Согласно мировоззрениям квакиутль, непосредственное разрушение медной пластины было лишь одним из вариантов данной практики. Великий вождь созывал свое племя и провозглашал начало потлача. «Более того, я так горд, что на этом костре я погублю мою медь Дандалайю, что вздыхает в моем доме. Все вы знаете, сколько я за него заплатил. Я отдал за него четыре тысячи одеял. А теперь я сломаю его, чтобы одолеть своих противников. Я превращу свой дом в место битвы для вас, мое племя. Возрадуйтесь, вожди – впервые вы побываете на столь великом потлаче». Вождь клал свою медную пластину в огонь, и тот поглощал ее, или же кидал ее в море с высокого мыса. Так он терял свое богатство, но обретал несравненный престиж. Он победил своего соперника в последнем состязании и тот теперь вынужден уничтожить медную пластину той же ценности или же признать свое поражение.
От вождя ожидалось поведение в определенной степени высокомерное и тираничное. При этом на него накладывались ограничения, чтобы он не становился чересчур деспотичным. Он не мог уничтожать имущество в том количестве, которое привело бы его народ к обнищанию, или участвовать в состязаниях, губительных для него самого. Существенное общественное ограничение, державшее его в рамках, выражено в одном нравственном табу: табу на неумеренность. Неумеренность всегда таит в себе опасность, и вождю не дóлжно преступать границы. Эти установленные обычаем границы, как мы увидим далее, часто допускали радикальное поведение, однако они всегда готовы были сдержать вождя, если тот злоупотреблял поддержкой своего народа. Они верили, что удача покидает того, кто зашел слишком далеко, и переставали следовать за таким человеком. Общество устанавливало рамки, хотя рамки эти нам покажутся невообразимыми.
Столь широко распространенное на Северо-западном побережье стремление к превосходству выражалось в каждой мелочи, свойственной обмену на потлаче. Приглашения на особо торжественные потлачи отправлялись не менее чем за год. На них издалека приплывали лодки, полные почетных гостей. Хозяин объявлял о продаже медной пластины, сопровождая ее самовосхвалением и ссылаясь на величие своего имени и своей меди. Он призывал гостей достать вещи, которые они приготовили в качестве ответного дара. Поначалу гости скромничали и предлагали лишь малую часть положенной стоимости, но процесс постепенно набирал обороты. На каждую прибавку продающая сторона презрительно отвечала: «Думаешь, это все? Вы просчитались, когда решили купить эту великую медь. Это еще не все. Ты дашь больше. Медь стоит так, как подобает моему величию. Давай еще сотню». Покупатель говорил в ответ: «Да, вождь, ты не знаешь жалости», и тут же посылал за требуемыми одеялами. Человек, задачей которого было подсчитать одеяла, считал их вслух, а затем обращался к собравшимся племенам: «Племена! Видите, как надо покупать одеяла? Мое племя сильно в покупке медных пластин – не то, что вы. В этой груде у меня шестьсот одеял. С этими словами, вожди народа квакиутль, я обращаюсь к тем, кто не умеет продавать медные пластины». После его речи поднимался вождь и обращался к людям: «Теперь вы увидели мое имя. Вот мое имя. Вот вес моего имени. Эта гора одеял возвышается до самых небес. Мое имя есть имя квакиутль, и вы, племена, нам не ровня. Берегитесь, вскоре я попрошу вас покупать медные пластины у меня. Племена, я терпеливо буду ждать, когда вы станете покупать у меня».
Но торг за медь только начался. Вождь со стороны продающих поднимался и начинал рассказ о своем величии и привилегиях, которыми наделен. Он перечислял своих мифических предков и говорил: «Я умею покупать медные пластины. Ты, вождь, вечно твердишь о своем богатстве. Разве не подумал ты об этой меди? Дай на тысячу одеял больше, вождь». Таким образом цена за медную пластину поднималась, пока не было оплачено три тысячи двести одеял. Потом у покупателя требовали ценные сундуки, в которые их можно было бы сложить. Приносили и их. Затем обязательно требовались еще дары, которые «украсят обладателя меди». Покупатель соглашался и подносил дары со словами: «Слушайте, вожди. Пусть служат вашим украшением это каноэ, цена которому пятьдесят одеял, и это каноэ, цена которому пятьдесят одеял, и это каноэ, цена которому пятьдесят одеял, и две сотни этих одеял. Итого, четыреста одеял. Дело сделано». Хозяин медной пластины отвечал: «Я принимаю цену». Но ничего еще не было сделано. Теперь покупатель обращался к владельцу и говорил: «Почему ты, вождь, принял цену? Слишком скоро ты принял цену. Должно быть, ты плохого обо мне мнения, вождь. Я – квакиутль, я тот, от кого произошли имена всех племен по всему миру. Ты сдаешься до того, как я закончил с тобой торговаться. Вам никогда не сравниться с нами». Он посылал гонцов к своей сестре, принцессе, и отдавал противнику еще двести одеял, «платья принцессы». Итого, получалось четыре тысячи двести одеял.
