Крутит регулятор дальше. Раздается громкая музыка, затем — глухой взрыв и тишина.
В коридоре пятьдесят седьмого этажа.
Ф р э н к и. Ух, взлетели! Ух, сгорели!
Б и л л и. Но он-то. Не пришел. Не взлетел. (Плаксиво.) Свинство какое.
Ф р э н к и. Я опалил себе шкурку. Тоже чуть не взлетел. Что мы доложим?
Б и л л и. Взрыв основательный, но расчет плохой. Одного мертвеца не хватает. А шеф ждет внизу в холле. Ему хотелось послушать.
Ф р э н к и (жеманничая). Мне сейчас неудобно к нему. Я себе шубку опалил.
Б и л л и. Тише! Они уже идут. Зеваки. Спустимся по наружной стенке. Перепрыгнем через комнату — и в окно. Быстро!
Ф р э н к и. Фи, ну и видик тут! Черно, как в преисподней. Все обгорело. Еще дымится. (Закашлявшись.) Не узнать вам, я клянусь…
В зале суда.
С у д ь я. Она умерла одна.
Д о б р ы й б о г. Да.
С у д ь я. А почему? (Сразу продолжая, более уверенным тоном.) Потому что он внезапно, когда жребий уже был брошен, почувствовал желание побыть одному, спокойно посидеть с полчаса, подумать, как он думал прежде, и поговорить, как он говорил прежде, — в местах, до которых ему не было дела, и с людьми, до которых ему тоже не было дела. Он впал в рецидив, и прежний порядок на мгновение захватил его в лапы. Он стал нормальным, здоровым, порядочным человеком, который любит пропустить стаканчик перед ужином и который заглушил в себе шепот возлюбленной и пьянящий аромат, — человеком, чьи глаза оживляются при виде типографского шрифта и чьи руки ложатся на грязную доску трактирной стойки.
Д о б р ы й б о г. И был спасен. Земля снова обрела его. Сейчас он наверняка уже давно дома и еще долго проживет — с другим настроением и умеренными взглядами.
С у д ь я. И, может быть, никогда не забудет. Да.
Д о б р ы й б о г. Вы полагаете?
С у д ь я. Да.
Д о б р ы й б о г. Итак, мы подошли к концу?
С у д ь я. Идите. По коридору до лифта. Там вы найдете боковой выход. Вас никто не задержит.
Д о б р ы й б о г. А обвинение?
С у д ь я. Остается в силе.
Д о б р ы й б о г. А приговор? Ваш приговор — я так его и не узнаю? Что за молния сверкнула у вас в глазах, ваша милость? Что вы утаивали про себя, когда меня допрашивали, и что утаиваете сейчас, когда мне отвечаете? (Пауза.) Молчание? И так до конца?
Уходит, и дверь захлопывается за ним.
С у д ь я (оставшись один). Молчание.
Перевел А. Карельский.
Мария Луиза КашницСВАДЕБНЫЙ ГОСТЬ
Свадебный гость
Бьянка
Габриэла, ее мать
Франц, ее отец
Георг, ее дядя
Пуки, ее сестра
Дитер, ее брат
Вебер, камердинер
Тереза, служанка
Учитель
Маг
Матушка Земля }
Эол }
Агнета } духи
Бургомистр }
Корнет }
Сневелин }
Кристина } семейные портреты
Ада, подруга Пуки
Фредди, друг Дитера
Музыканты
Гости
С в а д е б н ы й г о с т ь (немолодой уже человек). Я хочу рассказать вам про свадьбу Бьянки, а заодно и объяснить, почему я все-таки туда отправился, хотя в дороге я задержался и легко было предположить, что празднество уже на исходе, а молодожены уехали. Дело в том, что я любил Бьянку, когда она была почти ребенком, и вот теперь, заведомо не надеясь ее застать, я, несмотря на опоздание, все же решил пойти разузнать, за кого она вышла замуж, и что думают по этому поводу родственники, и как они смотрят на ее будущее. Я сразу вспомнил знакомые места: и лесопильню на берегу маленькой быстрой речки, и горы, грозно нависшие над ней, и, конечно же, этот двор под развесистой липой, и этот старый особняк. В тот вечер я вошел не широкой парадной лестницей, что с двух сторон ведет к дверям, — несколько позже я видел на этой лестнице весьма необычно одетых людей, они сидели и разговаривали. Я предпочел боковой вход, миновал кухню и буфетную, где прислуга разбирала посуду — тарелки и бокалы. Оттуда я проник в зал, потом в столовую, после — в маленький салон. В столовой я застал странную компанию за игрой в карты, той же ночью, но уже позже, там одиноко сидел некий старый господин и пытался произнести речь. В зале танцевали, а по двору в это время слонялись дети, младший брат Бьянки вместе с другим мальчуганом из родственников. Никто из этих людей меня не узнал. Возможно, они забыли обо мне, а может быть, думали даже, что меня давно нет в живых. Они беседовали друг с другом, но ко мне не обращались, и, если эта ночь показалась мне ночью кошмаров, если мне померещилось, что по дому свободно разгуливали самые невероятные посетители, то, видимо, виной всему мое одиночество. О Бьянке говорили довольно много, но все как-то пугливо и невпопад, а подчас и вовсе невразумительно. Что же до жениха, то его, похоже, вообще никто не видел, да-да, как будто она вышла замуж за человека-невидимку, за господина Никто. И вот что любопытно: казалось, все только о том и думали, что, пока они здесь разыгрывают непринужденное веселье, с молодоженами, отправившимися в свадебное путешествие, непременно должно произойти что-то неладное. А между тем именно здесь, в доме, все катилось навстречу какой-то чудовищной неразберихе. Лица теряли очертания и расплывались, повсюду клубилась пыль, со стен падали праздничные украшения.
