— Э-эм-м, — замялась я, оглядываясь на задремавшую Сиох, — может, не стоит оставлять ее одну? Роды были очень тяжелыми.
Сама понимаю, это была лишь отговорка. Во-первых, я хотела быть здесь, когда появится, очень может статься, не совсем счастливый отец. Я хочу быть той, кто постарается все логично объяснить, и, если понадобится, примет изначальный удар гнева на себя. Я втянула в это Питерса, не утрудившись второпях объяснить риски, так что мне и отвечать.
А во-вторых, я, если честно, побаивалась возвращения той злобной фанатичной поклонницы следования обычаям или других, ей подобных. Меня до сих пор продолжало бесить ее тупое упорство, которое могло отнять две жизни, а в качестве цепной реакции и третью. Сиох сейчас слаба, уязвима, и таким вот "добрым женщинам" ничего бы не стоило довести ее в таком состоянии до нервного срыва, нашептывая всякие гадости. Только представила это, и невесть откуда пробудились мощные защитные инстинкты, подталкивающие прямо-таки грудью встать на пути любого, желающего навредить этим двоим, случайно или нарочно.
Вали посмотрела на меня, чуть наклонив голову набок, будто могла прочитать мои мысли. Впрочем, я бы не стала отрицать такого.
— Софи, тебе не стоит держать зло на Килу, — сказала она, мягко коснувшись моей руки, и напряженные мышцы мигом расслабились, поддаваясь тактильному убеждению этой потрясающей женщины. — Она не дурной человек и не хотела для Сиох плохого. Просто людям, чья жизнь уже катится к закату, очень сложно мгновенно принять что-то новое. Возраст приносит, конечно, опыт и мудрость, но они все же груз, как ни смотри на это, а любой груз делает наш разум иногда не слишком поворотливым и частенько награждает упрямством, потому что обманчиво убеждает в собственных всезнании и правоте.
— Я не… — едва не соврала, но потом остановила себя. Вали бесполезно кормить пустыми отговорками, она способна смотреть вглубь. — Я пока не могу заставить себя перестать беспокоиться. Переживаю за будущее отношение к Сиох и младенцу из-за моего вмешательства… из-за реакции на это Аговы, из-за раздрая между братьями, если он будет зол на меня. Боюсь за Питерса, страшусь боли Рисве, к которой все способно прийти при взрывном исходе… Что, если эти ваши Духи реально невзлюбят малышку? Что, если…
Вали стремительно взяла меня за плечи и привлекла к себе, прекращая поток слов и почему-то негромко и как-то невесело засмеявшись.
— Софи, Софи, успокойся. Когда я ощутила в себе пробуждение Души народа, то тоже едва с ума не сходила, постоянно думая обо всех и всем, произошедшим уже и только вероятном в будущем. Ты привыкнешь к этому, научишься отделять беспочвенные страхи от настоящих опасностей, а еще доверять себе, и смиришься с тем, что предвиденье не всегда есть предотвращение.
— Что? — опешила я, вскидывая голову на более высокую Вали и отстраняясь. — Не совсем понимаю.
— Понимаешь, Софи. Все ты понимаешь, — пригладила она теплой рукой мою макушку, словно я была совсем крохой. — Я ведь видела все это в тебе. Всегда первые мысли о других, но не о себе. Мне непонятны были все подробности, но открыта суть. Всегда и все, что ты делала, вкладывая огромное количество сил души и пренебрегая опасностью, предназначено для окружающих людей, а не лично для себя.
Я покачала головой, отрицая, быстро прогоняя перед внутренним взором свою жизнь. Нет же, Вали ошибается. Пусть все мои открытия и достижения на Земле действительно были предназначены для улучшения жизни окружающих, но ведь не из чистого альтруизма я этим занималась. У меня имелись амбиции, и немалые, учитывая, что я хотела выделиться хоть как-то на фоне моих так многого достигших родственников. А все эти диверсии на "Ковчеге"… Нет, истоком их было не только и не столько желание защитить остальных от чудовищных замыслов Тюссана, а скорее уж, злость на него за унижение и подспудная вина за легкомыслие или даже нехороший умысел собственных родителей, из-за чего случилась вся эта ситуация.
— Я рождена в том народе, Вали, у которого, пожалуй, уже и не осталось души, — печально констатировала. — Похоже, большинству из нас она и вовсе не нужна.
— Ни в одном из миров не может быть таких, Софи. Заблудшие, забывшие, не туда ведомые из злых побуждений, сами объятые беспросветным гневом и обидами — да. Но совсем бездушных нет. К тому же мы ведь не знаем, какому народу предназначена ты. Вдруг ты из такой безумной дали пришла мне на смену.
Теперь уже я рассмеялась, сразу расслабляясь. Понятно. Очевидно, умная женщина решила таким образом отвлечь меня от самонакручивания.
— Быть такого не может.
— Будущее покажет, Софи, — легко согласилась Вали. — А сейчас идем, омоемся и отдохнем, мы это заслужили сегодня.
— Но как же… — Я снова оглянулась на спящих.
— Обещаю, что ни им, ни доктору, ни тебе ничего пока не угрожает.
