Я н. Ну уж.
Д ж е н н и ф е р. Я, значит, даже не могла бы вам быть полезной.
Я н. Так поехали тогда вместе со мной, — это и в самом деле фантастика, что вы не знаете Нью-Йорка. Я тут тоже ни одной гостиницы не знаю, но меня это не огорчает. Между прочим, я здорово проголодался и должен сначала чего-нибудь перекусить, прежде чем соображать дальше.
Мимо проходят люди, несколько голосов заглушают слова Яна, и Дженнифер удаляется на несколько шагов.
Дженнифер! Да постойте же! (Подбегает ближе, запыхавшись.) Что это вы делаете?
Д ж е н н и ф е р (тоже запыхавшись). Орешки! Хочу вам взять орешков из автомата, раз вы проголодались. Надо нажать вот на этот рычажок…
Как только она нажимает на рычаг, из автомата раздается несколько тактов музыки — музыки, которая в дальнейшем будет звучать еще не один раз.
Музыка бесплатно. За одну монетку вы получаете орешки и музыку на всю жизнь.
Я н (развеселившись). Господи, это похоже на корм для белок.
Д ж е н н и ф е р. Они совсем свежие, клянусь. (Лукаво.) И еще я готова поклясться, что белки тащат сюда все свои сбережения, чтобы им постоянно подсыпали вкусный корм.
Я н (весело). А знаете, Дженнифер, кого я сейчас видел? Белку. (Таинственным шепотом.) И она сунула мне письмо.
Д ж е н н и ф е р. О!
Я н. А в нем написано: «Смотри не проболтайся!»
Д ж е н н и ф е р. А дальше?
Я н. «Этот вечер ты проведешь с Дженнифер на небесной земле…».
Д ж е н н и ф е р. Почему «на небесной земле»?
Я н. Потому что так она здесь называется. Ма-на Хат-та. Это мне объяснили индейцы. Но их костюм был чистый маскарад, и они были такие же настоящие, как те буйволы, которых обучали бегать на ипподроме.
Д ж е н н и ф е р. И от кого же письмо?
Я н. Подпись неразборчива. (Жует.) Орехи очень вкусные, но нам все равно надо поесть что-нибудь более основательное. Что основательно?
Д ж е н н и ф е р. Кухня итальянская и китайская, испанская и русская. Артишоки, плавающие в масле; зеленый чай к ласточкиным гнездам, зеленый лук к нежным змеям, и к плодам всех стран — плоды всех морей.
Я н. А мне бы хотелось ледяного воздуха, потому что такая жара, и комнату в сумеречном освещении, и белую куропатку, и напиток из Гренландии, в котором плавали бы льдины. И хотелось бы хоть несколько часов смотреть на вас — прохладные плечи, прохладное лицо, прохладные круглые глаза. Вы бы поверили, что это возможно?
Д ж е н н и ф е р. Твердо верю.
В ночном баре, потом на улице, потом в дешевой гостинице. Звучит музыка, затем обрывается.
Д ж е н н и ф е р (замедленным голосом). Так это же неправда, что ты не умеешь танцевать.
Я н. Пойдем, пойдем отсюда.
Д ж е н н и ф е р. Бедные мои руки. Бедные, бедные мои плечи. Пожалуйста, не надо. Ничего не надо.
Я н. Уже два часа утра.
Д ж е н н и ф е р. А где мы? Почему официанты уже не поют?
Я н. Не пей больше! Это раньше было. Здесь официанты не поют.
Д ж е н н и ф е р. А почему?
Ц ы г а н к а (внезапно подходит к ним). Одну минутку. Подарите мне одну только минутку. Прошу ручку, девушка. Я нагадаю вам по ней ваше будущее.
Я н. Пошли!
Д ж е н н и ф е р. Будущее, да-да… Постой! Она нагадает мне будущее. И ты тоже дай ей свою руку. Она настоящая цыганка. Румяная, смуглая и такая грустная. Вы ведь настоящая, правда?
Ц ы г а н к а. Я ничего не вижу по твоей руке. Ты причинила себе боль?
Д ж е н н и ф е р. Это он. Он вонзил в нее ногти. До сих пор болит.
Я н. Дженнифер!
Д ж е н н и ф е р. Так ничего и не видите? Совсем, совсем ничего?
Ц ы г а н к а. Может быть, я ошибаюсь.
Я н (холодно). Не может быть.
Д ж е н н и ф е р. А его рука?
Ц ы г а н к а. Вы будете долго жить, молодой человек, и вы этого никогда не забудете.
Я н (иронически). Не смею надеяться.
Д ж е н н и ф е р (вспылив). Да вы даже не посмотрели на его руку!
Я н. Успокойся. Цыганкам достаточно взглянуть на осадок в стакане — и все ясно. В моем еще плавает лимонная корка. Это показательно.
Ц ы г а н к а. Да. И спокойной ночи.
Д ж е н н и ф е р (тихо). Она не взяла денег. Послушай, хотела бы я знать, в каких местах я сегодня с тобой побывала.
Я н. Для дневника? Для записной книжки?
Д ж е н н и ф е р. Думаю, что для записной книжки это не подойдет.
Я н. Свежий воздух тебя протрезвит. Осторожно, тут три ступеньки.
Д ж е н н и ф е р. Два часа утра. А кто это сидит тут на ступеньках? Бедняга, вы не идете спать?
Н и щ и й. Благодарю за заботу. Чего только не вынесет такой бедняга, как Мек…
Д ж е н н и ф е р. Вы актер?
Н и щ и й. …затерянный в этом граде страданий, погруженный в неизбывную муку, последний среди последних. Прошу посильного подаяния для себя и себе подобных.
