Псковские деятели науки и культуры подвергли проект Козловского резкой критике: «…одобренный советом проект Козловского традиционен, повторяет уже один раз сказанные формы» (Е. А. Маймин, заведующий кафедрой русской литературы ПГПИ). «Испокон веков русские отмечали свои исторические события, воздвигая архитектурные памятники. Скульптура для русского древнего искусства не характерна. Памятник И. Козловского я считаю неудачным в силу его тривиальности. Эта композиция неоднократно встречалась нам на плакатах и сувенирах… Удачный проект группы Смирнова. Этот проект… современными формами выражает идею события… Там использованы традиции древнего зодчества, но это не храм. В этом проекте связаны XIII и XX века. В проекте Козловского скульптурное решение сочетается с архитектурными формами (закомары, шлемы), это как раз храм, но его вариант не встретил возражений у совета… тема прапоров лучше использована группой Смирнова. В их проекте отмечен Вороний камень» (С. И. Колотилова, председатель Псковского областного совета Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры, заведующая кафедрой русской истории ПГПИ). «Сейчас современные памятники не вызывают интереса у туристов, их интересуют памятники древней архитектуры, хотя архитектура и менее понятна, чем скульптура. Я хорошо знаком с местом для проектируемого памятника. Оно ответственное. Скульптуры там быть не может. Проект Козловского не приемлем… Считаю проект Смирнова – Катаева лучшим» (Б. С. Скобельцын, знаменитый псковский краевед, реставратор). «Проект Смирнова похож на парашютный десант, это ребус, который надо разгадывать, расшифровывать. Есть недостатки и у проекта Козловского. В проекте есть дружина, но нет народа. Победу в Ледовом побоище выиграл народ, а не дружина. Надо ввести при дальнейшей разработке проекта народ» (И. Н. Ларионов, самодеятельный художник, пенсионер). «Победа в Ледовой битве – тяжкая победа народа, она потребовала много жертв и сил… Проект Козловского эпигонский и эклектичный. Эти кони и доспехи уже были в других произведениях искусства, это уже всем приевшаяся стилизация. В образе памятника нет чувства, он создан в тиши московской мастерской… Скульптура велика, она подавит человека своими размерами… Предложение группы Смирнова вызывает радостное и светлое чувство… Это подлинный памятник 20-го века 13-му» (Е. И. Скобельцына, заведующая художественным отделом Псковского музея). На вопрос, какие решения предшествовали проекту Козловского, Скобельцына ответила: «Афиша Интуриста, картины Корина, Васнецова, сувениры, кинокартины, барельеф на станции метро “Площадь Александра Невского”».
Приведем еще несколько высказываний: «Я очень хорошо знаю место, на котором планируется памятник. Хорошо изучил его погодные условия. Там часто бывают ветры ураганной силы, даже смерчи. Поэтому купола, придуманные в проекте Смирнова, может снести. Мы должны ставить навеки, надолго. Знамена, запроектированные этим проектом, будут сломаны ледоходом. Проект Смирнова – смелое архитектурное решение, но он не русский по формам, а восточный, это памятник Бисмарку. Козловский предлагает памятник прочный, монументальный, будет стоять веками» (А. С. Потресов, журналист, участник экспедиции по поиску места Ледового побоища). «Памятник Ледовому побоищу обязательно должен выражать идею победы… В первом проекте (Смирнова) я не вижу выражения идеи русской славы, в нем есть элементы людного формализма. Во втором проекте есть ясно выраженная идея, повтора же бояться не следует. Важно, что памятник будет понятен любому 14-летнему мальчишке…» (В. В. Хлебников, инженер областного отдела по делам архитектуры). «Невозможно найти лучшее место для памятника, оно единственно и неповторимо. Само это место, две единицы подхода воды и неба – элемент памятника… идея проекта должна быть бессмертной и титанической, она должна войти в души людей. Мне кажется, что проект группы Смирнова потенциален, его разработку надо продолжить. Скульптура Козловского неплохая, это традиционное решение, но, к сожалению, банальное. Эта вещь может стоять в разных местах, но она не может быть на льду Чудского озера, она может стоять в городе, в парке и т. д.» (С. С. Гейченко, директор мемориального музея-заповедника А. С. Пушкина «Михайловское»). «Проект Козловского сомнителен прежде всего по силуэту: издали он будет восприниматься как церковь с лошадиной головой. Стилистическое решение скульптуры относится к концу XIX века, когда моден был псевдорусский петушиный стиль. Нельзя идти в решении столь серьезной задачи по пути такой стилизации. Скульптура обречена на нравственное старение, она уже сейчас устарела» (Р. П. Погодин, писатель). «Архитектурное решение, предложенное Смирновым, – это ребус, намек, который понять окончательно нельзя, проект красив, оригинален, но это театральная декорация. В скульптуре же Козловского все ясно, нет никаких намеков… Памятник Козловского не устареет, это очень оригинальный памятник, очень торжественный, вызывает уважение своими большими размерами, это вещь, от которой хочется отойти и посмотреть. Проект Козловского не завершен, но содержание его ясно сразу. Он монолитен» (Г. А. Шульц, художник).
