Р о з и т а. Опасности нет?
П е д р о. Войди и скажи ей, что бриллианты я спрятал под козлами. Ее доверие ко мне только возрастет.
Р о з и т а. Но те сотни, тысячи людей, что умерли от чумы?
П е д р о. А ты подумай, сколько сотен, тысяч людей не умерли от чумы!
Р о з и т а. Будь благоразумен, Педро!
П е д р о. Будь благоразумна, Розита!
Р о з и т а. Мы должны повернуть назад.
П е д р о. Скажи это доне Катарине.
Р о з и т а. Даже если она не захочет.
П е д р о. Мы поедем в Лиссабон, даже если она не захочет. Это решено.
Р о з и т а. Но если так все обернулось…
П е д р о. Я не рак, чтобы пятиться назад.
Р о з и т а. Бывают же ошибочные решения.
П е д р о. Ну, хватит! С меня довольно и мысли о том, что мне придется всю ночь провести, сидя в повозке.
Р о з и т а. Какая глупая предосторожность!
П е д р о. Ну что ж — меня тяготят заботы о червонцах. Это отрадно, как это ни безотрадно. А чума…
Р о з и т а. В Лиссабоне, я уверена, ты будешь очень внимательно следить за кончиками пальцев.
П е д р о. Чума — это выдумка владельцев постоялых дворов, как верно заметила дона Катарина. Вообще ее аргументы лучше твоих.
Р о з и т а. И за меня ты тоже не боишься?
П е д р о. Каждый боится первым делом за себя. Отсюда ты можешь судить, насколько я во всем уверен.
Р о з и т а. Очень жаль.
П е д р о. Что я не называл тебя Натерцией, тебе тоже было очень жаль. Ну не ослица ли ты у меня? Мне и так предстоит невеселая ночь, а ты омрачаешь мне еще и день! Подумай о нашем будущем, о нашем достатке.
Р о з и т а. Я все время об этом думаю, и все время мне сразу вспоминается горе доны Катарины.
П е д р о. Совершенно верно. Одно следует из другого. Но не забывай, что у нее есть красное вино и неисчерпаемый запас снов.
Р о з и т а. Не думаю, чтобы сны ее были приятны. Ты ведь знаешь, как часто она кричит по ночам, как часто будит меня.
П е д р о. И как часто посылает тебя за мной! Черт ее побери, если она и эту ночь не оставит нас в покое!
Спальня доны Катарины в «Золотом ключе».
К а т а р и н а. Розита! Розита! Ну и дрыхнут эти девчонки! Не диво, что в голове у них ветер свистит! Розита!
Р о з и т а. Вы звали, дона Катарина?
К а т а р и н а. Ты забыла открыть окно.
Р о з и т а. Оно открыто, дона Катарина.
К а т а р и н а. Почему я не слышу прибоя?
Р о з и т а. Потому что мы не в Сетубале.
К а т а р и н а. Это, собственно говоря, не причина, однако…
Р о з и т а. Однако?
К а т а р и н а. Мой пеньюар. И помоги мне встать.
Р о з и т а. Сейчас уже около трех.
К а т а р и н а. Самое время!
Р о з и т а. Для чего?
К а т а р и н а. Для воров. Ты не знала? Мы на цыпочках прокрадемся из дома… Пошли!
Скрип открываемой двери.
Р о з и т а. Куда мы пойдем, дона Катарина? Посреди ночи?
К а т а р и н а. Ты боишься?
Р о з и т а. А вдруг в доме есть собаки?
К а т а р и н а. Дверь во двор наверняка не заперта. Как ты думаешь?
Р о з и т а. Вы хотите выйти во двор, дона Катарина?
К а т а р и н а. Подышать свежим воздухом.
Отворяет дверь во двор.
Звезды, луна. Как освещены наши повозки. Они стоят прямо как на ладошке — залезай кому не лень.
Р о з и т а. Вы думаете, что… вы давеча говорили о ворах… Педро тоже думал, что было бы неосторожно…
К а т а р и н а. Он тоже так подумал? Да, что бы мы делали без Педро! Значит, это он и сидит там в повозке?
Р о з и т а. Да.
К а т а р и н а. А я думала — воры.
Р о з и т а. Нет, это Педро.
К а т а р и н а. Может, попробуем украсть что-нибудь? По-моему, он не заметит. Он храпит.
Р о з и т а. Украсть что-нибудь?
К а т а р и н а. Жемчужное ожерелье, парчовое платье, кошелек с дукатами — можно вытащить из-под сиденья целое состояние, он и не заметит.
Р о з и т а. Жалко, что под сиденьем не лежит целое состояние.
К а т а р и н а. Да, ты права, игра не стоит свеч. К тому же у меня тут более важное дело.
Р о з и т а. Что может быть важного на этом дворе в три часа ночи?
К а т а р и н а. Визит, моя девочка.
Р о з и т а. Вы правы: самое время.
К а т а р и н а. Я вдруг проснулась в холодном поту от мысли, что позабыла все приличия. Разве не полагается первым делом нанести визит своей тезке?
Р о з и т а (хихикает). Вы, право, уж слишком блюдете форму, дона Катарина.
К а т а р и н а. Не смейся, глупое создание. Чтобы Натерция чувствовала себя обиженной — это исключено.
Р о з и т а. Натерция?
К а т а р и н а. Где дверь в хлев?
Р о з и т а. А вы бы ведь тоже могли почувствовать себя обиженной?
К а т а р и н а. Разве я не Натерция?
Р о з и т а. Ой, сколько вопросов сразу! По-моему, это вот здесь.
Открывает дверь в хлев, та издает легкий скрип.
К а т а р и н а. Что там?
