[21] записал у зуни отсылку к этой легенде, которая составляет основу космологии юмаязычных (не пуэбло) племен Юго-Запада и известна во многих соседних регионах. Солнце и Земля жили в браке, и из чрева Земли появилась жизнь – неодушевленные предметы в пользование человеку, а также сам человек и животные. Со времен Кушинга мифы о сотворении мира у зуни записывались со слов разных обществ, разных жречеств и простых людей, и они все также полагают, что жизнь зародилась на четвертом уровне подземного мира, но они не видят в нем чрево Земли, в которой жизнь появилась благодаря небесному отцу. Они не мыслят в этом направлении.
Отношение зуни к половым отношениям обнаруживает определенные сходства с нормами, которые в нашей цивилизации называются пуританскими, однако не менее поразительны различия между ними. Пуританское отношение к половым отношениям проистекает из отождествления их с грехом, а у зуни понятия греха нет. Грех не ведом им не только в половом акте, но и в любом другом деле. Они не страдают от чувства вины и не рассматривают половое влечение как череду искушений, которым нужно противостоять болезненными усилиями воли. Целомудрие как образ жизни резко осуждается, а в народных легендах никто не заслуживает бóльшего порицания, чем надменные девушки, отказывающиеся выйти замуж в молодости. Они остаются дома и работают, не пользуясь теми случаями, когда они по праву могут наслаждаться вниманием со стороны юношей. Но боги действуют вразрез с представлениями о пуританской этике. Они спускаются на землю и, несмотря на обстоятельства, ухитряются с ними спать, учат их наслаждению и покорности. Этими «приятными воспитательными средствами» они способствуют тому, что девушка обретает в браке настоящее счастье простых смертных.
Хорошие отношения между двумя полами суть лишь одна разновидность хороших отношений между людьми вообще. Там, где для нас разница неоспорима, они в качестве похвалы скажут: «Он всем нравится. Он всегда состоит в отношениях с женщинами». А могут сказать: «Он никому не нравится. Женщины его совершенно не беспокоят». Половые сношения составляют неотъемлемую часть счастливой жизни.
Их космологические идеи представляют собой еще одну форму, в которой они необычайно последовательно выразили свой дух. То же отсутствие напряженности, конфликта и опасности, что они учредили в этом мире, они распространяют и на мир иной. По словам доктора Банзл, потусторонние существа «не враждебны человеку. Поскольку они могут не давать своих даров, их помощью необходимо заручиться посредством подношений, молитв и магических практик». Но это не задабривание злых сил. Такая мысль им чужда. Скорее считается, что сверхъестественные существа любят то же, что и люди, и если люди любят танцевать, значит и они тоже. Поэтому, надевая их маски, они приводят их назад к зуни, чтобы потанцевать, они достают целительские связки и «танцуют» с ними. Это доставляет им удовольствие. Даже кукуруза из кладовой должна танцевать. «Во время зимнего солнцестояния, когда все обрядовые группы проводят ритуалы, главы домов кладут в корзину шесть совершенных початков кукурузы и напевают им. Это называется “вытанцевать кукурузу”, чтобы та не чувствовала себя обделенной вниманием во время этого обрядового сезона». Так и грандиозный танец кукурузы, который теперь уже не исполняют, достигал своей кульминации в той радости, что они могли разделить с кукурузными колосьями.
В отличие от нас, они не представляют вселенную, как противостояние добра и зла. Им не свойственен дуализм. Прижившееся в народах пуэбло европейское понятие колдовства претерпело причудливые изменения. У них оно не происходит из величия сатаны, которое противостоит доброму богу. Они вписали ее в собственную схему, и колдовская сила вызывает подозрение не потому, что идет от дьявола, а потому, что она «овладевает» своими хозяевами и отвергнуть ее после принятия уже нельзя. Любая другая сверхъестественная сила проявляется, если к ней воззвать. Высаживая молитвенные палочки и соблюдая табу, человек показывает, что имеет дело с чем-то священным. По окончании ритуала человек идет к сестрам своего отца, где его волосы омывают, и он снова возвращается к мирской жизни. Или жрец отдает свою силу другому жрецу, чтобы там она могла отдохнуть, пока не понадобится снова. Мысль о том, что священность можно снять, и способы, как это сделать, ясны для них так же, как в Средние века была ясна мысль о снятии проклятия. Пуэбло не знают подобных приемов освобождения от сверхъестественной силы, дарованной колдовством. От этой необъяснимой сущности нельзя избавиться, а потому колдовство дурно и опасно.
