Когда графу исполнилось 19 лет, он поступил в гусарский полк, где ему поручили руководство полковой гимнастикой. Однако впереди ждали боевые дела: когда началась Русско-турецкая война 1877-1878 гг., полк отправили в поход. Рибопьера назначили «командиром охотников», с которыми он блестяще ходил в десять атак. А во время одиннадцатой был ранен и чуть не попал в плен. Несколько месяцев после этого граф пролежал в бухарестском госпитале.
Последствия ранения давали себя знать – вернувшись в Петербург, Рибопьер оказался не в состоянии заниматься своей любимой гимнастикой, но жить без спорта не мог. В 1879 г. он основал конский рысистый завод и открыл собственную беговую конюшню. Начав ездить сам на своих лошадях, Рибопьер вскоре сделался одним из лучших наездников, а его лошади на скачках постоянно брали призы.
Однако ограничиться только конным спортом граф не мог: в своем харьковском имении он завел псовую и ружейную охоту, учредил Общество любителей породистых собак, в котором стал президентом. Но всего этого Рибопьеру было мало. Его деятельная натура желала большего – создания в России спортивного общества наподобие того, в котором он сам занимался во Флоренции. Граф начал уже хлопопать об открытии атлетического общества, как вдруг узнал, что его опередили, – в Петербурге уже существовал атлетический кружок Владислава Краевского.
Тогда Рибопьер решил не создавать свое общество, чтобы не обижать «доброго старика» Краевского, а примкнул к его кружку. Он стал одним из наиболее частых посетителей кружка, показав неплохие результаты. Граф стал своим для доктора и членов кружка, был организатором чествования Краевского в связи с десятилетием его «атлетического кабинета» и первым назвал Краевского «отцом русской атлетики».
Но спустя несколько месяцев после юбилея в кружке случилась какая-то «некрасивая история», виновником которой оказался секретарь Краевского. Поскольку доктор отказался уволить его, многие спортсмены не захотели ходить в его кружок и стали посещать снятый атлетом Пытлясинским полуподвал на Офицерской улице. Рибопьер ушел вместе с ними и предложил новому кружку свою финансовую помощь. В отличие от Краевского, занимавшегося гиревым спортом, кружок Пытлясинского специализировался на борьбе. Рибопьер тоже стал тренироваться и даже брал уроки у Пытлясинского. Вскоре, в 1896 г., возникло С.-Петербургское атлетическое общество, президентом которого единогласно избрали Рибопьера. По инициативе графа с 1897 г. ежегодно устраивались Всероссийские атлетические чемпионаты.
Согласно уставу С.-Петербургского атлетического общества, его членами не могли быть «а) состоящие на действительной военной службе нижние чины и юнкера; б) подвергшиеся ограничению прав по суду; в) административно ссыльные; г) состоящие под надзором полиции; д) профессионалы; е) учащиеся в учебных заведениях – военного, морского и духовного ведомств».
Как Митрофан германского силача победил
Если годом возникновения тяжелой атлетики в России считают 1885-й, когда доктор Краевский под влиянием встречи с атлетом Шарлем Эрнестом основал свой петербургский кружок, то приезд в столицу в 1892 г. борца Владислава Алексеевича Пытлясинского является событием, положившим начало увлечению борьбой.
Пытлясинский приехал уже с европейским именем: в 1886 г. он взял первый приз в Швейцарии и в 1889 г. в – парижском «Зимнем цирке». Парижские газеты называли его «русским колоссом». Вокруг Пытлясинского в кружке атлетов доктора Краевского образовалась группа, в которую вошли художник Кравченко, Адамчевский, братья Семичевы, Тевяшев, Ланге, Шмеллинг, Мео, Рибопьер, Штемпель, поэт Лихачев, Разгильдяев, художник Ивановский и др. Это было начальное ядро русских любителей-борцов.
В 1894 г. состоялась первая публичная схватка в французской борьбе. До этого времени изредка заезжие геркулесы-атлеты боролись в обхват или на поясах с желающими из публики. Основоположником таких схваток можно считать Эмиля Фосса, чемпиона-атлета из Штеттина. Фосс был самым популярным из гастролировавших в то время в России заезжих силачей, в большинстве – немцев.
К примеру, еще в августе 1883 г. в популярном петербургском увеселительном заведении «Аркадия», располагавшемся в Новой Деревне, состоялись гастроли знаменитого европейского силача Форстберга. Особый интерес публики вызвала его схватка с «героем из народа» – артельщиком Гостиного двора крестьянином Рязанской губернии Митрофаном Лукиным.
Поначалу Лукина, торговавшего парчой, мало кто воспринял всерьез – ну какой из него силач?! Когда объявили выход на борьбу желающих из публики, многие ожидали, что купцы с Калашниковской набережной приведут на поединок могучего крючника – эдакого легендарного Кирибеевича. Когда же на бой вышел подпоясанный ремнем молодой человек, заурядного телосложения, среди зрителей пронесся вздох разочарования. Господину Форстбергу пришлось пережить очень тяжелые минуты: в короткой схватке с противником он, маститый силач из Европы, был побежден за три минуты! «Констатируя этот факт, не считаем себе вправе умолчать и о том обстоятельстве, что, по отзывам некоторых лиц, стоявших во время ратоборства за кулисами сцены и перед сценой, противник Форстберга употребил будто бы в последний момент непринятый в правильной борьбе прием», – замечал очевидец.
