, что позволит мухлевать и с электронными отчетами.
Однако, как и в случае с фотофиксацией, внедрение новых технологий без изменения социальных отношений ведет лишь к ухудшению положения подданных в их контактах с властью.
Я верю, что пока электронное правительство еще несовершенно, что оно отшлифуется и отточит формы, после чего простой человек этот электронно — административный барьер пробить уже не сможет, и чиновничья каста окончательно отгородится от граждан (точнее, уже подданных). Если не произойдет событий, которые можно будет назвать революцией. И отнюдь не информационной. Потому что только революция может сокрушить классовый интерес, использующий в своих целях современную технику, но подавляющий ростки общественных отношений, соответствующих ей.
Народовластие и политический плюрализм начинаются не с компьютеров, компьютер может использоваться и для укрепления тоталитарных структур (как в свое время телефон позволил создать телефонное право). Народовластие — это принятие решений гражданами и бесправие чиновника, который постепенно становится регистратором. Компьютерные технологии делают это возможным, но ничего не гарантируют. Гарантии возникнут — с компьютером или без — в случае ликвидации кастово — олигархической структуры общества, нынешнего господства чиновничества и крупного бизнеса, сросшихся, как сиамские близнецы.
Не сочтите сказанного призывом к свержению президента и правительства. Я рассуждаю об общественных отношениях, а не праве тех или иных людей на власть.
Что можно предпринять, если России все же удастся выйти из нынешнего тупика, чтобы страна двигалась вперед, а не деградировала, как в конце ХХ — начале XXI веков?
Прежде всего, необходимо понять разницу между двумя взаимосвязанными, но разными задачами — ремодернизацией и созданием постиндустриального сектора. Эти задачи решаются разными методами. Ремодернизация в наших условиях — это восстановление индустриальной структуры, ориентированной на саму страну и лишь потом на глобальное разделение труда. Речь идет о восстановлении на новой технической основе советской производственной индустриальной базы, технологическая цепочка которой не разбросана по всему миру, а территориально локализована. Включая производство средств производства и те виды продукции, на которые в мире уже есть спрос, но которые еще не начали стремительно распространяться, как в свое время мобильники. Боюсь, что речь идет не о «нано», а о чем — то, наблюдаемом невооруженным глазом, — новых видах транспорта, двигателях на новых энергоносителях, альтернативной энергетике вообще, вероятно, и робототехнике. Разумеется, участие России в развитии альтернативной энергетики возможно только в том случае, если будет снят контроль над государством со стороны нефтегазовых олигархий.
Ремодернизация не является чисто технологической задачей, она требует соответствующих кадров, а значит, также воссоздания социального государства, рациональной системы вертикальной мобильности, проекта «просвещение» — то есть восстановления преобладания рационального знания над мифотворчеством и постмодернистской его атомизацией.
Ремодернизация и восстановление социального государства являются предпосылкой для формирования очагов постиндустриального (креативного) общества. Без того, чтобы все же преодолеть барьер постиндустриального перехода, который оказался не по зубам СССР, бессмысленна и ремодернизация. Ведь индустриальное общество неизбежно подойдет к этому барьеру и не сможет развиваться дальше, пока не изменится принципиально.
Результативность «третьей волны» в каждой стране зависит от того, возникнет ли в ней сектор будущего. Его возможные черты, если сформулировать их максимально коротко: творческий характер деятельности работников — совладельцев средств производства + самоуправление + федеративное народовластие + договорное право и неукоснительное выполнение взятых на себя обязательств + равноправные горизонтальные связи между людьми и коллективами[6].
Сектор будущего будет длительное время сосуществовать с элементами индустриальной культуры — ведь переход «третьей волны» практически невозможно совершить всему обществу одновременно в силу его социально — культурной неоднородности. Поэтому сектор будущего нуждается в «теплице» — надежной защите от разрушения, от агрессии более примитивных социальных форм: вертикально организованных корпораций, бюрократии, мафиозных кланов и так далее. Отсюда возникает жизненная необходимость народовластия (самоуправления и федерализма), защиты социальных, экологических, гражданских стандартов и внешнеполитической безопасности. На этом и должно сосредоточиться государство, эвакуировавшись из всех остальных сфер (то есть отказавшись от нынешнего сращивания интересов чиновничества и бизнеса).
В силу известной экстерриториальности новых отношений задача постиндустриального перехода актуальна не только для ядра современного глобализма, но и для периферийных стран. «Третья волна» может носить очаговый характер, и очаги будущего могут образовываться по всему свету. Даже в условиях сохраняющихся старых общественных отношений и дефицита средств можно приступить к очаговой модернизации на постиндустриальной основе. Для этого нужно исходить из приоритета создания новой социальной структуры как основы будущей технологической модернизации (а не наоборот). Очаговый характер перехода предполагает невозможность и ненужность тотальной государственной мобилизации, которая в ХХ веке была условием форсированной индустриальной модернизации.
Очаг постиндустриального общества должен быть действующей моделью будущего. Он может называться по — разному: креативная община, «футуроград», «смыслополис», альтернативное поселение, но необходимо, чтобы его социальная организация способствовала творческой, инновационной работе. Ядром этих очагов будет гибкое, экологичное, наукоемкое производство, в котором распоряжаются трудовые коллективы. Участники этого производства могут жить в «электронных» (насыщенных современной бытовой и коммуникационной техникой) коттеджах по соседству. Жизнь в очагах должна быть организована в соответствии с решениями самих жителей и органов самоуправления, а не чиновников. Работники должны быть обеспечены надежной социальной и бытовой инфраструктурой. Быт людей должен не отвлекать их от любимого дела и общения, а делать жизнь удобной и интересной.
Но очаги нового уклада не должны оставаться островками в океане неустроенности и бесправия. Независимо от того, готов человек взять на себя повышенные обязанности творца новых отношений или предпочитает более спокойный образ жизни и размеренный индустриальный, сельский или ремесленный труд, он имеет право на комфортный, здоровый образ жизни, участие в принятии решений, от которых зависит его жизнь, доступ к информации и достижениям культуры.
Очевидно, что эти предложения рассчитаны не на нынешнее руководство страны. Крайне маловероятно, чтобы подобная программа была бы для него приемлема (о причинах много говорилось выше). К кому же я обращаюсь?
К тем представителям средних слоев, которые осознают свои фундаментальные человеческие интересы — то, что отличает нас от животных и автоматов. Жизнь в обществе, организованном иначе (на основе творчества, горизонтальных — сетевых, равноправных, неформальных — связей; информационно и интеллектуально насыщенной деятельности — одним словом, информально), удобна, интересна и выгодна практически для всех людей. И она станет возможной, если вы, читатель, согласитесь со мной.