Так проходил довольно стандартный процесс покупки медной пластины. В состязаниях между великими вождями насилие и соперничество, лежавшие в самом сердце этой культуры, прорывались на волю. Существует история о ссоре между вождями квакиутль по имени Скороход и Метатель, которая из обыкновенного состязания превратилась в настоящую вражду. Вожди были друзьями. Метатель пригласил клан своего друга на пир, на котором подавалась морошка. Сало и ягоды он небрежно положил в лодки, которые не были предварительно очищены, и таким образом опорочил дары. Скороход воспринял это как тяжкое оскорбление. Он отказался от еды, лег и накрыл лицо своим черным медвежьим одеялом, а родственники, увидев его недовольство, последовали его примеру. Хозяин уговаривал гостей поесть, но Скороход сказал своему глашатаю обратиться с речью и пожаловаться на оскорбление: «Наш вождь не станет есть поганую еду, что ты предложил, поганый человек». Метатель презрительно ответил: «Да будет так. Ты говоришь, словно бы ты был несметно богат». Скороход ответил: «Я и впрямь несметно богат», и отправил своих гонцов принести свое медное морское чудовище. Получив его, он кинул его в огонь, чтобы «погасить огонь своего противника». Метатель также послал за своей медной пластиной. Его слуги принесли ему медь Взгляд на Асканс, и он тоже толкнул его в огонь в пиршественном зале, чтобы «поддерживать пламя». Но у Скорохода был еще одна медная пластина, Журавль, и он послал за ним и положил его в огонь, «чтобы погасить его». У Метателя не было другой медной пластины, поэтому он не мог добавить больше горючего, чтобы поддерживать огонь, и потерпел в первом состязании поражение.
На следующий день Скороход давал ответный пир и послал своих слуг пригласить Метателя. Метатель тем временем заложил достаточно имущества и мог взять еще одну медную пластину. Поэтому, когда перед ним положили дикие яблоки и сало, он отказался с тем и же словами, что и ранее Скороход, и послал своих слуг за медной пластиной Лик Дня. С его помощью он потушил огонь своего соперника. Скороход встал и обратился к нему: «Теперь погас мой огонь. Но подожди. Сядь на место и смотри, что я сейчас сделаю». Он исполнил танец глупцов, поскольку он принадлежал обществу глупцов, и уничтожил четыре каноэ своего тестя. Его слуги принесли их в дом, где проходил пир, и бросили их в огонь, чтобы очиститься от позора, который навлекла на них потушившая костер медная пластина Метателя. Его гости должны были во что бы то ни стало оставаться на своих местах, либо признать свое поражение. Черное медвежье одеяло Метателя опалилось, кожа его ног под ним покрылось волдырями, но он не дрогнул. Только когда пламя начало утихать, он встал и взялся за еду, выказывая таким образом полное безразличие к странному поведению своего соперника.
С тех пор Скороход и Метатель открыто враждовали. Поэтому они решили соперничать тем, что посвящались в различные религиозные общества, используя скорее свои религиозные права, а не мирские. Метатель втайне планировал провести зимние обряды, и когда Скороход узнал об этом от своих доносчиков, он решил превзойти его. Метатель провел обряд посвящения сына и дочери, а Скороход – двух сыновей и двух дочерей. Теперь Скороход превзошел своего соперника. Когда четверо его детей вернулись из своего ритуального уединения, а обрядовый танец достиг наивысшей точки неистовства, он приказал снять скальп со своего раба, который после этого был разрублен танцорами из общества медведя гризли и общества глупцов, а затем съеден каннибалами. Скальп же он отдал Метателю, который, безусловно, не мог потягаться с ним в величии.
Скороход одержал победу и еще в одном деле. Когда дочери его проходили посвящение в ряды танцующих общества воителей, они попросили, чтобы их поставили на огонь. Вокруг костра соорудили огромную стену из дров, чтобы привязать к этим доскам дочерей и предать их пламени. Вместо этого к доскам привязали двух рабов, одетых как подобает танцующим воителям. Четыре дня дочери Скорохода прятались, а затем неожиданно восстали из пепла рабов, который сохранился на огнище. Метателю нечем было тягаться с доказательством такой избранности, и люди его пошли войной против народа нутка. Лишь один человек вернулся, чтобы поведать о поражении и гибели всего отряда.
Говорят, эта история правдива, и есть свидетели других случаев соперничества, которые различаются между собой разве что жестами, которые соперничающие вожди совершали, чтобы продемонстрировать свое величие. Один из ныне живущих людей стал очевидцем того, как вождь пытался потушить огонь, используя при этом семь каноэ и четыреста одеял, в то время как хозяин пира, напротив, поливал костер маслом. Огонь перекинулся на крышу, и целый дом был почти полностью уничтожен, а участники пира оставались на своих местах с напускным безразличием и только посылали за чем-нибудь, что можно было бы еще подкинуть в огонь. «Потом вернулись те, кто уходил за двумя сотнями одеял, и они расстелили их над огнем хозяина дома. Так они его потушили. Потом хозяин взял еще ягод и диких яблок, а медную пластину, с которой танцевала его дочь, положил под пиршественный костер. Четверо молодых людей черпали масло и выливали в огонь по одному ковшу, и одеяла горели вместе с маслом. Хозяин брал масло и выливал его на своих соперников».