям Общества и к службе в Феодоровском городке поэтов и писателей из народа. Одним из первых был Н. А. Клюев, который привел к Д. Н. Ломану начинающего поэта С. А. Есенина. В дошедшем до нас письме Клюева Ломану (февраль 1917 г.) он цитирует стихи Есенина, сопоставляя их с памятниками древнерусского искусства:
Голубиный Дух от Бога,
Словно огненный язык,
Завладел моей дорогой,
Заглушил мой слабый крик.
Ведь это то же самое, что в гурьевских росписях церкви Златоуста, что на Коровниках, в Ярославле. Ведь это те же фрески, и в них открывается совершенно новый эстетический мир, необыкновенно поучительный для понимания русской души[958].
В это же время Есенин готовит сборник стихов «Голубень», в котором остается верен тому же образному ряду:
Молочный дым качает ветром села,
Но ветра нет, есть только легкий звон.
И дремлет Русь в тоске своей веселой,
Вцепивши руки в желтый крутосклон.
Н. А. Клюев был, без сомнения, более подготовлен к деятельности, для которой создавалось Общество. Он оказался основательнее Есенина начитан и в отношении древнерусской литературы. Именно по этой причине в стихах Клюева прослеживаются идеи Общества, а также древнерусские литературные источники:
Пусть камнем стану я, корягою иль мхом, —
Моя слеза, мой вздох о Китеже родном…
Но все же в истории Общества и Феодоровского городка Есенин оставил заметный след. Его появление в Феодоровском городке произвело большое впечатление на сына Д. Н. Ломана Юрия, который вспоминал спустя многие годы: «Появился Клюев, все такой же благостный, каким я привык его видеть. Он мне напоминал попа-расстригу, а они у нас тоже время от времени появлялись. На этот раз Клюев был не один. С ним пришел молодой кудрявый блондин в канареечного цвета рубахе и русских цветных сапогах на высоченном каблуке. Я на него глянул, и мне показалось, что этот парень похож на Ивана-царевича, словно он только сошел с серого волка»[959]. Есенин проходил военную службу в лазарете при Феодоровском соборе и выступал на концертах, устраиваемых в Феодоровском городке. По воспоминаниям Ю. Д. Ломана, свое стихотворение «В багряном зареве закат кипуч и пенен» Есенин посвятил устроительницам лазарета, императрице Александре Федоровне и великим княжнам – ее дочерям[960].
Послереволюционное творчество Есенина пошло, как известно, иным путем. Все реже в стихах Есенина мелькали слова «Русь», «образ», «святое» и им подобные. Менялась и ритмика его стихов, их образный строй. Насколько это было благотворно для его таланта – решать специалистам. Здесь же важно подчеркнуть, что на заре своей творческой деятельности Есенин оказался в тренде тогдашнего медиевализма и многое почерпнул из его идей.
В целом деятельность Общества возрождения художественной Руси имела значение в части актуализации средневековых образов и идей, что оказало влияние на развитие народных промыслов, а также на творчество художников (А. М. Васнецова, И. Я. Билибина), поэтов (Н. А. Клюева, С. А. Есенина), архитекторов (С. С. Кричинского, А. В. Щусева). Без участия в деятельности Общества таких крупных специалистов по древнерусской истории и культуре, какими были Н. П. Лихачев, А. И. Соболевский, Д. В. Айналов и другие, отмеченное влияние едва бы состоялось. Представляется важным, что имели место не лекции или беседы в стиле «повышения квалификации», а общие собрания, концерты, подготовка выставок и изданий, над которыми трудились члены Общества.
Таким образом, Общество возрождения художественной Руси явно не справилось со своей основной задачей спасения монархической идеи путем подкрепления ее древнерусской традицией. Однако русская культура Серебряного века изрядно обогатилась именно благодаря Обществу, в деятельности которого был осуществлен синтез гуманитарной науки и искусства – задача, которую не в силах решить наши современники.
Русское Средневековье на страницах учебников и учебных программ[961]
Вторая половина XIX – начало XX в. (до начала Первой мировой войны) – эпоха становления массового образования в Российской империи, к концу которой большинство российских детей оказалось вовлечено в процесс школьного обучения, в том числе в процесс изучения родной истории. В этом контексте значение образовательной политики и школьных учебных практик в формировании представлений массового исторического сознания резко возрастает.
