«ДВА НОСОВЫХ ПЛАТКА» завершали перечисление, придавая ему некоторую вольность, потому что шли без номера.
Покончив со списком, Алексей Климович приводил в порядок стол, словно отбывал надолго; под стеклом оставалась только фотография маленькой внучки в цветастой косынке.
В конце рабочего дня Эра Валентиновна, кое-как разместив по сумкам предпраздничный заказ, по привычке напутствовала подчиненного:
— Алексей Климыч, прошу не забывать — вы представляете интересы титанового комбината! Никаких скидок. Все должно быть де-юре. На бедность мы не подаем. Пусть себе плачутся в жилетку. — И, выпустив из ноздрей дым, фыркала: — Тоже мне бедные родственники! Ясно?!
Ответа на свое «Ясно?!» она не ждала, потому что была уверена в своем сотруднике. Кто-кто, а уж Алексей Климович — человек надежный, в рекомендациях не нуждается: одно слово — профессионал. В глубине души Эра Валентиновна была рада, что он вызывался сам: мужчина все-таки — и представительней, и солидней. Кроме того, нельзя сбрасывать со счетов большой опыт — в предыдущие выезды Алексей Климович сберег комбинату не одну тысячу рублей. Иное дело, если бы поехала какая-нибудь неумеха — ни выдержки, ни дипломатии, развесит уши, ее и облапошат в два счета.
Сам Алексей Климович всю свою дипломатию сводил к неукоснительному выполнению долга. Никогда, ни при каких обстоятельствах не отступал он от буквы закона. Истина и справедливость — вот девиз, руководствуясь которым прослужил он всю жизнь, не посягая даже в мыслях на заведование, прибавку к зарплате или привилегии за выслугу. Когда он произносил эти святые, а впрочем, и притягательные слова, на глаза у него наворачивались слезы. Самые настоящие, искренние слезы, как будто звучит гимн Родины и Алексей Климович внимает ему где-нибудь на чужбине. Все, кто видел юриста в этот момент и кому его ровная седина мешала подумать привычное в этих случаях: «Далеко пойдет!» — в запальчивости принимались ругать карьеристов, выскочек, называя таких, как он, настоящими героями трудовых будней. Скромный Алексей Климович отметал и эту маленькую ложь.
— Время не то, — обычно говорил он. — Для героизма нужны особые условия.
И тем заканчивал разговор, который напоминал ему о несбывшихся надеждах.
И хотя Эра Валентиновна не ждала ответа, он все-таки счел нужным заверить:
— Будьте покойны. Как всегда. С точки зрения действующих правоотношений.
Однако на этот раз «как всегда» не получилось.
Утром, укладывая вещи, он почему-то отбросил в сторону берет, но, выйдя на улицу, под первые капли дождя, пожалел об этом и с полпути вернулся домой. Как потом Алексей Климович ни пытался нагнать время, ничего не получалось. Он все равно опоздал на загородный автобус. Водитель то ли не заметил бегущего человека, то ли не пожелал притормозить… Напрасно Алексей Климович кричал, делал знаки, вдобавок его же обдало грязью из-под колес.
В подавленном настроении стоял он возле автобусной остановки, отчищая носовым платком заляпанные брюки. Он был поглощен этим занятием, когда на своей машине подъехал инженер Трибоганов. Тот самый Трибоганов, который на комбинате считался смутьяном и крикуном. Деловые люди, как правило, сторонились его.
Трибоганов распахнул дверцу:
— Подвезти?
В другое время Алексей Климович еще подумал бы: садиться или нет, потому что и он тоже недолюбливал Трибоганова. Но сейчас… Сейчас он был готов ехать с кем угодно.
Трибоганов деловито вытянул пристяжной ремень и, перегнувшись через юриста, плотно захлопнул дверцу.
— В совхоз? — на всякий случай спросил Алексей Климович.
Трибоганов кивнул, и Алексей Климович решил больше не соваться с вопросами. Он вообще побаивался шумных людей и поэтому не ждал от попутчика ничего хорошего.
Так сложилось, что на комбинате никто и не звал Трибоганова по фамилии. Илья-пророк да Илья-пророк, хотя был он Ильей Константиновичем. Правда, вот грозы, которые он предрекал, потрясая палкой, никого особенно не пугали.
Алексей Климович толком не представлял, чего добивается Илья-пророк. Наверно, какой-то мелкой правды, потому что большего и нельзя ждать от человека, который на всех собраниях только и делает, что громит родной комбинат. О чем бы Трибоганов ни шумел, ко всему обязательно приплетал охрану природы и переработку отходов.
Само словечко «отходы» оскорбляло слух юриста. «Отходы-объедки-огрызки… — возмущенно думал он. — К лицу ли солидному комбинату опускаться до крохоборства?» А уж охрана природы!.. Всего лишь модная тема, на которой спекулируют все, кому нечего делать.
Мелочность и пустоту трибогановских помыслов Алексей Климович особенно ясно ощущал сейчас, глядя на широко раскинувшиеся поля, такие неистощимые, плодородные.
