Свидетели. Но она тогда еще и знать ничего не знала. Даже и в мыслях быть не могло, это ведь сколько месяцев назад… Она и не думала, что будет вот так тут лежать — маленький холмик под одеялом. Ну и что, что в этом такого?! Всегда так выглядит, холмик под одеялом, а как же еще?! Да мне вовсе и не обязательно тут торчать и глазеть на нее. Она выспится, придет в себя, и я сразу почувствую, что я свободен и могу немножко прогуляться. Так просто, никуда, проветриться, прочистить мозги от всей этой дряни, встать просто вот так, с пустой головой, перед мисс Конни Шутер, этой хорошенькой трубачкой из ансамбля «Midnight Follies»[9], благо ее сейчас можно видеть на любой афишной тумбе. Моя голова всовывается в жерло твоей трубы, продуй ее, дунь что есть силы, во всю мочь твоей колоссальной груди, вот хорошо, я слышал самый мощный аккорд на свете, и плевал я на все, моя ласточка, меня на этой мякине не проведешь, я не буду спрашивать, как Беата, тю-тю я или не тю-тю, я не буду спрашивать, как Лео, существую я или нет, я слышал самый громкий аккорд на свете, все, поговорили — и баста, ты меня поняла, плевать я хотел на эти обойные рожицы, плевать я хотел на свидетелей, плевать на «никто тебя не любит так, как я», плевать на «что-нибудь легонькое» и на «что-нибудь красивое», и на то, какой могла быть жизнь, и на то, какой она должна быть, плевать, сегодня покончим, и все будет шито-крыто, и никаких забот больше, и я наконец-то вздохну спокойно, вы даже не представляете, как спокойно я вздохну. Сейчас она должна прийти. Сейчас! Сейчас же! Она сейчас же должна прийти! Сейчас! Я не могу больше ждать! Ты же получил свои двести пятьдесят марок, наличными, прямо в лапы?! О каких же еще сложностях может быть речь? Я ей сказал, что это совершенный пустяк, и я был прав, в чем, в чем, а тут я был прав, уж он-то дело знает, у него умелые лапы, они знают, за что и как браться, хватка хоть куда. Она даже не почувствует ничего, будет лежать тихо, лицо как под водой, как подо льдом.
Пауза.
Ничего не случится, не может случиться. С тем же успехом она может попасть в аварию, сидя в такси. С точки зрения статистики. Просто поразительно, до чего можно додуматься с точки зрения статистики. Вот они тащат что-то на кушетку. Холмик под одеялом, он не движется. Две фигуры над кожаной кушеткой. Он выпрямляется. Совершенно пустое лицо. Готово. С этим покончено. С этой покончено. Готово, покончено! И он прячет свои лапы, как будто он ни при чем. Но это тебе так не пройдет, ручаюсь, что не пройдет, ты, ты это сделал, не я, а ты, ведь ты там стоишь, а не я! Ведь где она сейчас? Здесь, у меня, ее нет.
Непродолжительная пауза.
Здесь ее нет.
Снова звук уходящего времени. Потом как бы издалека, из пространства, ее голос.
О н а. Это ты, ты идешь по коридору. Ты открываешь дверь, вот твое лицо. Я узнаю тебя. Я не узнаю тебя. Ты меня не узнаешь. Скажи же хоть что-нибудь. Скажи «здравствуй». «Здравствуй, вот и я».
Его голос — с монотонной тягучестью, как на магнитофонной ленте.
О н. На зеленом на лугу стоит чашка творогу, на зеленом на лугу стоит чашка творогу, на зеленом на лугу…
О н а (как и прежде). Зачем ты дразнишься и почему ты прячешь руки?
О н (кричит). Мои руки тут ни при чем!
Пауза.
Здесь, у меня, ее нет.
Мне надо быть в форме. Торчу тут как пень. Мне надо быть в форме. Полюбуйтесь, вот он я, мужчина, который покупает цветы. Цветы на всякий случай. Что к лучшему, что к худшему, все дело случая. Для того чтобы вставать каждое утро, вовсе не обязательно мнить о себе бог весть что.
Когда она возвращалась с работы и знала, что я ее здесь жду, она, прежде чем подняться по лестнице, звонила три раза, три коротких и резких звонка: иду, иду, иду!
Да, знаю, я тебя видел. Вот сейчас там наверху, на стенке, затрезвонит звонок — и разом ударит, загремит, застучит в висках!
Но нет, это подходит медленно, подходит исподволь, оно подступает неспешно, тихо урча, оно крадется по коридорам, крадется ощупью, чтобы не упустить меня. Здесь я! Ну же, вот он я! Ждать, ждать, слепо и бессильно. Здесь! Я жду тебя, слышишь, я кричу тебе, здесь я, иди сюда, мгновение истины, я схвачу тебя за глотку!
Пауза.
Ладно, к чему этот шум. Что будет, то будет, так или эдак. Факты есть факты, их надо признавать, и никуда они не денутся.
Проверьте ваше лицо. На правильном лице расстояние между глазами точно соответствует величине одного глаза.
Сигнал уходящего времени — теперь как нарастающая, диссонирующая последовательность звуков, жалобно обрывающаяся в кульминации — в тот момент, когда она входит в комнату.
О н. Хильда! Извини, я ничего не слышал. Ты звонила?
О н а. Нет.
О н. Иди сюда, скорее ложись. Вот сюда, разговоры потом, ложись.
