Хелен не спала, ожидая новостей о муже.
— Ну, что? Вам удалось узнать что-нибудь?
— Да, Хелен. Но, боюсь, мои известия вас не обрадуют.
— Что с ним? Он мертв? Это все мой отец, да? Боже!..
— Хелен, пожалуйста, успокойтесь. Вы мне верите?
— Верю ли я? Пожалуй, да. Да!
— Тогда, пожалуйста, не спрашивайте меня ни о чем — я пока не смогу вам дать ответы. Но уверен, скоро все разрешится само собой.
Через несколько минут с улицы донесся шум мотора. Я подошел к окну и убедился, что приехал тот, кого я ждал.
— Хелен, сядьте в кресло и ничему не удивляйтесь. — Я подвинул к себе телефон и набрал номер бара. — Алекс? Передай моим гостям, что тот, кого мы ждем, уже поднимается.
Заслышав шаги в коридоре, я распахнул дверь:
— Господин Смит, сюда, пожалуйста.
— О, мистер Гейц! Я уж думал, ошибся адресом.
— Дональд? — Хелен узнала голос молодого человека и закричала: — Дональд, это ты?! С тобой все в порядке?
— Ваше Высочество, сидите смирно, — буркнул я.
— Вы что-то сказали? — удивился визитер.
— Проходите в кабинет, Джон, — пригласил я. — Или, может быть, Дональд?
— Конечно же, Дональд! Боже, Дональд, милый! — Принцесса вскочила с кресла и бросилась обнимать мужа. Но тот не слышал ее и не чувствовал ее прикосновений.
— Я не сомневался, что вы разоблачите мою неуклюжую уловку.
— Да уж, если человек представился Джоном Смитом, можно биться об заклад, что на самом деле его зовут иначе.
— И все же шанс встретить настоящего Джона Смита не так уж и мал.
— Но это не наш случай, не так ли?
— Каюсь.
— Но для чего вам понадобилась эта ложь? Работу мне она не облегчила.
— Хотел лишний раз убедиться, что вы не шарлатан. Если вы сумели поговорить с моей женой, то она, конечно, назвала мое настоящее имя.
— Дональд, почему ты ведешь себя так, будто меня здесь нет? — Хелен все еще пыталась обратить на себя внимание Дональда-Джона.
— Она назвала мне имя Дональд Транк.
— Что ж, молва не лжет, вы действительно отличный…
— Посредник? Уж какой есть.
— Не скромничайте. Ну так что, где тело? Это те снимки, о которых вы говорили? — Не дожидаясь ответа, гость схватил со стола конверт и достал из него фотографию. — Что за ерунда? Это же тот снимок, что я дал вам при нашей первой встрече…
— Вы правы. Я, наверное, хороший посредник. Но и сыщик я тоже неплохой. Я выяснил, что Дональд Транк — не настоящее ваше имя. Равно как и Ричард Конн, и Барри Кремер… Как же вас назвали при рождении? Уж не Джоном ли Смитом?
— Какое все это имеет отношение к нашему делу? Насколько я знаю, менять имя — не преступление.
— Норман, что здесь происходит?! — Хелен готова была сорваться в истерику.
— Убийство — преступление.
— Вы в чем-то меня обвиняете?
— Именно.
— Что ж, давайте позвоним в полицию. Хотя, по-моему, уместнее вызвать «Скорую» — вы сбрендили.
— Я знаю, что полиции вы не боитесь. Вы изобрели поистине дьявольскую схему. Под видом скромного клерка, коммивояжера, водителя-дальнобойщика и бог знает еще кого знакомились с девушками из высшего света, обладательницами крупных состояний. Очаровывали, покоряли, влюбляли в себя. Одна поездка в Вегас — и вот вы уже муж и жена. Вы знали, что семьи ваших жертв будут, мягко говоря, не в восторге от вашего брака. И предлагали своим супругам бежать, бросить миллионы, начать жизнь с чистого листа. Вы давали им порошок, уверяя, что он вызывает глубокий сон, который все примут за смерть. У вас якобы есть друг на «Скорой», он вывезет «труп», девушка придет в себя, и вы заживете счастливо на новом месте под новыми именами. Родителям невесты, уверенным, что девушка покончила с собой из-за их черствости, останется мучиться чувством вины. Любите Шекспира? Тот, наверное, в гробу переворачивается, видя, на что вас вдохновила история Ромео и Джульетты.
Лицо «Смита» стало безразличным. Я продолжил:
— Порошок был обыкновенным ядом. Ваши жены просто умирали. Все выглядело как самоубийство, и вы получали в наследство целые состояния. Только вот с Хелен вышла осечка. Ее отец скрыл смерть дочери. Для всех принцесса Хелен просто вернулась в Европу. Вам же позарез было нужно, чтобы ее труп нашли, и вы наняли меня.
— Так я мертва? — Бедняжка Хелен, кажется, начала понимать, в чем дело.
— Прошу вас, Хелен, дайте мне минуту, — сказал я ей.
— Хелен здесь? — не столько удивился, сколько удостоверился «Смит». Напрасно я надеялся увидеть на его лице хоть тень раскаяния. — Бросьте, Норман, приберегите свою историю для «Черной маски» или других изданий подобного толка. Вы же сами признали, что у полиции ничего на меня нет.
— Полиция? Кто говорит о полиции?
— Так я могу идти?