Другое дело, что эта политика была достаточно разнородной. Для второй половины XIX – начала XX в. характерны постоянные изменения в учебном процессе гимназий, прогимназий и реальных училищ. Как правило, они не носили кардинального характера и главной их целью было приспособление программ под новые уставы средних учебных заведений. Тем не менее именно эти изменения, вносившиеся в учебные планы, позволяют проследить тенденции в преподавании сюжетов, связанных с историей допетровской России. В качестве источников, которые количественно помогают проследить эти тенденции, выступают учебные планы, использовавшиеся в средних учебных заведениях во второй половине XIX – начале XX в.
В последние годы царствования Николая I содержание образовательного курса принимало все более охранительный характер, больше внимания уделялось догматизированию и заучиванию материала[962]. В связи с этим отметим деятельность особого Комитета для рассмотрения постановлений и учреждений по Министерству народного просвещения и новые учебные программы 1852 г.[963]
Относительно интересующих нас дисциплин, транслирующих систему представлений о прошлом, отметим наставление преподавателям русского языка и словесности в гимназиях Санкт-Петербургского учебного округа, составленное известным профессором Санкт-Петербургского университета И. И. Срезневским, который был известен своими славянофильскими симпатиями. Программы старших классов гимназии содержали установку на своеобразную «санкционированную свободу» учителя и гимназиста. Так, согласно программе 1852 г. каждый ученик 7-го класса был обязан представить историческое сочинение или же, в качестве альтернативного варианта, подробный конспект лекции учителя по истории. Также программа предусматривала составление сочинений на заданные темы прямо в классе, при этом такие практические занятия должны были проводиться по крайней мере в последних двух классах.
Таким образом, учителя (и вслед за ними гимназисты) могли трактовать преподаваемый материал, однако это была свобода в рамках официального государственного подхода к отечественной истории, заданного рекомендованными министерством учебными текстами. Иначе говоря, государственно-патриотический, отчасти «правительствующий» или «великокняжеский» дискурс оставался господствующим в 1850-х гг. В качестве образчика укажем на несколько школьных текстов 1850-х гг.[964]
В предисловии к «Руководству всеобщей и русской истории» И. Шульгина и А. Шакеева, в контексте рассуждений о месте России в ряду других государств, мы встречаем такие мысли: «Изобразить жизнь этого народа есть настоящая задача русской истории; другие народы, живущие в России, или никогда не имели истории, или перестали иметь ее; в изложении судеб русского народа упоминается об них, чтобы показать, как жизнь их сливалась с жизнью народа русского, и как из этого слияния образовалась общая государственная жизнь России»[965]. Обращает на себя внимание то обстоятельство, что в этом учебнике большой раздел посвящен описанию правления Ивана III – великого князя, занимавшегося централизацией русских земель. Авторы указывают, что князь концентрировал все силы на внутренней политике, отодвигая внешнюю на второй план: «Этим новым приведением Казани в зависимость от Москвы оканчивается внешняя деятельность государствования Иоанна, во все время которой было исполнено много полезных и важных внутренних дел для государства. Главнейшие заботы Иоанна были посвящены образованию России, так что почти все сношения с иностранными державами оканчивались просьбами Иоанна прислать в Москву людей “художных”»[966].
Для «Русской истории» профессора Санкт-Петербургского университета Н. Г. Устрялова (1855 г.) характерно следование теории официальной народности. Однако не все представители династии Рюриковичей получали однозначно позитивные оценки своей деятельности. Вот, например, какие итоги историк подводит царствованию Ивана Грозного: «Иоанн оставил сыну своему Феодору государство, истомленное продолжительной войной с Ливонией, еще более жестоким правлением его, в неприязненных отношениях ко всем соседям…»[967] Н. Г. Устрялов даже отказывал первому русскому царю в заслуге присоединения Сибири: «В последние годы Иоанова царствования, впрочем без ведома, даже против воли его, положено основание русскому владычеству в западной Сибири»