Я подошла и так же, как сутки тому назад, протянула руку к его груди. На этот раз никто меня не останавливал. Тело его было каменно-твердым и бархатно-гладким, еще не заматеревшим, сердце билось часто.
Он нерешительно посмотрел на меня.
– Мне нужно схомячить что-нибудь и хотя бы полчаса времени.
Но, увы, суррогат не мог заменить мне оригинал. Это стало ясно после первого же прикосновения.
– Ты знаешь, что по нижней губе мужчины можно определить, как выглядит его пенис?
– Да что тут угадывать? Я тебе и так покажу, только пожрать надо.
– Нет, так не интересно! Давай я расскажу тебе, а ты честно скажешь, правда это или нет.
Из машины вышла «блондинка».
– Где тут сортир? – спросила она, ничуть не удивившись моему присутствию.
Я оглядела девушку.
Костя, не поворачиваясь, указал ей направление.
– Рульная пиздоглазка, правда?
Я кивнула и начала рассказ, стараясь не жестикулировать.
– Девушка среднего роста, тонкой кости, – я с трудом удерживала серьезное выражение на лице, – но у нее есть ребенок, скорее всего один. Это означает, что ее влагалище примерно пять сантиметров в диаметре в возбужденном состоянии. Глубина, скорее всего, средняя. Стоны она издавала как при вагинальном оргазме. Это значит, что ты стимулировал ей верхнюю треть, то есть не более четырех сантиметров в глубину, при этом больно ей не было. Плюс подход, учитывая расположение ваших тел. Твоя нижняя губа выглядит как перевернутая трапеция, цвет губы и головки, естественно, совпадает. Вывод. Головка имеет форму правильного усеченного конуса с широким краем, то есть, образно говоря, похожа на шляпку молодого подосиновика. Длина примерно двенадцать – четырнадцать сантиметров в стадии возбуждения, диаметр не более пяти сантиметров. То есть параметры средние, – развела я руками.
– Да ты просто, как его, патологоанатом хренов, я как на собственном вскрытии побывал.
– Ты не увиливай, правильно я тебя описываю или нет?
– А что, если средние параметры, то ты не останешься?
Похоже, он действительно хотел, чтобы я осталась.
– Да что ты! Физические параметры, как известно, не имеют значения. Главное…
– Знаю, чтобы веселенький был.
– Ладно, бывай.
– Точно не останешься? Сама не знаешь, от чего отказываешься.
– В следующий раз.
Похоже, я подарила мальчику комплекс.
Если нужно надеть белую блузку, утром во время душа обработайте шею и запястья грубым скрабом и деревянной щеткой. Тогда блузку можно будет надеть без стирки еще раз.
Глава 9
Вторник
Каролина Адамовна смотрела на меня загадочно и бродила по квартире, напевая себе под нос. Ей явно хотелось поделиться со мной какой-то новостью, но она пока не решалась.
Вчерашние десертные возлияния подействовали на меня благотворно, а адреналин, который выплеснулся мне в кровь в процессе разговора с сексуальным автослесарем, и вовсе улучшил ситуацию. Туман рассеялся. И я поняла, что ничего сверхъестественного в воскресенье вечером со мной не произошло. И что я всего-навсего смертельно влюбилась в единственного в городе настоящего R&B Глеба Сергеевича Гостева. И буду мучиться этим безнадежным чувством не менее десяти лет, как это раньше случилось со мной в отношении Кирилла Александровича Петрова за десять лет до того.
Наконец Каролина Адамовна созрела для разговора на интересующую ее тему.
– Я так понимаю, что ты наконец нашла приличную работу. Я отпущу тебя, как только ты попросишь об этом.
– Да что вы, душенька, Каролина Адамовна, какую работу? Какая падла распространяет обо мне злостную дезинформацию?
При слове «падла» Каролина Адамовна поморщилась.
– Что за кабацкий жаргон у тебя, красота ненаглядная? Я видела по всему городу огромные твои фотографии. И ты после этого утверждаешь, что не нашла новую работу?
– А это просто разовая акция.
– Заплатили хорошо? Погоди-погоди. Это ведь реклама модного магазина. Уж не того ли, с владельцем которого ты познакомилась на прошлой неделе?
– Вы потрясающе проницательны.
– И ты молчишь?!
– Ну, он так, обычный вуманайзер.
Вдаваться в подробности не хотелось.
– А ты?
– А я влюбилась.
– Бедная моя деточка. И что теперь?
– Да ничего. Одинокая старость.
Каролина Адамовна засмеялась, а мне хотелось поскорее закончить разговор.
– Может быть, тебя устроит фотограф, который снимал? Фотография передает восхищение, которое испытывает перед тобой тот, кто ее делал.
– Так уж прям и восхищение.
– И не спорь со мной, в искусстве я понимаю больше, чем ты. Да и как тобой не восхищаться! Ты здесь вылитая Пола Негри. Кстати, пойдем покажу, какие письма тебе пришли из шляхетского общества.
– Может, потом? Мне перчатки снимать не хочется.
– Я несерьезные предложения стерла, оставила только то, чем всерьез можно заинтересоваться, их всего три. Ну пойдем же.
