Модели культуры — страница 39 из 54

е вставал и передавал право на все находившиеся в каноэ вещи своему зятю. Самой важной частью имущества была маленькая шкатулка, в которой находились символы привилегий религиозных обществ и имена, которые переходили во владение зятя, чтобы потом быть переданными его детям.

Как только право собственности на все имущество переходило к зятю, его друзья бросались на каноэ с топорами и разрубали одну из крышек сундуков, крича: «И вот, наше нагруженное каноэ разбито», а зять отвечал: «Будем же радоваться». Это называлось «потопить каноэ» и знаменовало, что зять тут же раздаст все находящиеся в нем богатства членам племени, то есть отдаст под проценты, чтобы еще больше приумножить свое достояние. Это было наивысшим успехом для любого мужчины, и принадлежащая зятю песня, которую он поет по такому случаю, выражает торжество вождя на вершине своей власти:

Я пойду и расколю на куски гору Стивенс.

Я сделаю из нее камни для моего костра.

Я пойду и сломлю гору Катстаис,

Я сделаю из нее камни для моего костра.

Честолюбивый мужчина стремился жениться четыре раза, чтобы обрести как можно большее количество ценных привилегий и собрать ответные дары за выкуп невесты. Даже если стороны хотели заключить подобный союз, а подходящей дочери не было, передача прав все равно могла состояться. Мужчина женился на, как они говорили, «левой ноге», «правой руке» или любой другой части тела его будущего тестя. То есть ненастоящую свадьбу играли с теми же обрядами, что и настоящую, и таким образом происходила передача всех привилегий. Из этого становится ясно, что на Северо-западном побережье брак превратился в формальный способ передачи привилегий. Однако еще поразительнее рассказы о межплеменных браках, которые приводили к войне из-за зависти. Брак знатной женщины с мужчиной из другого племени означал для ее народа потерю танцев и привилегий, которые они бы очень не хотели отдавать кому-то другому. Так, однажды племя, от которого отец невесты изначально получил права на их танец, оскорбилось тем, что он может перейти к вождю вражеского племени. Они притворились, что устраивают пир, и пригласили на него отца невесты и его соплеменников. Когда все собрались, они напали на гостей и убили отца невесты и многих его друзей. Таким образом они предотвратили передачу права на этот танец вражескому вождю, который получил бы их впоследствии через брак в качестве уплаты долга за выкуп невесты. Впрочем, вождь, который из-за смерти тестя лишился права на желанный танец, решил так просто не сдаваться. Он заключил другой брак – с дочерью мужчины, который убил его тестя, и поэтому снова заявил свои права на этот танец. Таким образом, он получил танец, который хотел приобрести еще в первом браке.

Брак на Северо-западном побережье был во всех отношениях деловой сделкой и подчинялся тем же характерным правилам. Когда у женщины рождался ребенок и в качестве уплаты за выкуп невесты им приносили множество даров, считалось, что ее род выкупил ее обратно. Позволить ей остаться в доме мужа «просто так» было, конечно же, ниже их достоинства. Поэтому муж снова платил ее отцу, чтобы не оказалось так, будто он обрел что бы то ни было задаром.

Если во время брачного обмена стороны оказывались неудовлетворены, между зятем и тестем могла вспыхнуть открытая вражда. Однажды тесть подарил зятю одеяла и имя для посвящения младшего ребенка, а зять, вместо того чтобы раздать одеяла местному племени, с которым враждовал, передал их своим собственным родственникам. Это было смертельным оскорблением, поскольку так он хотел сказать, что дар был ничтожен, слишком мал для такого великого имени. Тесть отомстил за свой позор и забрал дочь и двух ее детей к себе в деревню. Он полагал, что это станет сокрушительным ударом для его зятя, однако тот под личиной равнодушия отверг свою жену и детей и повернул таким образом ситуацию в свою пользу. «Так его тесть был опозорен, поскольку зять отказался заплатить, чтобы увидеть своих собственных детей». Зять взял себе другую жену и продолжил дальше блюсти свои интересы.

Был и такой случай. Вождь, чей тесть неоправданно задерживал возвратный дар, потерял терпение. Он вырезал из дерева изображение своей жены и пригласил все племя на пир. В присутствии всех гостей он повесил на шею этого изображения камень и выкинул его в море. Чтобы отмыться от такого позора, тестю пришлось бы раздать гораздо больше имущества, чем у него было, так что зять таким способом лишил высокого положения свою жену, а вместе с ней и ее отца. Разумеется, брак был расторгнут.

