Чтобы смягчить недовольство антилиберально настроенной публики, император одновременно с введением в силу договора оказал бизнесу крупную финансовую поддержку. Он постарался создать впечатление, что реформа осуществляется не ради свободы торговли как таковой, а ради победы отечественного производителя в международной конкуренции. На самом деле, конечно, такие дотации помочь не могут. Умелый бизнесмен пробьется сам, а слабый разорится. Поэтому все фритредеры были против халявной раздачи благ. Один лишь Шевалье поддержал Наполеона. Ведь он понимал, что политика — это искусство возможного.
На личной судьбе Шевалье успех торгового договора сказался двояко. Он получил статус сенатора, но в отличие от Кобдена, ставшего у себя на родине национальным героем, подвергся жесточайшей критике. Слишком уж различным было отношение к свободе торговли в Англии и во Франции.
Хоть парламент и вынужден был подчиниться воле императора, многие люди протестовали. В Париже 166 промышленников подписали петицию, направленную против договора. Впоследствии за три недели сторонниками протекционизма по всей стране было собрано еще более тысячи подписей. Гражданское общество во Франции работало, как и в Англии, но цели его оказались прямо противоположны. В стране, привыкшей за долгие годы дирижизма к постоянному покровительству властей, либерализм держался исключительно на доброй воле образованной и ответственной элиты.
РЕФОРМАТОРЫ «ЗЕМЛИ ФРАНЦА ИОСИФА».ИМПЕРИЯ ГАБСБУРГОВ ОТ РЕВОЛЮЦИИ ДО МИРОВОЙ ВОЙНЫ
Пока Англия, Франция и Пруссия динамично развивались, империя Габсбургов, как и империя Романовых, находилась в состоянии застоя. Свою роль в этой печальной истории сыграл император Франц («убогий Франц», как называл его Наполеон).
Тигр в ночном халате
Франц — старший сын императора Леопольда — был наименее одаренным из всех его шестнадцати детей. Среди младших братьев были и талантливый полководец Карл, и энергичный хозяйственник, наместник Венгрии Иосиф, и известный ученый-естествоиспытатель Иоганн, отличавшийся наиболее либеральными убеждениями. Но, увы, они не имели права на престол.
Франц же был человеком ограниченным, предпочитавшим заниматься скорее тысячью бюрократических мелочей, нежели серьезными государственными преобразованиями. Он, в частности, сознательно ограничивал промышленность для того, чтобы в столице было меньше пролетариата и, следовательно, меньше революционных опасностей.
Еще более оригинальными были его взгляды на проблему коммуникаций. Когда императору представили план развития железнодорожного сообщения, он взял его в руки с откровенным отвращением, заявив: «Нет, нет. Я ничего не буду делать. Как бы по этим дорогам к нам не пришла революция».
Всякое слово, вызывающее какие-либо ассоциации с изменением общественного строя, бросало императора в дрожь. Однажды он простудился и пригласил к себе придворного врача. Тот, внимательно осмотрев императора, сказал:
— Не беспокойтесь, Ваше Величество. Это всего лишь простуда, и она не внушает мне никаких опасений. Кроме того, у Вас хорошая конституция.
— Что?! — вскипел Франц. — Не говорите мне никогда этого слова. У меня нет никакой конституции и никогда не будет.
Проблемы своей империи император умудрялся считать преимуществами. Вот как, например, Франц описывал многонациональный характер страны в беседе с французским послом. «Мои народы, — отмечал император, — чужды друг другу, и это хорошо. Они не могут подхватить одну и ту же болезнь одновременно. Во Франции, если лихорадка приходит, Вы тотчас же ею заболеваете. Я же посылаю венгерских чиновников в Италию, а итальянских — в Венгрию. Каждый народ присматривает за соседним. Никто не понимает соседа, и в итоге все ненавидят друг друга. Из этой ненависти рождаются порядок и всеобщий мир».
Франц в общем-то был неплохим человеком, серьезно относившимся к своим государственным обязанностям, поскольку, как он полагал, сие бремя было возложено на него Господом в качестве условия пребывания на троне. Однако император оказался лишен перспективного видения, что в сочетании с природной робостью и подозрительностью делало его противником любых начинаний, последствия осуществления которых нельзя было с точностью знать заранее.
Императора справедливо прозвали «тигр в ночном халате». Франц откладывал любые реформы на неопределенное будущее. «Сейчас не время для реформ, — заявлял он в 1831 г. — Народ страдает от тяжелых ран, и мы не можем бередить эти раны». Естественно, он так и не дождался прихода идеальных условий. Напротив, своей политикой Франц уверенно вел страну к революции.
После смерти Франца в 1835 г. его сменил на престоле слабоумный сын Фердинанд. Правили за него другие. «Абсолютная монархия без монарха», как называли Габсбургскую державу, еще в большей степени, чем при Франце, стала напоминать олигархию. А вскоре последовала и так ненавидимая Францем революция.
