Иностранные карикатуры на тему гольфа. Иллюстрации из журналов начала XX в.
Любопытно, что память о муринских англичанах сохранилась до сих пор: в поселке по сей день существует обычная сельская улица с необычным старинным названием – Английская.
Петушиные бои: «Жестокосердая забава»
Со времен Екатерины II петушиные бои служили одним из самых популярных развлечений российской знати и ремесленного сословия. Большим почитателем этой забавы был знаменитый коннозаводчик граф Орлов. На петушиные бои во дворце Орлова собирались самые знатные вельможи, которые делали крупные ставки на победителя. Граф Орлов выписывал петухов из Англии и разводил их, отслеживая родословную каждой птицы. Однако у орловских петухов были серьезные конкуренты – птицы другого знаменитого «петушиного охотника», генерала Всеволожского, тот вслед за Орловым выписывал английских петухов, но скрещивал их с лучшими русскими породами.
Заметим, что петушиные бои существовали не только в России, и в каждой стране традиции этого своеобразного спорта были разные. В Испании, например, петушиные бои были чем-то сродни бою быков и заканчивались большой кровью израненных птиц. В России же «петушиный спорт» проводился строго по правилам. Это было нечто среднее между боксерским рингом и тотализатором на ипподроме.
Говорят, еще с 1812 г. петушиные бои включались в правила боевой подготовки. Перед битвой солдаты сначала смотрели, как бьются петухи. Петушиный азарт, жесткость и стойкость задавали тот тонус, который позволял бойцам побеждать.
В патриархальной Москве петушиные бои были особенно популярны в первой половине XIX в. Существовало даже неофициальное Общество петушиных охотников, объединявшее самую разнообразную публику. Среди его участников были и купцы, и знатные дворяне, но большинство составлял простой люд – мещане, студенты, мелкие чиновники. Проводились петушиные бои, как правило, в трактирах. Для этой цели устраивалось специальное помещение, в котором находилась круглая загородка, обитая толстым войлоком со всех сторон, чтобы предохранить птиц от ушибов. Зрители собирались у загородки и с азартом делали ставки.
В столичном Петербурге тоже существовали петушиные бои, хотя и менее распространенные, чем в Москве. Особенно они процветали в 70-х гг. XIX в. при градоначальнике Федоре Федоровиче Трепове. Большим любителем петушиных состязаний считался владелец белошвейной мастерской Шишмарев. Бои происходили в доме близ Сенной площади – у Шишмарева на квартире, где был устроен целый петушиный питомник и «лечебница» для петухов. В бою участвовало до двадцати петухов, принадлежавших как ему самому, так и другим любителям, приносившим своих петухов под полой пальто.
«Зрелище было отвратительное, – рассказывал один из очевидцев. – Под поощрительные крики зрителей рассвирепевшие петухи вонзали друг другу в зад острые шпоры, обливались кровью и падали. Чистым спортом это зрелище никак нельзя было назвать, потому что владельцы петухов держали между собой пари по 150-200 рублей. Многих влекла сюда исключительно жажда выиграть».
«Интеллигентная публика» на подобные зрелища не ходила и к петушиным боям относилась крайне отрицательно, считая их проявлением азиатской дикости и варварства. Общество покровительства животным объявило петушиные бои безнравственной, жестокосердной забавой и сделало все, чтобы «петушиный спорт» преследовался полицией.
В Петербурге одним из самых активных борцов с петушиными боями стал купец Мезенцев, торговавший готовым платьем на Александровском рынке на Садовой улице. Он имел две медали от Общества покровительства животным и был известен тем, что не раз накрывал и предавал в руки полиции устроителей петушиных забав.
Поэтому любители петушиных схваток были вынуждены собираться тайком, под страхом полицейской облавы. Из боязни быть накрытыми, во дворе дома и в окнах обычно ставили кого-нибудь «на шухере», чтобы они предупредили игроков о возможном появлении полиции. «Несмотря на это, – рассказывал купец Мезенцев, – мне однажды удалось накрыть Шишмарева, правда, не без риска для жизни. Взяв с собой полицию, я тайно проник в квартиру и застал бой в самом разгаре. Шишмарев и его компания со злости чуть не убили полицейского чиновника. Его спас находившийся при нем револьвер. Но что толку в этом, если мировой судья оштрафовал его всего на десять целковых».
Такое символическое наказание для любителей петушиных боев приводило к тому, что, несмотря на преследования полицией, «эта дикая забава», как называл ее купец Мезенцев, продолжала существовать долгие годы. К примеру, в июле 1908 г. петербургский губернатор издал приказ, в котором говорилось следующее: «До сведения моего доведено, что в некоторых пригородных местностях столицы устраиваются, в большинстве случаев тайно, петушиные бои, причем иногда петухов вооружают острыми шпорами, которыми они причиняют друг другу тяжкие поранения. Спорт этот сопровождается ставками за бойцов, достигающими крупных размеров и тем усиливающими напряжение играющих. Ввиду сего предлагаю гг. приставам пригородных участков принять строгие меры к недопущению подобных состязаний…»
Любопытные воспоминания о петушиных боях в Петербурге можно найти в воспоминаниях человека, казалось бы, никак не ассоциирующегося с этой русской забавой. Речь идет о предпринимателе и коллекционере бароне Николае Егоровиче Врангеле – отце двоих сыновей, оставивших в российской истории немалый след. Имеются в виду историк искусства Н.Н. Врангель и один из вождей белого движения во время Гражданской войны П.Н. Врангель.
