Старого князя Ивашова все вспомнили быстро, даже Борис и Глеб знали о том, что в их доме существовал когда-то такой человек, но поначалу известие о приезде родственника покойного князя не вызвало особого энтузиазма – кто приехал, зачем приехал?.. – и только красноречие моей подруги сумело разгорячить публику.
Я видела, что ей очень хотелось, чтобы все, все соседи обрадовались и удивились приезду Ника, потому что она сама находилась в состоянии какой-то безудержной эйфории, она хотела, чтобы Ник не почувствовал завтра разочарования и равнодушия, она переживала за него... человек же приехал навестить могилы предков, пересек для того половину земного шара!
Она преподнесла историю рода Ивашовых столь драматичным и интригующим образом, что все присутствующие почувствовали себя на миг героями какого-то слезоточивого ток-шоу.
– ...и мы с Оленькой пригласили Ника и его секретаря к нам в дом – пусть посмотрит, как жил его дедушка, поговорит с людьми, которые хорошо знали старика. Пусть забежит на минутку – чего в этом плохого...
– Зачем же на минутку? – возмутилась Любовь Павловна, и ее горячо поддержал Валентин Яковлевич. – Человек из Америки приехал, что он о нас подумает? Что русские такие свиньи и им на все наплевать? Нет, мы тоже понимаем, что не должны свою историю забывать... Из-за этих коммунистов люди были разлучены, брат на брата, сын на отца...
– Мама, молодой Ивашов тоже русский, он даже без акцента говорит!
– Я полы еще раз вымою, – мрачно заявила Клавдия Степановна. – У кого гостей принимать будем?
– У нас, – сказала Инесса. – У нас в гостиной – это самая большая комната в доме.
– Филипыч, у тебя вроде какие-то вещи остались от старого князя? – вдруг вспомнила Молодцова. – Фотографии, книги какие-то... У меня этажерка, Ивашов перед смертью все по соседям роздал...
Смуглый, молчаливый Борис слушал все это серьезно, с каким-то мрачным выражением, а Глеб что-то легкомысленно напевал и даже пританцовывал – у него в голове были какие-то свои мысли, впрочем, и он отнесся к приезду Ника с любопытством.
– Железный занавес рухнул, – заявил он авторитетно. – Кстати, ведь род Ивашовых у нас похоронен на старом кладбище – да, мам? Я у тебя какую-то статью читал. И дым Отечества нам сладок и приятен... Вот она, любовь к могилам предков, – завела человека на другой конец света!
– Да, Оля тоже так сказала... – рассеянно заметила Инесса. – Я, пожалуй, куплю завтра торт.
– А у меня есть наливка, – вступила в разговор тетушка, которая даже умудрилась прослезиться от избытка чувств. – Рябина на коньяке... Бедный, бедный Николай Александрович, всю-то жизнь он один прожил, а тут племянник появился...
– Внучатый племянник, – заметила Инесса.
– Да какая разница! Всю жизнь как сирота...
Тетушка моя была чрезвычайно сентиментальна, я не представляю, что было бы с ней, если б она знала всю историю, со всеми душераздирающими подробностями... она бы просто умерла от избытка чувств.
Мне вдруг тоже стало как-то не по себе. Я смотрела на Глеба с Борисом другими глазами, после того как Инесса рассказала мне свою тайну, они казались мне необыкновенными существами, их талантливость и красота были теперь объяснимы – я где-то читала, что у пожилых отцов рождаются очень умные дети.
– Оля, вытри слезы, – вдруг заявил Глеб. – Ма, ты всех так возбудила...
– Что, и я плачу? – удивилась я. – Нет, это я случайно...
– Надо же – племянничек! Внучатый? Не было ни гроша, да вдруг алтын...
– Оля, зайди потом ко мне, – сказала Инесса. – Мне с тобой поговорить надо.
...Я смогла зайти к ней только поздно вечером, почти ночью, потому что тетушке вздумалось устроить у нас в комнатах генеральную уборку – ну как же, люди из Америки приезжают! – она бросилась протирать везде пыль и драить нашу ржавую ванную, хотя я сильно сомневалась в том, что Нику понадобится заглядывать в места общего пользования, никакого напоминания о его покойном дедушке там не было.
Инесса не спала и по-прежнему находилась в смятении.
– Так странно... – сказала она, когда я наконец зашла к ней. – Я все не могу привыкнуть к мысли, что на свете существует еще один Николай Александрович Ивашов, молодой и красивый. Закрой плотнее дверь, я не хочу, чтобы нас кто-нибудь слышал...
– О да, очень красивый! – горячо согласилась я. – И ты ему понравилась.
– О чем ты?
– Ты ему понравилась.
– Ах, это все не важно, – махнула она рукой, хотя я все отчетливее замечала, что очень даже важно. – Я вот сейчас думала... кем Ник приходится моим мальчикам?
– Кем? – озадаченно переспросила я. – В этих родственных связях сам черт ногу сломит, тут надо какого-нибудь специалиста. Дядя-тетя, свекровь-золовка – это еще туда-сюда, но вот кем они друг другу приходятся... А это, именно это, – так ли важно?
– Да, в общем, тоже... Ник – внучатый племянник Николая Александровича, значит, его дети Нику...
– Нет, давай по-другому, Николай Александрович – двоюродный дедушка Нику, значит, его дети...
