пельштильцхена в одноименной сказке, дает власть над ними. Поэтому имена этих существ известны лишь небольшому числу добуанцев. Человек знает только те имена, за которые он заплатил, либо те, что перешли к нему по наследству. Важные имена никогда не произносят вслух, их проговаривают шепотом, чтобы никто не услышал. Все связанные с ними верования относятся скорее к магии имени, чем к умилостивлению сверхъестественных существ.
Каждому виду деятельности соответствуют свои заклинания, и одно из самых поразительных верований жителей Добу заключается в том, что ни в одной области жизни нельзя ничего достичь без магии. Мы уже рассмотрели, как у зуни религия обходит стороной весьма значительную часть жизни. Все их религиозные практики предназначены для вызывания дождя, и даже если допустить, что мы немного преувеличиваем это традиционное убеждение, крупные сферы их существования лишены религиозности. Как мы увидим далее, у жителей Северо-западного побережья религия незначительно влияет на такую важную в их жизни деятельность, как укрепление своего положения. На Добу все иначе. Чтобы достичь чего-либо в чем-либо, необходимо прибегнуть к известным видам магии. Ямс не вырастет без заклинания, сексуальное желание не возникнет без приворотной магии, обмен ценностями в экономических сделках осуществляется магически, деревья не защищены от кражи, если на них не наложены злые чары, ветер не будет дуть без призыва магией, любая болезнь или смерть происходят исключительно из-за козней какого-нибудь волшебника или колдуна.
Поэтому важность магических заклинаний несравненна. Жгучая жажда успеха явственно отражена в ожесточенной борьбе за магические формулы. Ими никогда не владеют совместно. Нет никаких тайных обществ, которые обладали бы на них исключительным правом. Не существует какой-то группы братьев, к которой они переходят по наследству. Даже взаимная поддержка внутри сусу не простирается настолько, чтобы предоставить ее членам совместное право владения силой заклинания. Сусу просто направляет строго индивидуальный принцип наследования магии в нужное русло. Человек обладает правом на заклинание брата своей матери, но каждая формула может быть передана только одному человеку клана. Его ни в коем случае нельзя рассказать обоим сыновьям сестры, и обладатель формулы должен выбрать между своими собственными наследниками. Часто выбор падает на старшего сына, но если другой сын был ему ближе и полезнее, старшего пропускают и ему никак это не возмещают. Он может прожить целую жизнь без важных формул, например без заклинания для выращивания ямса или заклинания для экономического обмена. Это недостаток, о котором говорить унизительно и который едва ли можно исправить. Впрочем, какими-то чарами обладает любой мужчина и любая женщина. Широко применяются болезнетворные заклинания и приворотные чары. Сегодня, работая вдали от дома, добуанцы могут продать ненаследственные чары. Четыре месяца рабского труда все еще ценятся у них за одно-единственное заклинание, несмотря на то что участниками сделки были слуги белого человека, в определенной степени отчужденные от родной культуры. Размер платы в определенной степени отражает ценность этих заклинаний.
Добуанцы с маленького острова Тевара, на котором жил доктор Форчун, категорически отрицали, что белые или местные полинезийские учителя, приехавшие на Добу с миссией, могут содержать сады. Они говорят, что без магии это невозможно. Они просто не могут себе представить, что правила коренных жителей действуют только для самих коренных жителей. Народы Добу слишком сильно зависят от магии, причем только от магии, и не могут допустить, что белые или полинезийцы освобождены от такой необходимости.
Самая ожесточенная борьба за обладание магическими заклинаниями происходит между сыновьями сестры, которые имеют полное право требовать магию брата матери, и его собственными сыновьями. Благодаря их тесной связи с отцом и совместной работе в саду их встречное требование считается на Добу достаточно весомым. Согласно твердым убеждениям добуанцев, семя ямса может вырасти только благодаря магии ямса, передающейся из поколения в поколение внутри клана. Как мы уже увидели, семена и клан всегда неотчуждаемы. Тем не менее садоводческим заклинаниям обучают также сыновей владельца. Это еще одна завуалированная уступка силе группы, на которую добуанцы идут из-за брака, которая, конечно же, грубо нарушает их учение, закрепляющее за каждым отдельным человеком его исключительное право собственности.