— Не торопись. — Я кивнул, указав на дверь, возле которой заняли позицию телохранители князя. — Неужели ты еще не понял, что князья Полеску не любят тревожить представителей государства? У себя на родине они сами — государство, сами вершат суд, казнят и милуют. На последнее, впрочем, особенно не рассчитывай.
Все еще сохраняя надменность, «Смит» выкрикнул:
— Но мы же не в их варварском королевстве!
— В княжестве, красавчик, в княжестве.
— Да какая разница!
— В том-то и фокус, что никакой. Видишь ли, представители правящих домов имеют одну важную привилегию: дипломатический статус позволяет им в любой стране чувствовать себя как дома. Да и дело-то тут, в общем, семейное. — Я постарался изобразить самую хищную из своих ухмылок.
Парни из княжеской охраны подхватили «Смита» под руки.
— Э-э, так не пойдет! Я хочу добровольно сдаться полиции! Вы не имеете права удерживать меня!
— Боюсь, я ничего не могу для тебя сделать.
— Вызови полицию! Я во всем признаюсь!
— И что мне с того? Даже если ты не откажешься от своих слов — а ты непременно откажешься…
— Нет же! Нет! Клянусь!..
— Даже если так. Ну, получишь пожизненное, проведешь десяток лет на казенных харчах — а потом тебя отпустят за примерное поведение…
— Я заплачу тебе! Ты же знаешь, я богат. Не отказывайся, ты все еще работаешь на меня. Я все еще твой клиент!
— Больше нет. Свою работу я сделал.
— Ты просто не представляешь, о какой сумме речь. От такого не отказываются!
— Похоже, инспектор Хенриксен сильно преувеличил в своем досье, назвав тебя исключительно умным мерзавцем. Думаешь, мне позволили вернуться с того света лишь затем, чтобы я просто зарабатывал деньги?
«Смита» увели. В кабинет вошел князь.
— Мистер Гейц, моя дочь еще здесь? — тихо спросил он.
— Да, Ваше Светлейшее Высочество, здесь. Она вас видит и слышит.
— Девочка моя, я очень виноват перед тобой, — на глазах старого князя выступили слезы.
— Папа, папочка, эта я должна просить тебя о прощении, — зарыдала Хелен.
— Она ни в чем вас не винит, — передал я князю ее слова.
— Она всегда была слишком добра.
— Смею надеяться, князь, вы лишены этого недостатка?
— Что ты хочешь этим сказать, сыщик?
— Обещайте, что сукин сын будет страдать.
— Этого желает моя дочь?
Я взглянул на Хелен. Она уже справилась со слезами и теперь просто не сводила глаз с отца, будто стараясь запомнить каждую его черточку.
— Ваша дочь не возражает.
— Что ж, я в любом случае не собирался давать ему умереть быстро.
В дверях появилась пара в костюмах-тройках.
— Ваше Светлейшее Высочество… — Я набрался смелости обратиться к князю еще с одной просьбой.
— Что-нибудь еще?
— Этот… человек… дал мне фотографию принцессы Елены. Вы позволите мне оставить ее себе?
Князь вздохнул, что, видимо, следовало понимать как утвердительный ответ, и, не говоря больше ни слова, вышел сквозь невидимых ему «ангелов».
Те же будто по команде устремились к Хелен. Секунда — и трое бесплотных существ исчезли в потоке света.
Я остался один.
Джером Клапка ДжеромКОТ ДИКА ДАНКЕРМАНА
С Ричардом Данкерманом я знаком еще со школьной скамьи, хотя назвать его другом детства и не могу. Ну что могло быть общего у джентльмена из шестого основного, который на занятия является в перчатках и при цилиндре и промокашкой из четвертого начального, разгуливающего в потрепанной кепчонке? Наши отношения еще больше осложнились после одного печального инцидента, имевшего место в жизни моего героя, коий я поспешил воспеть в стихах, положив их на музыку собственного сочинения. Слова там, помнится, были такие:
Дики, Дики Данкерман
Запихал стакан в карман.
Пьяным напился,
С горки свалился.
Я пропел ему эту незатейливую песенку, и хотя все в ней было сущей правдой, он подверг ее безжалостной критике и разнес автора в пух и прах. Но я не сдавался и, потирая ушибленные места, исполнял ее при каждом удобном случае. Однако после окончания школы мы узнали друг друга получше и стали закадычными друзьями. Я ударился в журналистику, а он подался в адвокаты и попутно пописывал пьески. Ни на судебном ристалище, ни на театральных подмостках лавров он не снискал. Но как-то весной он представил очередную пьесу, и она, к немалому изумлению всех его друзей, продержалась целый сезон. Так, ничего особенного, сюжет весьма банален, но героев почему-то было жалко, а в человечество хотелось верить. Вот тогда-то, месяца через два после премьеры, он и представил меня «Пирамиду, эсквайру».
Я был влюблен; звали ее, если мне не изменяет память, Наоми. У меня возникло непреодолимое желание поделиться с кем-нибудь переполнявшими меня чувствами. За. Диком утвердилась репутация человека), душевного, готового с интересом и вниманием выслушивать излияния своего влюбленного приятеля. Он мог часами внимать горячечному бреду, который нес несчастный безумец, а попутно делал какие-то пометки в толстенной тетради, похожей на переплетенный в красную кожу фолиант, к которой был приклеен ярлычок с надписью: «Книга человеческой тупости». Конечно же, все зн