Революционная встряска вынудила нового императора Франца Иосифа быстро осуществить земельную реформу, недоделанную в свое время Иосифом и Леопольдом. Сельскохозяйственные угодья были более-менее удачно разделены между крестьянами и помещиками. Но преобразования в области торговли и особенно в сфере финансов потребовали дополнительных серьезных усилий. Именно в этой области проявили себя крупные австрийские реформаторы середины столетия — Брук, Пленер, Дунаевский.
Брук и Дельбрюк
После подавления революции важнейшую роль в процессе осуществляемых сверху экономических реформ сыграл выходец из германских рейнских земель барон Карл-Людвиг фон Брук, занимавший в правительстве сначала пост министра торговли (1848-1851), а впоследствии — министра финансов (1855-1860). Брук явно представлял собой нестандартную личность, качественно отличающуюся как от других бюрократов, занявших ключевые посты в постреволюционной империи, так и от либералов предшествующего поколения, сформировавшихся на идеях просвещенного абсолютизма и иозефинизма.
В молодости он переселился с Рейна в Триест, был успешным предпринимателем, основателем пароходной компании «Австрийский Ллойд». Его деловой мечтой было сделать Триест крупнейшим портом на пути из Британии в Индию. Однако Брук решил все же оставить бизнес ради государственной деятельности.
Ко времени вхождения в правительство ему уже перевалило за пятьдесят. Новый министр не столько стремился сделать административную карьеру, сколько реализовать имевшиеся у него четкие идейные установки.
Если для Иосифа II в XVIII веке страна представляла собой некое единое целое вне зависимости от населявших ее народов, то для Брука много значила германская национальная идея. Он рассматривал Австрию не просто в качестве некой отсталой германоязычной общности, которую надо по возможности привести в соответствие с требованиями эпохи, но как государство, в котором доминировали австрийские немцы.
Брук был решительным сторонником германизации всей Центральной Европы, и Австрия должна была сыграть ключевую роль в этом процессе. В отличие от главы правительства Шварценберга он не испытывал никаких антипрусских чувств. Напротив, Брук стремился включить и Пруссию в свои планы германизации, но доминирующую роль в них все же должна была сыграть Австрия.
К середине XIX века на первый план в реализации подобных задач выходила уже не война и не династическая уния, как это было в прошлом, а экономика. Брук был одним из первых государственных деятелей в мировой истории, всерьез полагавших, что кардинальные преобразования в хозяйственной области могут не только пополнить бюджет или повысить благосостояние подданных, но полностью изменить даже политическую карту мира.
Для осуществления планов Брука требовалось создать таможенный союз, охватывающий всю Австрию и всю Венгрию. Постепенно он должен был слиться с уже существовавшим к тому времени Германским таможенным союзом и охватить всю Центральную Европу. Эта политика рассматривалась как первый этап создания политического союза германской нации.
Благодаря Бруку было действительно сформировано единое торговое пространство для Австрии и Венгрии. Был введен новый тариф, поощрявший международную конкуренцию. На этой основе появился таможенный договор с Пруссией. А после отставки и смерти Брука Габсбургская монархия заключила серию договоров о свободной торговле с другими европейскими государствами.
Труднее всего во всей этой истории обстояло дело с заключением договора с Пруссией. Поначалу процесс шел туго. Шварценберг был слишком антипрусски настроен, а Пруссия слишком опасалась воздействия со стороны Австрии на Германский таможенный союз. Из-за провала переговоров Брук вынужден был даже выйти в отставку. Однако в начале 1853 г. его энергия оказалась востребована. Брук, не занимавший в тот момент никакого государственного поста, был назначен руководителем австрийской делегации на переговорах с Пруссией.
Здесь ему довелось непосредственно столкнуться с другим крупным реформатором эпохи Рудольфом Дельбрюком, возглавлявшим прусскую делегацию. Оба лидера были заинтересованы в заключении договора, а потому соглашение оказалось подписано. Однако по ряду частных проблем взгляды Брука и Дельбрюка сильно расходились. И здесь-то австриец потерпел очевидное поражение.
Брук был в большей степени националист, Дельбрюк — фритредер.
Первый стремился к тому, чтобы в отношениях между Австрией и Пруссией доминировала свободная торговля, но в отношениях с другими странами предполагалось установление сравнительно высоких таможенных барьеров. Не исключалось и сохранение некоторых мер административного регулирования.
Второй же стремился к тому, чтобы отношения свободной торговли между Пруссией и Австрией были как можно скорее распространены на все соседние страны. Идея же Центральноевропейского таможенного союза, закладывавшего основы единства германской нации под руководством Австрии, была Дельбрюку совершенно не близка. Более того, прусская позиция по этому вопросу была противоположна австрийской.