Нам трудно отложить в сторону нашу картину мира, заключающуюся в борьбе добра и зла, и посмотреть на мир, каким его видят пуэбло. Ни смена времен года, ни человеческая жизнь не видятся им, как гонка жизни и смерти. Жизнь есть всегда, смерть есть всегда. Смерть не отрицает жизнь. Времена года разворачиваются перед нами, как и человеческая жизнь. В их отношении к жизни «нет смирения, нет подчинения желаний более могущественной силе, но есть чувство единения человека со вселенной». Во время молитв они обращаются к богам:
Мы станем единым целым.
Они делятся с богами сокровенными мыслями об отношениях между ними:
Владея своей страной,
Владея своим народом,
Вы тихонько присядете рядом с нами.
Навсегда мы останемся
Детьми друг для друга.
Мое дитя[22],
Моя мать,
Согласно словам моим,
Да будет так.
Они говорят о том, чтобы разделить с богами дыхание:
Далеко, на всех сторонах света
Как и у отцов моих, есть у меня жрецы, дающие жизнь[23],
Я прошу об их дыхании, дающем жизнь,
Об их дыхании старости,
Об их дыхании вод,
Об их дыхании семян,
Об их дыхании богатства,
Об их дыхании плодородия,
Об их дыхании твердого духа,
Об их дыхании силы,
Об их дыхании всей доброй удачи,
которой они обладают,
Прошу об их дыхании,
Получив в наши[24] теплые тела их дыхание,
Разделим его с твоим[25] дыханием.
Не отвергни дыхания отцов своих,
Но вдохни его в тело свое…
Чтобы мы могли окончить наши пути вместе.
Да благословит тебя жизнью отец мой,
Да будет путь твой исполнен.
Дыхание богов есть их дыхание, и тем, что они все разделяют, они всего добиваются.
Как и в отношениях между людьми, в отношениях человека и вселенной нет места героизму и желанию человека преодолевать препятствия. Он не видит ничего святого в тех, кто
Сражаясь, сражаясь, сражаясь,
Умирает, прижатый к стене.
У их вселенной свои благодетели, и они необычайно последовательны. Те, что оказались не к месту, объявлены в их вселенной вне закона. На маленьком, но давно устоявшемся островке в Северной Америке они создали цивилизацию, чей образ определяется чередой выборов, типичных для аполлонического начала, что находит непреодолимую радость в соблюдении формальностей и живет умеренно и трезво.
Глава 5Остров Добу
Остров Добу относится к архипелагу д’Антркасто и расположен в южной части восточного побережья Новой Гвинеи. Добуанцы являются одним из самых южных народов северо-запада Меланезии – территории, наиболее известной по многочисленным работам доктора Бронислава Малиновского, посвященным островам Тробриан. Два этих архипелага расположены так близко друг к другу, что народы Добу плавают к тробрианцам с торговыми экспедициями. Но это народ иной среды и иного нрава. Тробрианские острова – это плодородные низменные земли, на которых можно жить беззаботно и в достатке. Почва благодатна, а тихие заводи полны рыбы. Тем временем Добу представляет собой возвышающиеся над водой вулканические скалистые куски суши, на которых можно найти лишь скудные участки почвы и рядом с которыми почти нет рыбы. Население пытается выжать из природных ресурсов все возможное, несмотря на то что маленькие, разбросанные по всему острову деревушки в дни наивысшего расцвета насчитывали не более двадцати пяти человек, а сейчас это число сократилось вдвое. Народы же густонаселенных Тробрианских островов комфортно живут большими тесными общинами. Местные белые вербовщики смотрят на добуанцев, как на легкую добычу. Из риска остаться голодными в родных краях они легко соглашаются на рабский труд. Они привыкли к простой и скудной пище, так что пайки, которые они получают за работу, не склоняют их к мятежу.
Однако среди жителей соседних островов добуанцы известны не своей бедностью. Они знамениты скорее тем, как они опасны. Говорят, что они маги, обладающие дьявольской силой, и воины, что предадут тебя, не раздумывая. Несколько поколений назад, еще до прихода белых, они были каннибалами, и это учитывая, что большинство местных народов вообще не едят человеческую плоть. Народы окружающих островов считают их дикарями, устрашающими и не достойными доверия.
Добуанцы по праву заслужили такую оценку со стороны соседей. Они вероломны, им не ведом закон. Каждый сам за себя, и все против всех. В отличие от тробрианцев, у них нет слаженного общественного устройства, во главе которого стоят всеми уважаемые вожди и которое поддерживает постоянный мирный обмен товарами и привилегиями. На Добу нет вождей. Там однозначно нет определенного политического устройства. Строго говоря, у них нет законов. И это происходит не потому что они, подобно «естественному человеку» Руссо, еще не связанному общественным договором, находятся в состоянии анархии, а потому что существующие на Добу общественные формы придают злонамеренности и вероломству крайнюю ценность и превращают их в признанные обществом добродетели.