Д ж е н н и ф е р (шепотом). У меня есть пакетик орешков, два доллара и шарф. Возьмите все.
Н и щ и й. Во имя ничье. И да не воздаст никто. Нас тут слишком много, красавица, в этом городе нищих. Мы никакого цвета. Завидуем цвету кожи и белых и черных. Конечная станция Боуэри. Но вам с вашим кавалером надо в надземку, пока ее не снесли. Здесь вонь стоит до небес. Станция налево за углом. Приятных сновидений.
Д ж е н н и ф е р. Спасибо. (Глотнув воздух, идут дальше.) Мой кавалер… Я слишком устала, чтобы ехать домой. Пошли.
Я н. Но самое позднее в десять я должен… Прости. Пойдем в первую попавшуюся гостиницу. Хочешь?
Д ж е н н и ф е р. Скажи мне еще что-нибудь про мои глаза!
Я н. По-моему, дальше нет смысла искать. Уже так поздно.
Д ж е н н и ф е р. Или про мои губы. Как это было? Ты коснулся соломинкой моих губ, а своим коленом моих колен. И сказал:
Я н. Pas d’histoire[2].
Д ж е н н и ф е р. Нет.
Я н. Ну, так я сейчас тебе говорю, что был бы очень обязан, если бы ты не устраивала никаких историй.
Д ж е н н и ф е р (зябко). Давай идти дальше — долго, долго идти.
Я н. Деточка, скоро уже утро. Что ты обычно делаешь в это время?
Д ж е н н и ф е р. Сплю. Но по субботам, когда бывают вечеринки, я вот так же долго не ложусь. И Артур целует меня на прощание, или Марк, или Трумен. Ты не видел Трумена? Он тогда был со мной. Очень, очень милый. Ты тоже должен меня сейчас поцеловать и пожелать спокойной ночи.
Я н. Это пусть делают Трумен или Марк.
Д ж е н н и ф е р. Да нет, конечно, ты не должен. Смотри не проболтайся.
Останавливаются.
Господи, чего тебе здесь нужно, в этом кошмарном доме?
Я н. Не дури.
Входят в дом.
Ж е н щ и н а (сонным, неприятным голосом). Что угодно?
Я н. У вас есть свободная комната?
Ж е н щ и н а. Только вот здесь, внизу. Номер первый. Плата вперед. Ключ. Освободить до обеда.
Они проходят, не говоря ни слова, по коридору, он отпирает дверь в комнату и затем запирает ее за собой.
Д ж е н н и ф е р. С незнакомым человеком нельзя заходить в гостиницу, верно?
Я н. А, знаем мы эти разговорчики.
Д ж е н н и ф е р. Какой тут ужасный воздух. Даже нет вентилятора.
Я н. Ну и что тут такого ужасного?
Д ж е н н и ф е р. Да ничего. Но не могу же я прямо сейчас… здесь… понимаешь, не могу. Я же ничего о тебе не знаю. О, пожалуйста, расскажи мне что-нибудь о себе. Давай поговорим, подумаем.
Я н. Раздевайся!
Д ж е н н и ф е р (плаксивым голосом). Бедные мои руки. Бедные, бедные мои руки. Ты только погляди на них.
Я н. Разве не ты сама меня во все это втравила? У меня и в мыслях не было причинять кому-нибудь боль.
Д ж е н н и ф е р. Если бы еще хоть комната не была такой грязной и темной — это ведь жилье для мух, для тараканов. И я тут тоже грязная от сладкого, липкого воздуха. Ты чувствуешь вкус сиропа во рту?
Я н (потеплевшим голосом). Сладкая Дженнифер… Не думай ни о чем, закрой глаза… (Вдруг меняет тон, с иронией, хотя и едва заметной.) Ой, что я сказал — «сладкая»?
Д ж е н н и ф е р (вся дрожа). Да.
Я н. Я хотел сказать совсем другое. Вообще-то, знаешь, при этом ни о чем уже больше не думаешь. А на самом деле я подумал о том, что утром мне надо в пароходное агентство.
Д ж е н н и ф е р. А что сказала цыганка?
Я н. Иное, чем графолог, который подходил к нашему столу до нее. Твои слишком энергичные палочки и хвостики свидетельствуют о чувственности, мои слишком узкие заглавные буквы — о том, что я что-то скрываю, а размашистые черточки над «т» — о смелой фантазии. При наличии доброй воли и соответствия знаков зодиака возможность гармонического союза не исключена. Но, сладкая моя Дженнифер, какую короткую ночь мы проведем, не подозревая даже, какие долгие ею закончились дни!
Д ж е н н и ф е р (глухо). Выключить свет?
Я н. Выключай. И поверь мне — я так бы хотел засыпать тебя снегом, чтобы ты стала еще прохладней, чем есть, и еще больше бы обо всем сожалела. Я, может быть, тоже буду обо всем сожалеть — или в лучшем случае обо всем забуду. Заранее ничего не знаешь. Да и потом тоже. Одна ночь — это так много и так мало.
Д ж е н н и ф е р (как будто не слушает его). Можно было бы включить радио. Сейчас как раз должна быть ночная музыкальная программа. Когда я возвращаюсь домой, я всегда еще слушаю музыку перед сном. Это так здорово.
Я н. Музыку? Моя милая Дженнифер, сейчас ты не будешь слушать музыку… (и все-таки начинается тихая музыка) потому что я этого не позволю.
Д ж е н н и ф е р (сквозь слезы). Не позволишь? Ты ужасен. Почему? Зачем ты это делаешь? Зачем, зачем, зачем?
Я н. А зачем ты меня целуешь? Зачем?
Музыка становится громче, потом умолкает, и несколько мгновений стоит тишина.
Я н. Дженнифер! Прошу вас.