– Его дети отцу Ника, который сейчас жив-здоров и ни одного седого волоса, – двоюродные братья, значит, Нику они двоюродные дядья...
– Двоюродные? Может быть, троюродные? И не дядья, а братья, но вот в какой степени родства...
– Ах, какая разница! – яростным шепотом воскликнула Инесса, сверкая глазами. – Они все равно родственники, а в какой степени – это уже не важно.
– Ладно, будем считать Бориса и Глеба дядьями Ника. А он им кто? Внучатый племянник? Но он же сам по себе уже внучатый племянник Николая Александровича...
– О господи... Ты мне лучше скажи, Оленька, они похожи?
– Кто? Двоюродные дяди...
– Ник и мальчики!
Я глубоко задумалась. Поистине сегодняшние события и открывшиеся передо мной тайны окончательно выбили меня из колеи.
– А ведь правда... – удивленно сказала я. – Что-то есть... Они смуглые и темноволосые, но у Глеба волосы совсем черные, и, как я предполагаю, со временем он будет гораздо красивее Ника, ты родила настоящего античного героя, что-то такое инфернальное...
– Брутальное! – заломила руки Инесса, вращая глазами. – Маргинальное! – даже гримасничая, она была прекрасна. – Опять эти дурацкие слова! Ты вот лучше скажи, показывать ли мне Нику медальон? Нет, сердоликового котенка и еще кое-какие вещи, которые подарил мне Николай Александрович перед смертью, я нашему гостю покажу – он всем соседям что-то оставил, но медальон...
– Ах, на котором Франсуа Боле, общий предок Николая Александровича и Григория Александровича...
– Точнее, их дедушка. У Франсуа Боле в России родилась дочь, и эта дочь вышла замуж за представителя славного и древнего рода Ивашовых, и у нее родилось два сына, которых впоследствии октябрьская катастрофа разметала по свету...
– Умоляю, больше никаких бабушек и дедушек, я окончательно в них запуталась! Впрочем, главное я поняла – ты не хочешь показывать медальон Нику... Но почему?
– Потому что сразу станет ясно, что все они похожи – Франсуа Боле, Ник, мои дети... Все догадаются тогда, от кого мои дети!
– Ничего не догадаются, – решительно заявила я. – Это только нам с тобой очевидно, потому что мы знаем, а остальным это просто в голову не придет. Ну-ка, покажи еще раз...
Инесса полезла в шкаф и достала серебряный медальон, откинула потертую крышку... С каким-то странным чувством я смотрела теперь на Франсуа Боле, офицера наполеоновской армии, которому вздумалось остаться в России и завести здесь семью, а не вернуться на родные просторы своей Бретани или Гаскони... Кроме того, я испытывала некое благоговение, даже с легким оттенком зависти – надо же, некоторые люди знают своих предков, обладают какими-то вещами, бережно хранимыми столетиями! Я же, например, совершенно не помнила, кто был мой прадедушка и откуда он родом... Интересно, моя тетя в курсе генеалогических переплетений нашего рода? Надо ее спросить...
Эмаль на медальоне была потрескавшаяся, изображение довольно мелкое, хотя и четкое, мундир на офицере французской армии – достаточно яркий, что тоже отвлекало...
– Не похож... – решительно сказала я. – То есть похож, но ни за что не догадаться. Все мужчины с длинными волосами похожи... Кстати, как этот Франсуа оказался в России?
– Я же тебе рассказывала... – рассеянно пробормотала Инесса, тоже пристально разглядывая медальон. – Война восемьсот двенадцатого года... был пленен, да так и остался.
– А сам он откуда? Его историю ты знаешь?
– Нет, – с огорчением ответила Инесса. – Не помню, чтобы Николай Александрович рассказывал о своей французской ветви...
– Это юг... юг Франции. Похоже?
– Да, пожалуй, что так... Гаскония, Д'Артаньян и все такое... Глеб совсем французик.
– Да и Борис тоже, но Борис стрижется коротко...
– Еще бы он не стригся! – сердито заметила Инесса. – Я и до Глеба скоро доберусь...
– Но как причудливо мешается кровь... – мечтательно протянула я.
– Она не мешается, она сохраняется, любительница цитат...
Инесса отложила медальон в сторону и улыбнулась – светло и задумчиво. Теперь я точно видела – она ни о чем не жалеет. Как я хотела быть такой же, как я хотела, чтобы и в моей истории было нечто подобное – загадочное и романтическое, с медальонами и дворянскими предками, но – увы! От воспоминания о Вадиме Петровиче я пришла в себя.
– Почему ты не хочешь рассказать мальчикам об их отце? – вдруг спросила я. – Ну хоть когда-нибудь ты им расскажешь?
– Когда-нибудь...
– Ты уверена? А вдруг не успеешь? В жизни всякое бывает... будешь тянуть до глубокой старости, а там и забудешь все, в приступе старческого маразма!
– Да ну тебя! – расхохоталась Инесса. – Какой еще маразм? – но потом внезапно стала серьезной. – От Николая Александровича осталось еще письмо. Письмо Глебу... о Борисе он так и не узнал. Когда Глебу исполнится восемнадцать, я отдам ему.
– Ты хорошо спрятала письмо? А что, если кто-нибудь найдет его раньше?