За полями открылось озеро. Возле него росли вербы; их отражения дробились от капель дождя. Алексей Климович вспомнил, как в детстве они с друзьями устраивали запалы в стволах рассохшихся верб, — набивали их сухой соломой и поджигали. Пламя с треском взрывалось внутри дерева и гасло. Но чудо! Обожженная верба продолжала зеленеть, давала поросль, внушая мысль о неистребимости, бессмертии жизни…
В машине было тепло и покойно. Алексей Климович закрыл было глаза, но ему не дремалось. Какая-то неловкость мешала: Трибоганов, как ни крути, выручил Алексея Климовича, и все-таки ответного доброго чувства Алексей Климович не испытывал. А ведь у Трибоганова, по рассказам, жизнь далеко не легкая. Ни дома, ни семьи. Вечно в разъездах, в родном городе словно в командировке. А ведь как-никак кандидат наук и трубит на комбинате чуть ли не с основания, но, увы, не дорос и до маленького начальника. Комбинат тем временем стал передовым, орденоносным, краснознаменным, а Илья-пророк?.. О нем ни слова, ни полслова даже в «Истории комбината» — роскошном издании для семейного чтения. О фотографии же в музее трудовой славы и говорить нечего. Правда, Алексей Климович тоже не мог похвастаться успехами, но он-то не инженер, а всего-навсего юрист, мелкая сошка, так называемый «непрофильный специалист».
В вопросах техники Алексей Климович признавал себя осведомленным довольно слабо и всегда говорил: «Тут я не Копенгаген», но он знал главное — титановая металлургия — это СУПЕР-АРХИ-СВЕРХпроизводство, сложнейшая химическая штуковина, а родной краснознаменный — один из лучших в мире. Этих сведений Алексею Климовичу за глаза хватало, чтобы и начальников своих почитать как титанов, наделяя их теми же качествами, какими обладает металл. С достоинством подняв голову, он любил повторять: «Легче и прочнее стали, не разрушается в самых агрессивных средах, не боится ни сверхвысоких, ни сверхнизких температур!»
Конечно, и у Трибоганова были свои сторонники. Его пробивная сила вошла в поговорку: «Илья-пророк пройдет там, где не пройдет нейтрино!»
«Ну так, значит, что-то отражает, — мысленно возражал Алексей Климович, потому что элементарная частица нейтрино, проникающая сквозь землю и солнце, представлялась ему в виде острого лучика. — Значит, есть шустрее». И не без некоторого сочувствия вздохнул по поводу трибогановской невезучести.
— Что? Дышать трудно? — неожиданно спросил Илья-пророк, по-своему истолковав вздох юриста. — Подождите, еще не то будет.
Алексей Климович вздрогнул, выпрямился и посмотрел сначала на Илью-пророка, потом — в направлении его сердитого взгляда.
Впереди, на дороге, что-то белело: облако не облако, завеса не завеса…
— Шлейф, — определил Илья-пророк то, чему Алексей Климович никак не мог подобрать названия.
Алексею Климовичу такое определение показалось не к месту поэтичным. Какая-то гадость… и шлейф! Но, словно для того чтобы отвлечь его, ветер разорвал завесу, в прорыве проглянула земля, и Алексей Климович почему-то представил себе перекопанный сад, на влажную землю которого падают зрелые яблоки.
Впереди по-прежнему курилось, тем заметнее, чем сильнее становился дождь.
Белесый шлейф тянулся за огромным грузовиком — такие махины с прицепами юрист не раз видел в комбинатском дворе. Но там они стояли пустые, а тот, который маячил впереди, был загружен здоровенными посудинами, похожими на бидоны. Из них-то и валило…
— Спасибо еще ветер, — хмуро заметил Илья-пророк, — не то барахтались бы тут, как мухи в вате.
— Что? — не понял Алексей Климович.
— Сплошная завеса висит! И все!
— А что это везут? — простодушно поинтересовался Алексей Климович, поддерживая разговор.
— Как это что? — На мгновение Трибоганов оторопел. — Как что? — переспросил он, пораженный неосведомленностью попутчика. — Вы что это, серьезно? — И Трибоганов повернулся к Алексею Климовичу, стараясь понять, не разыгрывает ли его юрист.
Алексей Климович невольно втянул голову в плечи и почему-то нащупал в кармане цилиндрик с валидолом. А Илья-пророк, мгновенно придя в необъяснимую ярость, дал газ и погнал машину прямо на дым. Расстояние между машинами стало резко сокращаться.
— Вот это здорово! — бормотал Илья-пророк. — Едет в совхоз и не знает, что везут! — И, подведя свой «Запорожец» к самому грузовику, лихорадочно закрутил ручку, опуская боковое стекло.
Алексей Климович и опомниться не успел, как в лицо ударил резкий холодный воздух. Потом будто что-то обмоталось вокруг шеи, он начал задыхаться, из глаз потекли слезы. Еще минута — и Алексей Климович потерял бы сознание. Но Илья-пророк живо вернул стекло на прежнее место и даже помахал перед носом юриста платком.
— Отходы везут на захоронение — вот что! — с издевкой сказал Илья-пророк, и под его презрительным взглядом Алексей Климович почувствовал себя загнанным в ловушку. Пора бы знать, уважаемый служитель правосудия. А шлейф — это пары соляной кислоты. Действуют как нокаут. Тоже не мешало бы знать, коль ввязались в это гнусное дело.
Алексей Климович, у которого еще текли слезы и кружилась голова, хотел немедленно вылезти из машины. А если бы онемевшие руки подчинялись ему, он с удовольствием треснул бы Трибоганова по голове. То была одна из редких минут, когда Алексей Климович говорил, нисколько не заботясь о выражениях.