Р о з и т а. Кажется, куры. Подождите немного, пока глаза не пообвыкнут.
К а т а р и н а. Дальше.
Р о з и т а. Мешки с овсом.
К а т а р и н а. Похоже, что мы у цели. (Прислушивается.) Слышишь, Розита?
Р о з и т а. Что-то шевелится в закуте. Может быть, это наши лошади?
К а т а р и н а. Или ослица дона Фелипе. (Зовет вполголоса.) Натерция!
Р о з и т а (тоже вполголоса). Натерция!
К а т а р и н а. Натерция!
Р о з и т а. Слышите стук в закуте?
К а т а р и н а. Натерция!
Раздается пронзительный ослиный рев.
Этого достаточно, Розита. Пошли!
Р о з и т а. Господи, как эта скотина меня напугала.
Запирает дверь.
К а т а р и н а. И все же то был недвусмысленный ответ.
Р о з и т а. Вы побледнели, дона Катарина.
К а т а р и н а. Это луна, Розита.
Р о з и т а. И дрожите вся.
К а т а р и н а. Ночи стали свежей.
Р о з и т а. Да.
К а т а р и н а. Надеюсь, мы не разбудили нашего друга Педро.
Р о з и т а. Да и разбудили бы — не велика беда.
К а т а р и н а. Розита, о чем ты подумала, когда закричал осел?
Р о з и т а. Ни о чем. Я испугалась.
К а т а р и н а. Я тоже ни о чем не подумала. Я тоже испугалась.
Р о з и т а. Пойдем спать.
К а т а р и н а. Но, когда я услышала этот крик, я вдруг поняла, что нам всем суждено умереть.
Р о з и т а (сдавленным голосом). Известное дело.
К а т а р и н а. Нет, я осознала это только сейчас.
Р о з и т а. Конечно, всем нам придется умереть.
К а т а р и н а. Да, и тому, в повозке, тоже.
Пауза. Потом раздается скрип колес, топот лошадей, щелканье бича. Звуки удаляются.
О х а о. Было примерно часов шесть утра. Я пошел в гавань — за рыбой.
К а т а р и н а. Ты! А я хочу знать, что делал он! 10 июня 1580 года — ты знаешь, какой день я имею в виду.
О х а о. Рыба — тоже важное дело. Разве вы никогда не обедаете, сеньора?
К а т а р и н а. Мы остановились на шести часах утра.
О х а о. Это я уже сказал. А в тот день об этом сказал колокольный звон.
К а т а р и н а. Колокола звонят не только в шесть.
О х а о. Это верно. Шумная у вас религия — хотя я в нее и перешел. Колокола, канонады. Я ведь с Явы, дона Катарина.
К а т а р и н а. Во-первых, ты никудышный христианин. Во-вторых, если мы начнем с Явы, мы никогда не кончим. Что сказал дон Луис, когда ты уходил?
О х а о. Ничего он не сказал.
К а т а р и н а. Он еще спал?
О х а о. Он не спал, но и не просыпался.
К а т а р и н а. Розита, вот перед тобой человек, который умеет отвечать еще хуже, чем ты.
Р о з и т а. Значит, дону Луису во многом выпала такая же судьба, что и вам, дона Катарина.
К а т а р и н а. Что с тобой, Розита? Эти девчонки! Дня не провела в столице — и уже трещит, как сорока. Итак, чего не сказал дон Луис?
О х а о. Он стонал. Я заварил ему чай из листьев магнолии.
Р о з и т а. Из листьев?..
О х а о. …магнолии. Яванский рецепт.
Р о з и т а. Уж наверняка он не пошел ему впрок. Где эта твоя Ява?
О х а о. О, это такая страна… Пальмы, запахи корицы…
К а т а р и н а. Стой, стой! Вернемся к дону Луису.
О х а о. Я служил у него десять лет. Я лежал с ним на корабельных досках, когда от парусов оставались одни клочья. На приемах я держался поодаль, в тюрьмах был с ним рядом. Я стирал его платье, чистил его сапоги, я…
К а т а р и н а. А что ты делал в тот день?
О х а о. Когда он попил немного — ему было трудно глотать, — я поставил кружку около соломы.
Р о з и т а. Соломы?
О х а о. Соломы, на которой он лежал.
Р о з и т а. Яванский обычай?
О х а о. Не чисто яванский. Он распространен везде, где есть нищета и солома.
К а т а р и н а. Нищета?
О х а о. Нищета пришла сама собой. Солому я украл из королевских стойл, магнолии нарвал на берегу, рыбу обычно клянчил в гавани.
К а т а р и н а. Что я ела 10 июня 1580 года?
Р о з и т а. Меня у вас тогда еще не было.
К а т а р и н а. Как великолепно! Я, стало быть, могу сказать, что постилась…
О х а о. Мне нужно было выходить в шесть утра, это самое благоприятное время. Тогда, если повезет, я мог встретить одного торговца, он ценил стихи дона Луиса. Жаль только, что уж больно был скуп.
К а т а р и н а. А дон Луис оставался один?
О х а о. Жильцы дома иногда заглядывали к нему, когда спускались в погреб. Мы жили тогда в каморке под лестницей, что вела в погреб. Когда я уходил…
К а т а р и н а. В шесть. Дон Луис на соломе.
О х а о. …он был уже совсем коричневый.
К а т а р и н а. Коричневый?
О х а о. Аж темно-коричневый. Это чума.
К а т а р и н а. А ты?
О х а о. Я перенес ее на Яве.
Р о з и т а. Значит, есть люди, которые от нее не умирают?
О х а о. Такое бывает — хоть и редко. Может быть, судьба просто сберегла меня, чтобы я мог сейчас отвечать на ваши вопросы.