Победа простого русского парня над маститым силачом стала полной неожиданностью для всех. После внезапного падения на правый бок Форстберг предлагал Лукину возобновить борьбу еще раз, но тот, ободряемый аплодисментами зрителей и криками «довольно!», «не надо!», не согласился на продолжение схватки и спрыгнул со сцены в толпу. Его принялись качать, со всех сторон неслись возгласы поздравлений. Сам победитель сиял почти что олимпийским величием.
«Позвольте пожать вашу руку, достойный молодой человек, – говорил Лукину солидный господин в котелке, – поддержали наше национальное реноме!» «Приятно, что нашелся человек, который, так сказать, прямо доказал, что немец для нас ничего не стоит!» – поддакивал другой зритель. Получив условленную награду в пятьдесят рублей, Лукин еще долгое время оставался объектом восторга как со стороны своих знакомых, так и множества посторонних лиц.
На следующий день, 18 августа, в «Аркадии» состоялись новые состязания борцов-инострацев – Форстберга и Борхерта – с русскими силачами с Гостиного двора и Калашниковской пристани. Один из русских богатырей дрался двадцать минут, и дело кончилось ничьей, другого же, очень сильного и рослого, после долгих усилий поборол иностранец.
«Победу иностранца некоторые господа встретили шиканьем, – замечал очевидец. – Почему? Разве только потому, что он не русский! Комики, право, комики. Вообще постоять в толпе во время этих состязаний можно с удовольствием, потому что забавного услышишь много. Одного борца купечество в карете привезло, другого предварительно спаивали и, как говорят, перепоили, отчего он и не вышел победителем. Желающих состязаться с каждым днем является все больше и больше».
Окрыленные шумным успехом зрелища, немецкие борцы вскоре отправились на гастроли в Москву, где их выступлений уже ждали тысячи зрителей. А в «Петербургском листке» появилось полушутливое стихотворное «Письмо провинциала, проживающего в Петербурге, к жене в деревню». В нем, между прочим, были и такие строки:
Мы все в восторге от борцов.
Явились трое силачей из иноземцев,
Кто говорит, что из швейцарцев, кто – из немцев,
Но и у нас немало молодцов
Из крючников, и мы не унываем
И немцам наломать бока мечтаем!..
«Король борцовского мира»
Итак, в 1894 г. власти впервые разрешили французскую борьбу. Невиданное зрелище предстало перед глазами публики в цирке Чинизелли. Считая борьбу опасным для разжигания страстей зрелищем, администрация разрешила борьбу только как «демонстрирование приемов борьбы» с ограничением срока 10 и 20 минутами. Боролся Пытлясинский с любителями (сначала с пивоваром из завода «Новая Бавария» Рейхелем). Публика впервые увидела технику и ловкость французской борьбы, показавшейся ей интереснее обыкновенной и необычайным по яркости зрелищем.
Среди ряда любителей, боровшихся с Пытлясинским в цирке Чинизелли, один выступил под маской. Это был А.Ф. Мео, служивший мелким чиновником в каком-то ведомстве. Первой профессиональной схваткой явилась борьба Пытлясинского с Норманном, самым тяжелым из «трио братьев Рассо». Затем Пытлясинский боролся с выписанным для него дирекцией цирка легким, но очень ловким немцем Гейне и не то с французом, не то с итальянцем Льетро. Но все эти схватки носили случайный характер и шли с большими перерывами, пока в 1895 г. в том же цирке не появился знаменитый марсельский борец Огюст Робине. С его выступления начинается повальное увлечение борьбой.
К этому времени начинают циркулировать слухи о необыкновенном силаче с Литовского рынка. Им являлся сделавшийся ходячей легендой цирковой галерки и потом летних садов А.Ф. Трусов. Он был действительно очень сильным человеком, громадного роста, тяжелого веса, что позволяло в рекламах возводить его в «народные геркулесы». Патриотически настроенная к Литовскому рынку публика считала каждое поражение Трусова случайным, а долгое время каждый его выход сопровождался и аншлагами, и овациями. Особенно прогремел Трусов, когда борьба из цирка перешла летом в сады – Екатерингофский, Измайловский и в сад «Светлана» на Охте. Здесь вместе с Трусовым начали выступать механик Косинский, булочник Матюшенко, Альберт Оттерштейн (его афиши рекламировали «охотником на диких зверей»), крючник Фадеев, Тимофей Липанин (впоследствии «Тимоша Медведев») и атлет-борец поляк Козуляк. В том же году открылась в саду Егарева женская борьба, но успеха она не имела.
Публика, особенно «заборная» (то есть стоявшая за отгороженными местами для сиденья), реагировала на борьбу более горячо, чем цирковая. Поэтому борцы сделались героями сезона. Почти анекдотичным может казаться факт постановки специально для борьбы Козуляка с Матюшенко пьесы «Князь Серебряный» по роману Алексея Толстого. Сцену поединка между силачами из романа – опричником Хомяком и деревенским богатырем Митькой – приноровили к борьбе Козуляка, выступ