Что тебе дать?
О н а. Там чай остался?
О н. Да, сейчас. Но ложись, ради бога. (Возится с чайником.) Чай холодный.
О н а. Мне только глотнуть.
Он наливает чай. Она пьет и отставляет чашку.
О н. Почему ты не ложишься? Это неразумно. Послушай, может, тебе что-нибудь нужно. Он не говорил, может, мне нужно за чем-нибудь сходить?
О н а. Его не было.
О н. Прости, как ты сказала?
О н а. Я проездила зря. Его не было.
Пауза.
О н. Если ты думаешь, что я понимаю, что ты там бормочешь, то ты ошибаешься. (Внезапно.) Ну что с тобой? Я только сказал, что я не понимаю. Тебя три с половиной часа не было.
О н а. Я не могу больше.
О н. Погоди, погоди. Я и сам докопаюсь. Ты была там три с половиной часа. Но его не было. Значит, он забыл, что назначил тебе? И вот через три с половиной часа ты наконец приходишь.
О н а (перебивая его). Он уехал, его вызвали, и он передал мне, чтобы я подождала.
О н. Ах вот как. И ты не выдержала. Сначала ждала, а потом сбежала.
О н а. Нет, нет.
О н. Но я тебя вполне понимаю.
О н а. Он позвонил и сказал, чтобы я не ждала больше.
Непродолжительная пауза.
О н. И что же теперь?
О н а. Я должна прийти еще раз. Завтра в три.
Пауза. Он закуривает сигарету.
О н. Прости, ты будешь?
О н а. Нет, спасибо.
Он насвистывает сквозь зубы размытую, стертую до неузнаваемости мелодию.
О н. Еще чаю?
О н а. Нет, спасибо.
Он открывает крышку чайника и снова закрывает ее.
О н. Там еще целая чашка! (Пауза.) Так говоришь, завтра в три?
О н а. Да.
О н. Пошли отсюда. Нельзя терять ни минуты, мы идем в город.
О н а. Куда ты хочешь идти?
О н. В город, в кино. Какой-нибудь фильм посмотрим. Пойдем, чего ты ждешь? У нас еще двадцать часов времени. Какой смысл сидеть тут и глазеть друг на друга.
О н а. Я хочу знать, кто ты.
О н. Хорошо, хорошо, возьми вот свою кофту. Вечером, наверно, будет холодно.
О н а. Неужели ты пошлешь меня туда еще раз?
О н. Я не могу больше об этом говорить, ты понимаешь или нет? Если ты будешь умницей, если мы сейчас отсюда уйдем…
О н а. Что тогда?
О н. Пожалуйста, возьми кофту. Все уже решено, я больше ни минуты не могу об этом говорить.
О н а. Ты прав.
О н. Что это значит? Что ты на меня уставилась?
О н а. Кажется, теперь я знаю, кто ты.
Перевел М. Рудницкий.
Зигфрид ЛенцОБЫСК
Кристина
Электромонтер
Ричард
Генри
Том
Босс
Феликс
Негромкое постукивание молотка в просторной комнате. М о н т е р что-то напевает, держа во рту шурупы. Шаги Кристины все ближе. Тишина. К р и с т и н а — молодая женщина, обладающая тем не менее опытом долгого супружества. По-видимому, она дорожит этим опытом.
К р и с т и н а. Ну вот. Теперь лучше. Теперь розетки больше не опасны.
М о н т е р. До следующего раза.
К р и с т и н а. Что вы имеете в виду?
М о н т е р (не вынимая шурупов изо рта, с полной откровенностью). Я уже два раза убирал контакты поглубже, но вам все казалось мало.
К р и с т и н а. Только со временем понимаешь, какие опасные предметы подстерегают тебя дома. Знаете, сколько людей погибает, не выходя из своих квартир?
М о н т е р. Это не по моей части.
К р и с т и н а. Вам-то что: удары электричеством входят, так сказать, в вашу профессию.
М о н т е р. Если быть к ним готовым, ничего не почувствуешь. (Вынимает шурупы изо рта.) Или, скажем, почти ничего. Мне обычно просто кажется, что это мой старик трясет меня за руку — он водит каток на строительстве дороги.
К р и с т и н а. Меня розетки прямо притягивают. Если я долго гляжу на эти две дырочки, то невольно растопыриваю пальцы, средний и указательный. Вот так. А потом медленно подхожу все ближе…
М о н т е р. Вам, наверное, лучше бы не иметь в доме розеток.
К р и с т и н а. Может, вы когда-нибудь изобретете новое электричество — дружелюбное, безобидное. Я тогда стану вашим первым клиентом. А пока мне придется мириться с розетками.
М о н т е р. Во всяком случае, это моя последняя работа перед свадьбой: я ведь завтра женюсь. (Пауза. Он собирает инструменты.) Вы, наверное, уже давно замужем?
К р и с т и н а. Сто лет.
М о н т е р (неуверенно улыбаясь.) Этого по вас не скажешь.
К р и с т и н а. А что по нас вообще можно сказать?
М о н т е р. Шесть лет, самое большее — восемь.
К р и с т и н а. Не забудьте отвертку.
М о н т е р. Правда, что люди становятся похожи, прожив так долго вместе?
К р и с т и н а (тихо, с улыбкой). Они становятся прозрачными. Им нужно все меньше масок. В этом смысле они действительно становятся похожими. И, наконец…