Модели культуры — страница 16 из 54

Если они несчастливы вместе и думают разойтись, особенно если у них нет детей, жена постарается пойти прислуживать на ритуальных пирах. После того, как она переговорит с глазу на глаз с подходящим мужчиной, они договорятся о встрече. У зуни найти женщине нового мужа никогда не представляло трудности. Женщин здесь меньше, чем мужчин, и для мужчины почетнее жить с женой, чем оставаться в доме матери. Мужчины всегда охотно идут на связь. Когда женщина убеждается, что не останется одна, она собирает все имущество мужа и оставляет его у порога, в старые времена – на крыше у люка. Вещей немного: запасная пара обуви, юбка и пояс для танца, если они у него есть, коробочка с драгоценными перьями для молитвенных палочек, горшочки с красками для изготовления молитвенных палочек и обновления масок. Вещи, имеющие бóльшую ценность для обрядов, он никогда не приносил из дома матери. Вернувшись вечером домой, он видит небольшой сверток, берет его и начинает плакать, а затем возвращается с ним в дом своей матери. Он и его семья плачут, их считают несчастными. Но такая перестановка в местожительствах служит лишь предметом мимолетных сплетен. Мужья и жены следуют четко установленным правилам, и правила эти едва ли предполагают глубокие чувства, будь то ревность, месть или привязанность, которая не принимает отказа.

Несмотря на случайный характер брака и развода, значительная доля семей народа зуни сохраняется на протяжении бóльшей части жизни. Ругань порицается, так что в большинстве браков царит мир. Постоянство браков зуни тем поразительнее, что брак, вместо того чтобы стать общественным институтом, который собрал в себе всю мощь традиций, как это произошло в нашей культуре, напрямую пересекает наиболее крепко устоявшуюся общественную связь народа зуни.

Это матрилинейная семья, которая обладает ритуальным правом на владение священными фетишами и заботу о них. Дом и хранящееся в нем зерно принадлежит бабушке, ее сестрам, ее дочерям и дочерям ее дочерей. Независимо от того, что может произойти в браке, женщины остаются в доме всю жизнь. Они представляют собой надежный тыл. Они заботятся о принадлежащих священных предметах и поддерживают их. Они хранят свои секреты вместе. Их мужья считаются чужаками, и связь с домом во всех делах поддерживают их братья, теперь женатые на женщинах из других кланов. Именно они возвращаются во время проведения каждого обряда, когда на алтарь устанавливается священная утварь. Именно они, а не женщины, выучивают наизусть обряды, связанные с их священными связками, и навсегда сохраняют их. По всякому важному поводу мужчина приходит в дом своей матери, который после ее смерти становится домом его сестры, и, если его брак распадается, он возвращается в свой же дом.

Эта укорененная в собственности на дом и объединенная заботой о священных предметах кровно-родственная группа есть важнейшая ячейка общества у зуни. Она незыблема и обладает общими заботами. Но данная группа не является экономической ячейкой. Каждый женатый сын или брат трудится над тем, чтобы пополнить кукурузные запасы своей жены. Только в случае, если в доме его матери или сестры не достает мужской рабочей силы, он займется уходом за кукурузным полем его кровно-родственной семьи. Экономическую ячейку составляет семья, живущая в одном доме – бабушка и ее муж, ее дочери и их мужья. Несмотря на то что эти мужья с ритуальной точки зрения считаются чужаками, они входят в эту экономическую ячейку.

В случае с женщинами никакого противоречия не возникает. Они никоим образом не подчинены своим мужьям. Но вот мужчины подчинены сразу двум группам: они мужья в одной и братья – в другой. В более влиятельных семьях, которые несут заботу о неизменных фетишах, роль мужчины как брата, безусловно, имеет бóльший вес в обществе, чем его роль мужа. Во всех семьях положение мужчины обусловлено не его положением кормильца, как принято у нас, а его связью со священными предметами его семьи. Как муж, он не обладает подобной связью со священными предметами дома его жены и не может претендовать на них, поэтому он обретает положение в семье, лишь когда его дети становятся взрослыми. Именно как их отец, а не как кормилец или муж их матери, обретает он наконец определенную значимость в этой семье, в которой он прожил, быть может, уже двадцать лет.

Как и установление семейных связей, экономические отношения обладают для зуни сравнительно малой значимостью. Как и все пуэбло, и даже в большей степени, чем остальные, зуни богаты. У них есть сады, персиковые рощи, овцы, серебро и бирюза. Они имеют для человека ценность, если позволяют изготовить для себя маску, заплатить за обучение обряду или развлечь племенных богов в масках на празднике Шалако. Для последнего ему необходимо построить дом, чтобы боги благословили его новоселье. Целый год он кормит членов культа, которые строят его дом, добывает бревна для изготовления брусьев, развлекает все племя во время финальной церемонии. Он должен взять на себя бесчисленное множество обязанностей. Для этого весь год он будет сажать много растений и увеличит свое стадо. Его клан будет помогать ему, и он обязан будет сполна отплатить им добром. Разумеется, подобное использование богатства – неотъемлемый атрибут человека с положением, однако ни его, ни кого-либо другого не занимает подсчет имущества как такового. Значение имеет только то, какую роль он играет во время обряда. «Ценная», как говорят коренные жители, семья есть та семья, что обладает неизменными фетишами, а важный человек есть тот человек, что взял на себя множество ритуальных ролей.