Мужчина, который сам по себе не унаследовал никаких титулов, мог надеяться обрести положение через брак с женщиной из знатного рода. Обычно это был младший сын, которому из-за традиции первородства не досталось высокого статуса. Если он удачно женился и наживал богатство посредством умелого управления своими должниками, ему порой удавалось занять место среди великих мужей его племени. Но путь этот был тернист. Брак знатной женщины с простолюдином воспринимался ее семьей как унижение, а традиционный обмен имуществом во время заключения брака был невозможен, поскольку жених не мог собрать необходимое количество вещей. Если во время брака не был проведен потлач, про молодоженов говорили, что они «слиплись, как собаки», а их детей презирали как незаконнорожденных. Если жена передавала мужу имевшиеся в ее владении высокие титулы, считалось, что он получил их задаром, а для ее семьи это было позором. «Их имя опозорено и стало плохим именем, потому что она вышла замуж за простолюдина». Даже если ему удавалось скопить имущество и подтвердить право на свои имена, племена продолжали помнить о том позоре, и вожди могли объединиться против него и разрушить его притязания, одержав над ним победу на потлаче. Однажды мужчина из простого народа женился на знатной женщине и обрел положение за счет денег, которые он заработал у белых. Вожди, чтобы одолеть его, собрали вместе все свои медные пластины. Согласно рассказам, в которых они увековечили позор этого мужчины, они сломали три медные пластины: один ценой в двенадцать тысяч одеял, другой в девять тысяч одеял, и третий в восемнадцать тысяч одеял. Претендент на права не мог собрать тридцать девять тысяч одеял, чтобы купить медные пластины, сопоставимые с теми, что были сломаны. Он был повержен, а его детей пристроили в другие семьи, чтобы они, будучи наполовину знатного происхождения, не разделили его позора.

Получить привилегии можно было не только через брак. Самым почетным способом было убийство их хозяина. Мужчина, убивший другого человека, получал его имя, право на его танцы и гербы. Если племени не удавалось заполучить желанные права на танцы и маски, потому что враждовали с их владельцами, они могли подстеречь каноэ, в котором, как им было известно, находился обладавший этими обрядами человек. Тогда убийца получал право на обладание танцем, которое он потом передавал вождю или старшему брату, а тот проводил обряд посвящения своего племянника или сына и передавал ему имя и танец убитого. Подобный способ передачи, разумеется, подразумевал, что весь обряд – танец, песни, способ использования священных предметов – все это было известно человеку до того, как он убил их обладателя. Он обретал не знание обряда, а право собственности на него. Тот факт, что права, которыми была наделена жертва, беспрекословно переходили к убийце, отражает моменты в их истории, когда характерная для Северо-западного побережья борьба за привилегии велась преимущественно на войне, а соперничество в обладании имуществом играло меньшую роль.

На Северо-западном побережье обрести привилегии можно было не только через убийство человека – это был также любимый способ получить силу от богов. Тот, кто встретился со сверхъестественным существом и убил его, получал от него его обряд и маску. Всем народам свойственно использовать в обращении со сверхъестественным то поведение, на которое они больше всего опираются в общении с людьми. Однако нечасто случается, что почитанию богов уделяется так мало внимания, а отношение к ним настолько далеко от благоговения, что больше всего выгоды можно извлечь, убив или опозорив их. На Северо-западном побережье так и было принято.

Определенные права можно было получить еще одним способом, который не предполагал их наследование или покупку – стать служителем культа. Когда человек становился шаманом, его посвящал не отец или дядя, а сверхъестественные существа, и признанные имена и привилегии он получал от посетившего его духа. Поэтому шаманы обладали и пользовались своими правами «по указанию духов», однако их привилегии были равносильны привилегиям наследственным, и применялись они так же.

Традиционно человек становился шаманом после излечения от тяжелой болезни. Не все, кому удавалось излечиться от недуга, становились шаманами, а только те, кто уединялся в хижине глубоко в лесу, чтобы предоставить себя на излечение духам. Если сверхъестественные существа являлись ему и давали ему имя и наставления, он действовал так же, как и любой, кто наследует какие-либо привилегии. То есть силой духов он возвращался домой и демонстрировал только что приобретенные привилегии. Он во всеуслышание называл свое имя и показывал свою силу, излечив какого-нибудь больного. Затем он раздавал имущество, чтобы подтвердить имя, и начинал путь шамана.

Шаманы использовали свои привилегии так же, как вожди и знать – в борьбе за положение. Шаманы высмеивали притязания их соперников на сверхъестественные силы и соперничали с ними, чтобы показать свое превосходство. Каждый шаман владел особыми трюками, и у всех они немного отличались. Сторонники шамана превозносили его трюки и принижали трюки других. Одни шаманы высасывали из больного недуг, другие лечили растиранием, третьи возвращали человеку потерянную душу. Излюбленным приемом было выведение болезни из тела в виде маленького «червяка». Чтобы подготовиться к этому обряду, шаман клал себе между зубами и верхней губой маленький валик из птичьего пуха. Когда его вызывали на лечение, он сначала полоскал рот водой, чтобы показать, что у него во рту ничего нет. После чего он исполнял танец и пытался высосать из человека болезнь, а в конце концов кусал свои щеки, чтобы наполнить рот кровавой слюной. Он выплевывал пух в миску с кровью, которую он тоже якобы высосал из очага болезни, и, ополоснув червя, показывал всем собравшимся в качестве доказательства того, что он изгнал иточник боли и болезни. Порой в лечении одного человека пробовали свои силы сразу несколько шаманов, и те, чье выступление оказывалось неудачным, теряли лицо, подобно вождю, которого превзошли в борьбе за медь. Они были сломлены и умирали от стыда или же объединяли силы и убивали своего успешного противника. Вполне допускалось, что поверженные соперники убьют победившего их шамана. За его смерть не мстили, поскольку он мог не только лечить, но и наносить вред, и будучи колдуном, он не имел права требовать защиты.