Слышно звяканье тарелок, перезвон бокалов, плеск воды в мойке. Вдалеке шаги и голоса многих людей.
Т е р е з а. Господин Вебер, там гирлянда свалилась.
В е б е р. Иду, сейчас иду, Тереза.
Т е р е з а. Да это не к спеху. Лучше вот помогите мне сперва отнести бокалы.
В е б е р. Одну минутку. У меня руки мокрые. Как вам нравится свадьба, Тереза?
Т е р е з а. Не хотела бы я так выходить замуж. Без венчания. Без фаты. Без венка.
В е б е р. Да, вот мать Бьянки, та еще венчалась в церкви. Ветер был как сегодня, и, когда она выходила из экипажа, ее фата тихо развевалась. Парни из деревни выстроились в цепочку, и жених должен был выкупать невесту. А ребятишки из школы водили хоровод.
Т е р е з а. Красиво было, наверное.
В е б е р. Все меняется. Никаких тебе церемоний. Никаких застольных речей. Одна музыка.
Т е р е з а. Но музыка сегодня хорошая. Парни все молодые. Студенты. Только на вид какие-то отощавшие.
В е б е р. А нынче все молодые так выглядят. Посмотришь на них — словно за ними кто гонится: все несутся куда-то опрометью и никак не могут угомониться. (Пауза.) Ну вот, Тереза, я собрал бокалы. Где подносы?
Т е р е з а. Вот один, а еще два в буфете. А барышня уехала уже?
В е б е р. Да, они уже уехали. Я им помог, чемоданы снес. Велено было, чтобы никто ничего не знал. Даже жене моей — и то не разрешили сказывать.
Т е р е з а. О чем же они говорили, молодые, когда уезжали?
В е б е р. Барышня спрашивала, достаточно ли бензина в баке. А потом они говорили о стеклоочистителях.
Т е р е з а. О стеклоочистителях?
В е б е р. Да. Что он как рука, отирающая слезы. Только, мол, все это без толку, потому что сразу набегают новые.
Т е р е з а. Не очень-то веселый разговор для новобрачных.
В е б е р. Раньше они тогда тоже так не уезжали, тайком. Тогда все гости стояли на лестнице и махали им. А молодые люди забрасывали их рисом, и смеялись, и кричали вслед. (Пауза.) Но, знаете, Тереза, не сказать, чтобы Бьянка была особенно печальной. Нет. Она мне руку подала и просила привет передать кое-кому в деревне.
Т е р е з а. Кому же это?
В е б е р. Старому лесничему. И еще парализованной портнихе.
Т е р е з а (изумленно). Да они же померли давно.
В е б е р. Наверное, Бьянка об этом не подумала. Со старым лесничим она, когда еще девочкой была, часто ходила в горы, а портниха вроде бы сказки ей рассказывала.
Т е р е з а. Пять, шесть, семь. Еще одну тарелку с тюльпанами кокнули.
В е б е р. Надо пойти повесить гирлянду на место. Сбегай, глянь, я никому там не помешаю?
Т е р е з а. Да в зале никого нет, одни музыканты. Гости все в столовой у стойки. Пуки в дверях стоит, с кем-то разговаривает, только я его не знаю. Господин гуляет в саду.
В е б е р. Он-то сейчас переживает больше всех.
Т е р е з а. А ведь все время ссорился с барышней.
В е б е р. Тебе этого не понять, Тереза. А вот я понимаю, потому что у меня у самого есть дети. Все время думаешь, что они не выказывают тебе достаточно любви. Ну пойдем. Я возьму большой поднос.
Т е р е з а. А все-таки чудно, что эта Бьянка велела передать привет покойникам.
С в а д е б н ы й г о с т ь. Как сейчас, помню все это: и голоса, и дребезжание бокалов, и шум воды. Вот они проходят мимо меня, старик и маленькая служанка, со своими подносами, на которых горкой — чистая посуда. Я следую за ними в зал, тут у дверей стоит сестра Бьянки — Пуки. Я бы ее, вероятно, даже и не узнал, до чего она выросла за это время, совсем почти девушкой стала. Вероятно, она сейчас даже старше, чем Бьянка была тогда. Но на сестру она ничуть не похожа. Она нахальная и напористая, уже по голосу можно догадаться, что сумеет за себя постоять. Сейчас она намеревается проводить в гардероб нового гостя, господина в цилиндре и с двумя элегантными саквояжами.
Помещение. Отдаленный гул голосов.
П у к и. Проходите вот сюда, раздевайтесь.
М а г. Разрешите представиться…
П у к и. Да я знаю. Вы — маг. Родители вас пригласили для оживляжа.
М а г (шокированно). Простите, для чего?
П у к и. Ну да, для оживляжа. Понимаете, на таких празднествах после полуночи обычно скучища жуткая. Вы когда-нибудь выступали на свадьбах?
М а г. Откровенно говоря, нет.
П у к и. Ну вот, а я что говорила? Полный бред. Это идея моей матери. Что вам понадобится?
М а г. Если вас не затруднит, я бы попросил столик. Маленький и не слишком тяжелый. И еще один стол, побольше, чтобы ставить на него ненужные предметы. Позвольте узнать, с кем имею честь?