Дискуссия вылилась на страницы центральной прессы. 4 марта 1969 г. вышла статья А. А. Проханова, поддержавшего проект В. П. Смирнова: «Из озерной глади, как бы распарывая ее, взлетают ввысь белоснежные треугольные опоры, поддерживая на себе тонкие металлические полусферы. И семь этих чаш словно колышутся, бьются одна о другую, громоздятся, летят – готовы распасться и не распадаются»[1088].
В пользу проекта высказался также знаменитый филолог Д. С. Лихачев: «…прямо из воды поднимутся простые белые пилоны… Между пилонами повиснут в воздухе яркие золотые шлемы: те самые шлемы, которыми псковичи венчали свои храмы». При этом Лихачев критиковал проект Козловского: «Нелепо выглядела бы конная статуя Александра Невского. Выросшая из водной поверхности озера среди тесного островка, невесть как туда попавшая и не ведающая, как оттуда выбраться». Академик критиковал направление движения коня на запад – там в СССР живут мирные эстонцы, зачем им угрожать?[1089]
Против проекта Смирнова резко высказался писатель А. Югов: «Каждый может посмотреть и убедиться, что исполненный по заветам абстракционизма памятник русским богатырям будет представлять… огромные каменные зубья, словно бы уцелевшие от зданий после сильной бомбежки. Похоже и на гидротехническое сооружение, вроде бы на шлюзы. А в середине подвешены будут огромные позолоченные котлы, якобы шлемы». Против была и общественность: «…Я – народ, который должен понимать историю своего народа, и неужели будет сотворена такая глупость? <…> тут же в газете помещен снимок этого проекта, который в основном изображает свалку бетона XX века, и без инструкции к нему навряд ли народ поймет, что это такое! Применить абстрактное искусство к истории России 1242 года – ни с чем не вяжется, это равносильно тому, как Александра Невского посадить на танк» (А. И. Захаров, уроженец деревни Самолва)[1090].
Проект Козловского – Бутенко, по определению В. А. Потресова, имел прямую перекличку с образами псковской церковной архитектуры (мастерская Козловского была увешена фотографиями псковских храмов): «Образованная таким образом композиция – сомкнутое каре вокруг конной статуи князя, в известной степени символизировала внешний облик храма, заметьте, в советские годы! Впечатление усиливали верхние полукружия щитов воинов, особенно с левой стороны, напоминающие позакомарное покрытие апсид, шлемы воинов – главы храмов. Такие детали, как узкие прорези в центре щитов, оформление кольчуг воинов орнаментом, использующим мотивы древнерусских бегунков и поребриков, придавали образу былинность старопсковского стиля»[1091]. Это было продолжение древнерусской традиции постановки в честь битвы храма-памятника – завуалированное, но предпринятое в советские годы. Случай по-своему уникальный.
Проект Козловского – Бутенко получил одобрение Всесоюзного художественно-экспертного совета по монументальной скульптуре. Рабочие чертежи и сметы были согласованы Художественно-экспертным советом Минкульта СССР и утверждены Псковским облисполкомом (решение от 11 марта 1975 г. № 98).
Памятник первоначально планировали установить на острове Сиговец, поскольку Вороний камень ушел под воду[1092]. Псковский порт собирался наладить регулярные перевозки туристов на Сиговец[1093]. Однако работы стоили по тем временам фантастическую для СССР сумму в 5 млн рублей[1094], поэтому почти сразу возник другой вариант – поставить памятник недалеко от Пскова, в устье реки Великой у деревни Писковичи. Требовавшихся на реализацию проекта гигантских средств у СССР не было, и государство переложило всю нагрузку на невеликий местный, псковский бюджет. Совмин РСФСР распоряжением от 7 января 1976 г. № 25-р разрешил Псковскому облисполкому потратить на сооружение монумента 498 тыс. руб. за счет доходов, дополнительно получаемых при исполнении бюджета области[1095]. В 1976 г. Козловский изготовил модель памятника в размер сооружения, и ее перевезли в Псков. Случился пожар (причем ходили слухи о сознательном поджоге со стороны «соперничающей группировки архитекторов»), причинивший непоправимый ущерб фрагментам памятника[1096].
В 1978 г. комиссией Министерства культуры СССР и Совета министров РСФСР было определено новое место постановки памятника – на горе Соколихе в излучине реки Великой. Эту идею поддержал Г. Н. Караев. В письме от 15 марта 1979 г. Тумановой о переносе памятника из-за слабости грунта в районе битвы говорилось: «Разрешение этого вопроса ожидает псковская общественность, ожидаем мы, участники семилетней экспедиции АН СССР (их было несколько сот человек ученых и учащейся молодежи) и местное колхозное крестьянство, которое всячески содействовало нам на всем протяжении работы экспедиции»