Все их традиции направлены на то, чтобы для исполнения ритуальных правомочий богатство играло настолько маленькую роль, насколько это возможно. Хотя ритуальные предметы считаются частной собственностью и заполучить их можно, потратив немало средств и труда, ими свободно может воспользоваться всякий, кто имеет на это право. Многие священные предметы слишком опасны, и пользоваться ими могут лишь те, кто обладает знанием, однако это табу не является табу на чужую собственность. Охотничьи фетиши находятся в распоряжении общества охотников, однако их может взять в пользование всякий, кто отправляется на охоту. Такой человек берет на себя ответственность, которая обычно возлагается на тех, кто использует эти священные предметы. Ему нужно будет высадить молитвенные палочки, соблюдать воздержание и проявлять милосердие на протяжении четырех дней. Однако он ничего не платит, и те, кто владеет фетишами как частной собственностью, не обладают исключительным правом на их сверхъестественную силу. Также и человек, у которого нет своей маски, волен одолжить ее, и к нему не будут относиться как к нищему или попрошайке.

Помимо того, что личное имущество и владение ритуальными предметами необычным образом не связаны между собой, другие, более распространенные виды взаимоотношений у зуни делают богатство сравнительно незначительным. Принадлежность клану с множеством ритуальных полномочий важнее богатства, и бедного человека часто могут призывать для исполнения ритуальных обязанностей, потому что он принадлежит к соответствующему линиджу. Кроме того, ответственность за участие в обряде возложена на целую группу. Любые действия отдельного человека во время исполнения обряда, как и в любой другой сфере жизни, он осуществляет как член какой-то группы. Он может быть относительно бедным человеком, однако его семья или кива, от чьего лица он действует, обеспечивает его всем необходимым для проведения обрядов. Такое участие группе всегда выгодно, поскольку оно приносит ей великое благословение, а имущество любого уважающего себя человека не является критерием, по которому его могут допустить или не допустить к исполнению ритуальных ролей.


Пуэбло – народы с развитой системой обрядов. Но не этим они отличаются от других народов Северной Америки и Мексики. Различие кроется гораздо глубже, чем просто в численности распространенных среди них обрядов. В цивилизации ацтеков ритуалов было не меньше, чем у пуэбло, и даже индейцы Великих равнин, с их танцем солнца, мужскими обществами, орденом табака и военными ритуалами, обладали богатой обрядовой культурой.

Различие между индейцами пуэбло и другими культурами Северной Америки есть то же самое различие, которое выявил и описал Ницше в своих исследованиях греческой трагедии. Он пишет о двух диаметрально противоположных путях формирования ценностей жизни. Дионисическое начало следует им, «уничтожая обычные рамки и ограничения существования». В самые важные мгновения оно стремится вырваться из границ, навязанных ему его пятью чувствами, и прорваться в иную плоскость восприятия. Желание дионисического человека, касается оно личного опыта или ритуального, состоит в том, чтобы прорваться сквозь него к определенному психологическому состоянию, достичь чрезмерного. Эмоции, к которым он стремится, больше всего напоминают опьянение, он ценит озарения безумия. Он, подобно Блейку, верит, что «дорога избытка ведет к дворцу мудрости». Аполлоническому человеку все это чуждо, часто он не имеет представления о природе подобных переживаний. Он находит средства изгнать их за пределы своей сознательной жизни. Ему «ведом лишь один закон, мера в эллинском смысле». Он держится середины дороги, идет по проверенному маршруту и не доводит себя до разрушительных психологических состояний. По меткому замечанию Ницше, даже в исступлении танца «он остается собой и сохраняет свое имя и гражданскую честь».

Народам пуэбло Юго-Запада свойственно аполлоническое начало. Не все то, что Ницше пишет о различиях между аполлоническим и дионисическим, применимо к описанию различий между индейцами пуэбло и окружающими их народами. Приведенные выше строки вполне правдивы, но некоторые качества, больше развитые в Греции, нельзя найти среди индейцев юго-запада, у которых, в свою очередь, больше развиты качества, которые нельзя найти в Греции. В данной работе мы прибегаем к описанию целостной конфигурации культуры коренных жителей Америки через термины, относящиеся к греческой цивилизации, вовсе не из желания приравнять одно к другому. Мы используем их не оттого, что все присутствующие в Греции установки можно найти у коренных жителей Америки, а оттого, что благодаря данным категориям мы можем четко определить качества, отличающие народы пуэбло от других индейцев Америки.