Николай Егорович, как и его сын Петр Николаевич, после революции тоже оказался на чужбине. Именно там, будучи в Финляндии, он написал свои воспоминания, в которых рассказал всю историю своей жизни – с самого детства до последних лет. Петербургские «петушиные бои» стали одним из любопытных эпизодов, связанных с детскими годами Николая Егоровича. Речь шла о самом конце 1850-х гг.
Хотя столичный обер-полицмейстер наистрожайше запретил петушиные бои, они все равно продолжали процветать «с благосклонного соизволения господина частного пристава». Происходило это действо по воскресеньям в деревянном доме на Знаменской улице (ныне – ул. Восстания).
«Там в довольно поместительной зале с утра собирались мелкие чиновники в фризовых шинелях с физиономиями, на которых без вывески можно было прочесть – „распивочно и на вынос”, лавочники, толстопузые бородатые купцы в длиннополых кафтанах и сапогах бутылкою, диаконы в лоснящихся от лампадного масла волосах и подрясниках, юркие штабные писаря, господские дворовые люди – словом, всякий мелкий люд, называемый разночинцами, – вспоминал Николай Врангель. – Лавок или стульев в зале не было, и вся публика, стоя на ногах, терпеливо ожидала начала действия».
К хождению на полулегальные петушиные бои маленького Николая Врангеля пытался пристрастить бывший крепостной крестьянин Калина, тот был ему чем-то вроде няньки. Калина обладал многими талантами и, хотя не умел читать, довольно неплохо говорил по-французски и по-немецки.
Петушиные бои славились азартом. По команде антрепренера-распорядителя «Сыпь!» зрители доставали «заклады» – серебряные и медные монеты, пятаки, гривенники, рубли, а порой и крупные ассигнации. Они опускались на пол арены. Затем распорядитель давал команду: «Время!» Несли петухов, завязанных в пестрые платки. Их раскутывали, ставили на пол, однако пока не выпускали из рук, чтобы зрители могли рассмотреть «бойцов» и сделать более крупные «заклады». Деньги продолжали сыпаться на арену, в зале поднимались шум и гам.
«Бой!» – давал сигнал распорядитель. В зале водворялась мертвая тишина, и петухи выпускались из рук помощников. Настоящий бой начинался, когда петух бил шпорой, взлетев вверх. Недаром знатоки «петушиного спорта» говорили: «Бьются шпорой „на воздусях”, а не клювом на ногах». То есть пока петухи дрались стоя на ногах, это было еще не боем, а пустой забавой, «блезиром». Иногда бой кончался смертью одного из участников, что случалось довольно редко, или, чаще всего, «отказом», то есть бегством одного из бойцов. Причем, по правилам петушиного поединка, «отказ» не считался позором. Но вот если оба петуха отказывались биться, тогда это считалось возмутительным фактом – «дрейфом». Среди зрителей тогда поднимались невообразимый свист, хохот, слышалась ругань.
По словам Николая Врангеля, подобные жестокие зрелища, на которые его водил усатый нянька, были ему не по душе. «Дико! Разумеется.
Жестоко! Ничуть. Петухи дерутся не по принуждению. Во всяком случае, это менее жестоко, чем дразнить слабых, даже когда это делается бессознательно. Но увлечение петушиным спортом длилось недолго. После двух посещений я дал понять Калине, что больше туда ходить не хочу», – вспоминал потом Николай Врангель.
Эволюция спортивного костюма
Спортивный костюм появился в XIX в. и пережил молниеносное развитие в течение XX в. Если для городской одежды прошли века, прежде чем женщины освоили брюки, то для спортивной одежды изобретательность и обновление форм и материалов постоянно ускорялись в течение последних полутора веков. Этот тип одежды стал предметом глубоких исследований, символом нового стиля жизни и конечном итоге двигателем обновления городской моды.
Одежда для спорта долго оставалась слабо определенной; спорт рассматривался как вид развлечений, игра, для которой не предусматривалось никакой специальной экипировки. Никакая специфическая одежда не была предписана, каждый импровизировал по собственному вкусу, приспосабливая повседневные вещи. К примеру, игроки в футбол и лаун-теннис снимали куртки и играли в рубашках с закатанными рукавами.
Первые попытки создания специальной экипировки связывались с наиболее старинными развлечениями, такими как верховая езда и охота. Редингот (от английского riding-coat) пользовался популярностью с начала XVIII в. в качестве защиты от ненастья во время долгих верховых прогулок. Эта вещь прошла путь становления, сходный с историей многочисленных вещей для спорта, изобретенных с начала XIX в.: ее присвоили горожане, а затем она вошла в повседневный гардероб.