Я покорилась.
Первым был живописный благородного вида седой джентльмен, проживающий в Великобритании. Его отец входил в польское правительство, которое во время Второй мировой войны сбежало, прихватив, видимо, с собой нешуточные ценности, потому что кандидат в мои женихи упоминал в ряду своей недвижимости пару замков, дом в Лондоне, а среди другого имущества – акции крупных компаний. Упоминалось также, что он был трижды женат и трижды вдовец. Входить в контакт с этой Синей Бородой мне решительно не хотелось, несмотря на благородные седины и сходство с гетманом Мазепой.
Вторым оказался повернутый, подобно Каролине Адамовне, на своей голубой крови тридцатипятилетний бизнесмен, методично отсуживающий и выкупающий владения предков. Глаза его были так близко посажены, что казалось, он не может видеть ничего, кроме своего тонкого несимметричного горбатого носа.
Третьим оказался сорокатрехлетний вполне приятный господин, вальяжный и ленивый с виду, владелец телевизионного канала и нескольких газет в городе Чикаго, штат Иллинойс.
Глядя на него, было совершенно непонятно, зачем этакому мистеру Бигу искать в далеких странах польскую как бы графиню, если он мог найти себе десяток девушек гораздо привлекательнее прямо в здании своей медиа-империи. Правда, я слышала, что среди состоятельных американских мужчин уже не модно жениться на моделях и кинозвездах, а модно на европейских аристократках. Но то европейская аристократия, а то я со своими мезальянсами и швабрами. Однако о швабрах в моей анкете Каролина Адамовна вряд ли упомянула.
«Эх, – подумала я, – написал бы ты на две недели раньше, я бы вечно твоею была. А теперь прощай…»
– Спасибо, очень познавательно. А они в курсе, что к моему титулу, – я показала пальцами кавычки, – не прилагается никакого имущества?
– В курсе. И от последнего еще есть письмо. Пишет, что будет в Петербурге на этих выходных. Может, все-таки преодолеешь вселенскую скорбь по своему лапотному вуманайзеру, дед с бабкой которого ходили в фуфайках, и встретишься с польским графом? Он по отцу все-таки граф. Правда, с материнской стороны намешано всякого. Еврейские крови, по-моему.
– Только не это.
– Ты что, антисемитка? Вот уж не ожидала.
– Да нет, скорее наоборот.
И мне пришлось вкратце рассказать про роман с Джоелом Бергом и свое разбитое сердце.
– Бедняжечка моя. А хорош собой был?
– Так хорош, что словами не скажешь.
– Лучше твоего вуманайзера?
Я задумалась.
Вот уже второй раз мне приходилось сравнивать Глеба с другими мужчинами. Вчера по просьбе Кораблевой с Петровым, сегодня с Джоелом. И конечно, мне казалось, что Глеб лучше всех. Красивее, умнее, сексуальнее, по-человечески глубже и вообще гораздо круче. Но то, что он при этом был таким коварным, изворотливым и непонятным, было мучительно и неприемлемо для меня.
Я так и не ответила Каролине Адамовне на вопрос.
Увидев, что я снова загрустила, она не стала больше ко мне приставать.
Лишь когда я собралась уходить, сказала:
– Если все так безнадежно, может, все-таки назначить американцу встречу на субботу? В конце концов, тебя это ни к чему не обяжет, просто вкусно поешь.
Я согласно кивнула.
Почему-то мысли о еде стали радовать меня все чаще и чаще. Так и растолстеть недолго. Тогда уж «фотограф» точно перестанет мной восхищаться.
Но отступать было некуда. Каролина Адамовна довольно потирала ручки.
Я вернулась домой, развесила все свои старые вещи из мешков обратно на рейлинги. Все было в чудовищном виде. Но я надеялась, что со временем отвисится. Прибралась в квартире. Выбросила из холодильника недоеденные оливки и просроченный кефир.
Ответила на письма тем, кто интересовался моей новой «работой». Писала, что по-дружески помогла приятелям, которые никак не могли найти подходящую модель. И правда, лица у русских моделей невыразимо тупые.
Посмотрела взятый у Каролины Адамовны свежий «Вог». И посочувствовала его главному редактору Алене Долецкой. Она мне всегда нравилась. У нее очень живое и умное лицо. Как, должно быть, ей противно, что в ее журнале прекрасные снимки великих фотографов прошлого и современности вынуждены соседствовать с малопрофессиональными постерами московских фирм и магазинов. На них модели смотрят в объектив с выражением брезгливого узнавания, как на собственные экскременты… Контраст между ними лично меня порой шокирует. Но бедной Долецкой деваться некуда, ей приходится размещать эту убогую рекламу. Хорошо, что в британском «Воге» такого не увидишь. Кстати, Кораблева обещала принести мне несколько штук. Правда, не слишком свежих, но это не важно.
В разгар просмотра позвонил Георгий Филиппович, о своих обязательствах перед которым я, признаться, призабыла.
– Душа моя, ты помнишь, о чем мы договаривались? Ты должна ко мне приехать. Кстати, у меня и для тебя самой отличные новости.