Заклинания «подобны врачебной практике, хорошей деловой репутации или званию и землям пэра. Если врач продает или передает в наследство один и тот же навык двум разным людям, которые приходятся друг другу не партнерами, а деловыми соперниками, то едва ли закон поддержит такую сделку. То же самое относится и к деловой репутации. А у ворот феодального правителя, даровавшего двум людям одну и ту же землю и звание, собралось бы восстание. Однако на Добу, где [двое наследников] не являются партнерами, близкими друзьями или совладельцами общей собственности, а скорее враждуют между собой, подобная практика вполне законна. Оба наследуют одно и то же». Впрочем, если сын получил от отца больше магии, чем сын сестры, согласно общепринятому учению народов Добу, второй, будучи законным обладателем этих знаний, имеет право потребовать их у сына умершего, и тот должен будет обучить его безо всякого вознаграждения. Если же произошла обратная ситуация, у сына соответствующих прав не имеется.
На Добу, чтобы заклинание обладало силой, точность слов должна быть безупречной, и нередко вместе с ними необходимо для символических действий использовать особые листья или части дерева. В большинстве случаев они являют собой примеры магии подобия и опираются на упоминание кустовых водных растений, чтобы молодому ямсу была свойственна их пышность, или птицы-носорога, которая в щепки разносит обломок дерева, чтобы уберечься от разрушительного действия тропического сифилиса. Заклинания примечательны своей злонамеренностью и тем, как сильно в них воплощена вера добуанцев в то, что, когда один человек что-то приобретает, другой – обязательно теряет.
Садоводческие обряды начинаются с момента подготовления земли к высадке ямса и продолжаются вплоть до сбора урожая. В чарах, используемых для высаживания, только что посаженный ямс описывается так, словно бы его очень много, и он уже вырос. Чары, применяемые на ранней стадии роста ямса, изображают то, как лоза плетется под плетущим паутину большим пауком капáли:
Капáли, капáли,
кружась,
он радостно смеется.
Я и мой сад, затемненный листвою,
Я и мои листья.
Капáли, капáли,
кружась,
он радостно смеется.
До этого над ямсом не было установлено никакого магического надзора, и никакой ямс не был магическим образом украден. Однако теперь, когда он немного подрос, необходимо прочно укоренить его на своей земле. Потому что считается, что ямс, подобно людям, может по ночам бродить из одного сада в другой. Лоза остается на месте, а вот клубни уходят. К середине утра они обычно возвращаются. Поэтому ранним утром, когда обычно совершается вся работа в саду, полоть ямс не принято – нет никакого смысла. Надо покорно дождаться его возвращения. Также, когда ямс подрастает, он начинает возмущаться, если его свободу ограничить слишком рано. Поэтому заклинания по укреплению их в земле начинают применять лишь после того, как растения достигли определенной стадии роста. Эти заклинания заманивают блуждающий ямс остаться в саду, притом что расходы на него будут производиться за счет сада, в котором он был посажен. Садоводство на Добу есть такое же соперничество, как и борьба за наследство. Им не приходит в голову, что другой человек может изначально высадить больше ямса или постараться вырастить больше ямса из имеющихся семенных клубней. Каждый считает, что если урожай соседа хоть на сколько-нибудь превышает его собственный урожай, значит он был при помощи магии украден из его или чьего-либо другого сада. Поэтому с настоящего момента и до сбора урожая каждый возводит над своим садом материальные укрепления, старается использовать все известные ему чары по заманиванию чужого ямса и отводить чары соседа встречными заклинаниями. Эти ответные заклинания прочно укореняют корень ямса в земле, в которую его посадили, и оберегают его до сбора урожая хозяином:
Где стоит пальма касиара?[26]
В самом чреве моего сада
у подножия моего дома
он стоит.
Стоит он несгибаем, нерушим,
Недвижимый он стоит.
Те, что крушат деревья – пусть крушат,
Те, что бросают камни – пусть бросают,
Недвижимы они останутся.
Те, что с громом топчут землю – пусть топчут,
Недвижимы они останутся.
Он останется, он останется
Несгибаем, нерушим.
Ямс кулиа[27]
Останется несгибаем, нерушим.
Он останется, он останется недвижим
в самом чреве моего сада.
Неприкосновенность сада до такой степени уважается, что по обычаю муж и жена вступают в нем в половое сношение. Хороший урожай – это признание в воровстве. Предполагается, что он был опасным колдовством похищен из садов даже членов собственной сусу. Объем урожая тщательно скрывается, а одно упоминание о нем считается за оскорбление. На всех близлежащих островах Океании урожай служит поводом для проведения обряда, во время которого ямс выставляют на всеобщее обозрение, проводится показной парад, который является кульминацией обрядового цикла. На Добу урожай держится в тайне, подобно краже. Муж и жена понемногу переносят его в кладовую. Если урожай получился богатый, у них есть все основания опасаться слежки со стороны других, поскольку в болезни или смерти принято винить хороший урожай. Считается, что кто-то был так зол из-за чужого удачного урожая, что наслал на успешного садовода порчу.