"Пока" не значит "совсем", но, если подумать, в этом и есть суть самого процесса жизни — в отсутствии статичности, нерушимого постоянства, неуязвимой бесконечной защищенности от всего и всех, и никто из нас не может и не должен быть от нее застрахован. Сама природа не приемлет замершего существования. Смена сезонов, стрессы и их преодоление, одни виды уходят и их место заменяют другие.
Покинуть спальню мы не успели. Послышались торопливые тяжелые шаги, и к нам практически влетел Агова. Едва удостоив мимолетным взглядом меня и Вали, он, с легко читаемой тревогой, уставился на спящую, усталую Сиох. Кажется, свою дочь даже не сразу и заметил. Занятый визуальным ощупыванием каждого сантиметра тела любимой женщины, Агова резко втягивал воздух в комнате, еще хранивший тяжелый запах недавно происходившего кровавого действа. Но тот момент, когда брат Рисве наконец увидел малышку, невозможно было пропустить. Темные, напряженно прищуренные глаза мужчины распахнулись, губы задрожали, а на лице появилось выражение шока, словно он узрел истинное чудо. Если Сиох была его величайшим сокровищем, то на девочку близнец моего мужа глядел как на нечто божественное. И я поняла, что ничто и никогда не сможет спровоцировать гнев или недовольство Аговы относительно его анаад и их ребенка. Ну и ладно, тут можно вздохнуть спокойно.
Счастливый отец сделал шаг к кровати, и тут мне почудилось, что ноги подвели его, потеряв надежную прочность. Чем больше он приближался к супруге, тем ниже становился. К краю постели Агова уже подполз на коленях, горбясь при этом, как многое перенесший старик. Он как-то совсем бессильно уткнулся лбом в лежащую поверх одеяла руку Сиох и затрясся всем своим огромным мощным телом. Внутри отчаянно защемило, и стало тут же немного стыдно и за то, что наблюдала за этим интимным проявлением облегчения от терзавшего такого сильного мужчину страха, за безмолвным признанием им собственной уязвимости, заключавшейся в его хрупкой женщине, и еще от чего-то похожего на зависть. Переживем ли мы с Рисве нечто подобное? Нет, я, естественно ни за что не хочу для него того же психологического ада, который прошел его брат, и для себя мучений Сиох не желаю. Все дело в кульминации произошедшего… и, надо иметь, в общем, совесть и чувство такта, пора уйти и оставить эту семью наедине с их переживаниями. Оглянувшись, я заметила, что Вали уже нет в помещении. Я даже не обратила внимания, как давно она ушла и сколько я торчу тут, пялясь на чужое счастье. Опомнившись, поспешила тоже на выход.
На помосте перед домом еще оставалась парочка молодых женщин, очевидно, на тот случай, если понадобится какая-то срочная помощь, но основная толпа разошлась. Я спустилась на землю и поискала взглядом своего энгсина, но ни его, ни Вали не было нигде видно.
— Они очень быстро пошли к реке, — сказала мне одна из девушек, и, поблагодарив, я двинулась в нужном направлении. Так как ориентировалась в расположении тиродов в поселении я еще не особенно хорошо, то, похоже, немного заплутала и потратила лишних минут двадцать на дорогу.
Рисве разглядела издалека или, точнее, почувствовала по приливу тепла в центре груди. Он стоял между крайних деревьев, как-то очень напряженно склонившись к Душе народа. Что-то в его позе и выражении лица заставило и меня насторожиться. Глыба сразу же почувствовал мой взгляд, безошибочно и резко повернул голову и тут же просиял, будто внутри у него зажглась яркая лампочка или даже целое солнце, и двинулся в мою сторону, кажется, сразу забывая не только о беседе с Вали, но и о существовании всего остального мира в принципе. И я ничего не могла и не захотела с собой поделать, поддалась внезапному порыву и, сорвавшись с места, побежала ему навстречу, протягивая руки, будто глупая, влюбленная до безумия девчонка. И Рисве, ни мгновения не задумавшись, метнулся ко мне, распахивая руки. Вселенная, ну что за сопливая романтическая мелодрама между нами, и как же чертовски правильно и замечательно она ощущается.
— Софи-Софи, моя Софи, — хрипло бормотал, почти мурлыкал мой энгсин, подхватив меня и прижав к себе, пока я покрывала торопливыми поцелуями его лицо. — Я так скучал.
И я, и я скучала, все время, каждую минуту, даже если и отчета себе в этом не отдавала и была занята совсем иными и почти полностью поглотившими мое внимания вещами. Пропащая ты, София Старостина, окончательно пропащая в этом мужчине.
Хотелось, чтобы Рисве меня прямо сейчас унес домой и мы бы любили друг друга сначала торопливо и жадно, потом обстоятельно и медленно. У стен, в ванне, на постели. И я бесстыдно зашептала это в его ухо, с бесконтрольной радостью улавливая, как молниеносно вспыхивает, реагирует мой Глыба. Но, глубоко и прерывисто вздохнув, Рисве поцеловал меня в шею и немного отстранил от себя.
— Софи, я должен тебе…
— Замолчи, Рисве, — с неожиданной властностью вмешалась в наше условное уединение Вали.
До этого я еще не слышала, чтобы Душа народа разговаривала с кем-либо в таком жестком тоне, и, ошеломленно моргнув, уставилась на нее, отмечая только сейчас, что платье на ней было мокрым. Она мылась прямо в нем или же просто пересекала реку, чтобы… что? В мозгу зазвенел сигнал предупреждающе